Бывальщины Сибирского казачества.

Больше
14 июль 2023 08:55 - 21 июль 2023 04:59 #47904 от аиртавич
В ЛАГЕРЯХ
I.
Поутру подъесаул (1) Панков 2-й заслушивал доклад сотенного вахмистра Тагильцева касательно выездки лошадей. Получалось, что нынешний наряд явился с составом лучше прежнего. Лишь у казака Емельянова лошадь начала носить, западать на повод. Однако по замене удил на строгие, сходнее подаётся на цуки. В карьер не пускали, приноравливая покуда легко менять аллюры, переходить с намёта на рысь, в шаг и к остановке.
- Следи, Ильич, чтоб и другие казаки резко не осаживали, - напомнил подъесаул, - ноги по дурости лошадям спортят.
- Не сумлевайтесь, Сергей Миколаич, - заверил служака, и продолжил, - на рубке лозы лошадь казака Лиморенки показала испуг…
- Какого Лиморенко? Не с Чалкарского? ФлангОвый (высокий), Петр, кажется…
- Так точно! Побежка, перемены – нечего сказать! А к станку набегать не хочет, как положено. Только к лозе, башку между колен норовит сунуть, вольтует вбок, навроде зайца скидывает. Петра из седла рази что не падает, но вера есть: приучим! Есть ещё пара-тройка скакунов со слабой спиной, оттого уклоняются от седловки, при посадке норовисты. Полагаю, по молодости коней. Немного обождать придётся, окрепнут в костяке, там видно станет. Встречаются щекотливые, но грех поправимый учением и практической ездой. Овсом и строгостью – выигрышное дело.
- На дыбки никто не вздёргивается, как тот раз? – построжал сотенный, напоминая позорный случай позапрошлого лета.
- Особо злонравных, поперешных (упрямых) нет, ваше благородие, - подтянулся вахмистр, - на сборном пункте поскандалил, заменили жеребчика с подозрением. Задом слабоват был и дёсны, ровно у барышни, извиняюсь, нежные. Токо жамнул их ногтем, он заерепенился, будто плёткой огрели. Знамо дело, бзыковатый, почему и забраковал, хотя старик орал дурниной, деньги, грит, спортил им…
- Смотри, чтоб не повторилось! Мне и того на пять лет стыдобы хватит, - всё ещё хмурился подъесаул.
Было от чего… На полковом смотре при смене аллюра лошадь из их полусотни вздёрнулась на дыбы, а при неудачной попытке казака осадить и вовсе перекинулась на спину. Строй смешался, впечатление и оценку от выездки получили из уст командующего полком уничтожающие: «Кабак!». Выяснилось: дёсны слабые, натягивание повода причиняло лошадке невыносимую зубную боль, она и запрокинулась,чтоб не терпеть, когда казак хотел быстро выправить хОду.
- Не извольте беспокоиться, вашбродь, догляжу, - вахмистр морщился от тех припоминаний и с обидой сносил неприятный разговор, - другие которые, лошади, стал быть, в обыкновении. Коих подъезживаем с дополнительными поводьями, чтоб башку не задирали, не мотали ей, ровно в степу, правильно ложились на оба повода…
- Ладно, достаточно, - остановил рапорт командир, - обрати внимание: в шеренгах, чтоб не мешкали, да не лепились одна к другой. В первом взводе замечал… Серый с лысиной, не знаю чей, язык перекидывает через удило. Пригоните уздечку, видать, подбор железа дурной. Когда у нас обучение плаванию?
- По третьей неделе, вашбродь. Лодки, верёвки имеются. Места приглядели на речке…
- Идёт, - согласился подъесаул раздумчиво, думая будто о другом.
Строгая казачья служба требовала много умений, гораздо больших, нежели в пехоте. Солдат, даже некулёмистый и к строю не шибко способный, всё же - человек по своей людской сути. Он понимает язык и запросы начальства, его растолковывания. В казачьих частях рядом с человеком учится лошадь – тварь бессловесная. Учится многим умениям. Незнание их или недолжное владение грозит гибелью её самой, а также всадника, его товарищей, ставит под угрозу успех дела.
Казачья лошадь обязана ложиться по команде хозяина, не бояться выстрелов, барабанного боя, резких сигналов трубы и прочих шумов войны, яростных стычек с пальбой в упор, с замахами блескучей стали, прогонистых пик. Добрый конь понимает аллюры, приноравливается к особым действиям в атаке, при обороне своего хозяина. Решительно прыгает через препятствия, ходит по пескам и грязи, снегу, по долинам и горам. Показывает всё своё умение в одиночку, в строю, в лаве, когда невольно заражается древними табунными инстинктами. А ещё он стоит как вкопанный без казака рядом, на заданном аллюре выводит на рубку, удар пикой. Качества ценнейшие! А ещё казачий конь умеет много терпеть. Ведь всякое случается в его строевой жизне. Ладно, на учёбе, когда лоза или мешки. Другое дело – в бою, когда с рассечённого вражеского тела брызжет на морду, одуряет пресным запахом человечья кровь. Пусть чужая, а всё - не водица. Или когда скручивает седло, валится на бок, пробитая пулей, ещё живая плоть бывшего хозяина. Казачий конь долго может стоять над трупом, плохо привыкает к другому седоку (2).
Оттого в сотнях конский состав учат основательно, пожалуй, требовательнее, чем людской. У подъесаула Панкова сие признают строгим правилом.
II.
На поляне, поросшей яруткой (пастушья сумка, трава), слышался конский перетоп, следом - истошный вопль и мат:
- Зашибу, сучий потрох, устосую, как Бог черепаху! – орал какой-то казак.
Вильнув меж берёзами, обогнув поросль щипиги, хорунжий на вороном карабаире (3) подъехал к сутолоке. Картина предстала занятная. В кругу лагерчан, – кто из них сидел в седле, кто стоял пеши с конями в поводах, - волочился на недоуздке гнедой брыкастой лошади приземистый станичник. Одной рукой тянул чембур, другой намахивался плетью, но не доставал за длинным ремнём, дальше скользил по траве раскоряченными ногами. Вскинув голову, прижав уши и ощеряясь, пятясь и всхрапывая, кобылка не давалась под злые замахи. Друзьяки яро подначивали служивого:
- Едак её, Мишкалей, ишь, взяла власть… Бей бабу молотом, станет золотом!
- Энто тебе не Апроська твоя, зыкнул – она и расшиперилась, гы-гы-гы.
- Иди в овин да шути один! Нашёлся тут…
- Ты грудя, грудя помни! Под хвостом пошшупай…
- Её кыргызы на кумыс доили, подойник возьми, может с титьками послушается.
Мишка от насмешек ерепенился того тошней, нешуточно кипел кровями.
- А ну, отставить! – выехал хорунжий на поляну, - что устроили?
Казаки подобрались, подскочил урядник:
- Так что, второй взвод, вашбродь, при учении конского состава команде «Ложись!».
- Вижу, какое «приучение», - прервал рапорт хорунжий, усмехаясь в усы.
- Норовистая, осмелюсь доложить, - объяснял урядник, принимая повод карабаира, - у других идёт, у Миш… У Шишменцова упёрлась!
Офицер приблизился к незадачливому казаку. Тот сумел обротать лошадь, доложился, кто он есть.
- Овса не выдавали? – хорунжий успел оглядеть скакунью: типичная киргизка, дикошарый неук, куплена по дешёвке, по всему, казак из бедной семьи.
- Как можно? – обиделся унтер.
- Покажи, что и как делаешь? – экзаменовал офицер.
- Дак, как все, ваш благородье господин хорунжий, - засопел Шишменцов.
- Делай, что велено, успокаивай коня и рассказывай.
Поскрёбывая шею кобылке, казак начал:
- Стою, стал быть, слева. Правой рукой через спину на той стороне беру повод короче. Нагинаюсь, левой рукой подымаю ей левую ногу, не мешкая, правой рукой тяну за повод сильней, навроде наваливаю лошадь на себя под команду: «Ляжь!».
- И что?
- Ни в какую, вашбродь! Уросливая, зараза, Кидает в сторону, плечо хватила пару раз…
- Теперь показывай, что говорил, - велел офицер, но переменил решение, - дай мне!
Кое-как успокоенная лошадь смирённо пошла на поводу. Сделав круга полтора по поляне, хорунжий остановился поодаль от замолкнувших казаков.
- Как зовут? – спросил негромко.
- Михал Петров Шишменцов, господин хорунжий! – обидчиво ответил Михаил.
- Да не тебя!
- Виноват, вашбродь! Лошадь имеет прозвание – Атайка, - поправился казак.
Для пущей доверительности офицер перезануздал, пальцы сунул под подпругу, оправил нагрудник, пахву под ласковый голос и неслышные для других слова. Лошадь внимала, прядая ушами слабее, уже не внюхиваясь тревожно в запахи чужой портупеи и сукна.
- Ногу дай, ногу, Атайка! – слегка ударял ладонью по бабке хорунжий после положенных движений с поводом.
Ученица переступила, но ногу дать послушалась не сразу. Попробовал правую, потом снова левую. Получалось с каждым разом лучше. Опять провёл по кругу. Теперь – самое трудное. С очередной попытки лошадка улеглась. Правда, с напряжённой шеей, готовая вскочить.
- Торбу давай, где? – тихо, но строго скомандовал хорунжий.
- Здеся, тут она, вашбродь, - шёпотом доложился Шишменцов.
- Не телись, навешивай!
Кобылка вмиг зашумела ячменём, прикрывая веки от удовольствия. Морда её будто выражала непосильные для животины слова упрёка: сразу бы сказали, что делать, а то бегают цельно утро, орут, дёргают… Шишменцов сидел на корточках, обихаживал гриву, подымал чёлку, чесал звёздочку на лбу Атайки. Она спокойно лежала, уминая фураж из торбы.
- Ногу не приучена сразу давать, - наставлял казака довольный офицер, - повод надо после ноги тянуть, а не до того.
- Это у ней завсегда, - охотно отвечал Шишменцов, - ваша правда! С ногой затыка. Видать, когда ковали впервой, кузнец мясо задел, она и помнит, трусится. Как чистить копыта иль рог срубать – маюсь.
- Учи чаще. Да не плетью и криком. Торбой…
- Так точно, вашбродь! Один бы совладал, да эти возгри шумят, смеются, я и вышел из расположения…
- Верно, - подтвердил Тагильцев, - учи детей без людей, а неук тожеть, навроде ребятёнка, потому я грю: конь мало смыслит, пока не воспитаешь.
Следом офицер приказал взводу показать приём. Справились. Лошадей без проволочек, не исключая Атайки, уложили всех. Хорунжий отъехал. Шишменцов закреплял уроки, поощряя лошадь сухариками и ласковым словом. Правду сказал вахмистр, без людей получалось сходнее.
- Навроде новенький? – интересовались казаки об офицере, - с Михайловского опять?
- Небось. Хотя от писаря звон слыхал, будто подпоручик гвардии, к нам назначен старшим помощником атамана Отдела, - набирая утерянную важность, отвечал унтер.
- Неужто того…
- Чего – того?
- Турнули, как пить дать, сами подпоручики оттель, поди, не уходят.
- Ты, Ефанов, языком не трепи! От мать согрешила, пустомелю родила! – построжал урядник окончательно, - чтоб более не слыхал! Взвод, в седло!
Обогнув сопку, битой дорогой казаки спустились к таловым зарослям Чаглинки. На речке ждало новое учение. Суженное русло имело здесь довольно твёрдое с окатистым берегом дно, а посерёдке, где лошадям не достать, оно илистое. Полоем там вырыло изрядный омут, он и представлял переправу. Приготовлены лодки с обучающими, разобрали потеси, верёвки.
По команде взводного урядника подвязывались как надо уздечки, чтоб и ногами не запутаться, и свобода была. Для страховки подвязывали верёвки или ремённые плетушки к кольцам уздечки. Концы принимал обучающий в лодке, которую ставили против течения. Следом заводили коней в воду. Тут свой порядок, его исполнять надо. По обыкновению лошади, теряя дно, поворачивали обратно. Тогда обучающий натягивал страховочные ремешки, не давая сплоховать. Как только лошадь выправится, тягу ослаблял вовсе. Коники выгребали свободно на искомый берег.
Сами казаки, кто разболокшись донага, кто в исподнем, плыли рядом с отданными поводами. Иные облокачивались правым локтем на холку коня пониже гривы, загребая левой. Кто совсем погружался сбоку, не выпуская, однако, повода уздечки в правой горсти и, стало быть, сохраняя возможность управлять конём на плаву.
- В омуте раков прорва! – и тут слышались солёные баутки лагерчан.
- Спужал…
- Я к тому, чтоб ты, Ермоша, кутак приберёг, не то причепится какая-нибудь рачиха…
- Нет! Рак клешнёй отсекёт, под корень, от зависти…
- А ну – отставить! Жеребцы, брехнёй команды забиваете…
Благополучно переправили несколько лошадей, сплавали обратно. Атайка, к гордости Шишменцова, показалась сразу и хорошо. Без страха вошла в реку, слушалась повода, спокойно взяла омут. Поначалу без седла, потом в полной справе. Как все. Тут, главное, стремена подвязать к путлищам, чтоб не болтались под водой при движении, не пугали.
Казаки сразу отучались от дурной мужичьей привычки держаться за хвост. И воды нахлебаешься, и конь плывёт без руля и ветрил, куда сам сжелает. Испугавшись чего-нибудь на том берегу, может повернуть назад. Попытки пресечь чреваты ненужной вознёй, неосторожными, приводящими к панике действиям. В боевой обстановке – это ух, как чревато!
Михаил гордился Атайкой, зато у Глазунова Сергея меринок артачился, фыркал, взмок с испуга до пены. У Николаева Ваньки – та же картина с маштачком (4): храпит, шары выворачивает наружу, будто волка чует… Глубже приплёска не идут, хоть убей!
Взводу пришлось повозиться с неуками. Меринка, потом маштачка по распоряжению урядника пускали в одиночку, первыми. Только на чембуре при лодке рядом. Остальных - следом, подгоняя ближе к опасливым. Другой раз, наоборот, заводили последними, когда взводный табун плыл к серёдке. Оставаясь одни на берегу, трусоватые коньки от нужды погружались. Боялись отстать или брали пример. Но когда других коней уводили за кусты и Глазунов с Николаевым пытались взять переправу поодиночке – поганая картина повторялась: кони их в воду не шли…
Чаглинка до вечера выслушивала крики, языкатые поддёвки, злые шлепки по мокрым крупам. А уж какого рясного и кудрявого мата понавесил взвод на черёмуху да талы – одна речка знает, не впервой ей… Наконец, сладили, переправлялись без уросов в полной седёльной упряжи. Без гвалта и лишней суеты. Как подобает в походе муштрованным казачьим строевикам.
III.
Роса давно сошла, солнце поднималось и припекало. Пора вершить покос на сегодня, но старик велел взять ещё круг. Сыновья матюгнулись про себя, зыркнув друг на друга, а громко не сказать – отец! Сердито, дольше обычного ширкали брусками по литовкам. Испив водицы, пошли, оставляя за собой млелые прокосы степного разнотравья.
На длинном угоре, через набитый телегами просёлок, ворошили волглую кошенину их бабы да две нанятые работницы. По валкам старик определял нынешный укос: добрый! Скопнить скорее, заметать в стог, тогда шабаш до Покрова. На санном пути свозить в село, набить сенники. А станет фарт, так и на ярмарку доставить возков несколько, рублики, чай, в большой семье ой как сгодятся.
Вдруг сделалось беспокойно – неявный тусень (5), грай не грай… Мерины у пароконной брички вздели головы, кобыла с жеребёнком вовсю прыгала к стану, звеня путами. Ничего, никого не видать, а не по себе, неясное предчувствие тревоги глыбко забирало нутро, порскнули по спине мурашки. Покидали косьбу христовы работнички, старик остановился, смотрит с-под руки на вершину увала, за которым чудилось робостное томление: да что там, язви в душу? Угадывались какие-то перетопы, намёки дорожной сутолоки, но без колёсного шума.
- Казаки! – крикнул самый глазастый из сыновей.
Точно. Колонной по три с гребня спускалась полусотня ермачей. Вот уж всем видно пику с косым сотенным значком, спустились ближе - наплечные козыри трубачей, галуны вахмистра, алые лампасы на синем сукне шаровар… Кованные копыта дробили битые колеи просёлка. Кое-где скрипнет ленчик или балбошка, звякнет мундштук, глухо стукнут ножны об стремя. Звуки, если по одному, слабые, а коли несколько сразу – уже тусень, слитный ропот. Кони яростно мотают головами вверх-вниз, секут хвостами от гиблого вихря паутов, сердито фыркают. Гнус, присмирев на ветерке, обдувающим вершину, на нижнем затишке навалился пуще некуда, мстит за простой.
Бабёнки, кроме старой крестьянки, вдруг засуетились ни с чего, перебежали дорогу к своим мужикам прям перед строем. Опёршись на черенки, крестьяне провожали взглядами нежданных путников.
- Спаси Христос вас, ребятушки! – приветствовал старик, осеняясь широким крестом, кланяясь в пояс.
Вахмистр козырнул в ответ, не снимая плети с руки. Кто из казаков вполоборота глянул. Кто, сняв фуражку, утирал лоб рукавом мокрой от пота зелёной гимнастёрки. Другие терпели молча, потому как - жара!
Так и разминулись, казаков скрыл за поворотом берёзовый колок.
- Суседи наши, ертавские. С Чаглинских лагерей вертаются, - пояснил старший сын.
- От кошомники (6), чё бы напрямки не ехать, по жаре кругом попёрлись? – подивился младший.
- Добрая дорога не всегда короткая, - раздумчиво ответил отец, - с Челкара аиртавичи по старому обычаю на северный берег валятся. Повдоль озера едут неторопко. Полуденная сторона через воду очень приглядна на вид. Горы, сосняк отражаются. Что тебе картина в лавке. Только без рамы. А перед станицей песню грянут – вобче красота! Отцы их, мальчонкой помню, езживали так, бывало и на войну, им-то зачем менять? Ладно, хватя языки чесать!
Косари собрались к балагану, переждать зной в холодке.
- Вот, тятя, что бы нам не в казаках жить? – подначил младший, когда сели в бричку, ему больше других дозволялось в разговорах с отцом, - гуляй себе с шашечкой! А тут паши, коси, убирай…
- Дурень ты, Венька (Вениамин), - усмехнулся старый крестьянин, - казаки не с пира вертаются, их в лагерях недели три, поди, жучили. Видал, у коней маклаки запали – скотина, а тоже досталось. А дома кто за них работу сделал? Никто! Теперь примутся ломить с зари дотемна, чтоб к зиме поспеть – не возрадуешься лампасам. Позавидовал, телок глупый!
IV.
Прав мудрый человече! Однако признать следует, что «глупое» мнение молодого пахаря имело распространение в известной среде общества. Некоторые путешественники формулировали его обосновываясь, например, на поверхностных характеристиках жизни городских казаков уездного Петропавловска. Зазорного нет, всякое бывает. Беда в том, что частности, дорожные и, в общем-то, беглые впечатления известных авторов, делаясь достоянием читательской аудитории, воспринимались авторитетными свидетельствами общего состояния дел. Человек один раз, проездом глянул на две-три семьи, увидел несколько сюжетов, не взял статистики, а, поди ж ты, уже и приговор готов. Быт всех поголовно петропавловских казаков трактуется неряшливым, не исключая убогой гигиены и нравственности. Находятся причины упадка: леность, неумение жить, душевная неразвитость и, - естественно, куда же без этого? – пьянство! Автор скользит по поверхности фактов, словно по синчику (молодому льду). Казаков, пишет, не мешало бы занять чем-нить полезным, избавить от губительного для них безделья. Дневниковые записи принимаются серьёзной научной статьёй! Каково?
Упрёки властям в излишнем потакании служивого сословия Сибири встречаются и при живописании степовых станиц кокчетавского Синегорья. Иногда с комплиментарными отсылками в адрес новоприбранных казаков из малороссов и мордвы. Они, дескать, выглядят привлекательнее, скорее обучаясь жить правильнее, привнося в новые порядки врождённые черты трезвости и чистоты жилищ. Понимай: великороссы погрязли…
Скажем так: во всех правилах есть исключения, но чтобы эти исключения делать правилом – такое недопустимо! Нельзя на основе случайных взоров на широкую палитру казачьей жизни, не удосужившись понять или хотя бы расспросить подробнее, делать обобщения, чеканить выводы. Это, мягко говоря, предосудительно. Сказать прямо: попахивает оговором. Много раз прав Молчалин у Грибоедова: злые языки страшнее пистолета!
- Истинно так, сударь! – подтвердил дивизионный контролёр надворный советник Михаил Витальевич Левин, - вы правы во многом, хотя отмечу: тема не сказать на каждый день, но нет-нет и всплывает на поверхность общественного мнения. Тогда приходится спорить…
С Левиным мы случайно оказались на дорожном станке станицы Щучинской. Только не попутчиками: надворному советнику править на Акмолинск, а мне, сотнику штаба округа, повезло больше: я возвращался из тех занесённых снегом и промороженных насквозь пространств сибирской и сейчас неуютной степи в цивилизованный Омск. Лошади на станке имелись, подорожные листы на руках, ездовые в порядке, не оказалось малости – погоды. Другой день властвовал буран. Перечить ему у нас некому…
Я попросил расширить разговор, на что мой дорожный знакомец ответил рассказом, навроде незамысловатой притчи.
- С год назад, об эту же пору, - начал Левин, - командование округа сделало проверку мобилизационных планов Первого военного отдела. На пути в Кокчетав встретился мне прелюбопытный ездовой, которого отрядили в станице Котуркульской. Куренёв Степан, кажись… Выехали поутру. Ночью выпал снег – не раскатишься, но казак уверял, что до Кокчетава к ночи, Бог даст, доставит. Пояснил: на тракте след намятый, покатим скорее.
Так вот, о жизни казачьей... Спрашиваю: как живётся в станице? Не жалуемся, отвечает. Слово за слово, разговорил его. Помогла фляжка, из которой мы ободрялись. Немало примечательного услышал, хотя, осмелюсь заявить, сибирского казака давно знаю.
Куренёв предстал бестией, талантлив, истинно. Беседу обратил в театральный этюд, не меньше!
- Мы, - то и дело оборачиваясь, оживлялся станичник, - бытуем припеваючи, коли не сказать – праздно! Малолеткой в подготовительном разряде до двадцати одного году – полное освобождение от натуральных и денежных повинностей. Стал быть, без лишней натуги! В полку отбыл четыре года – дают льготу на вторую и третью очереди. В лагеря когда-никогда попросят быть, в отряд заключат, по земской повинности позовут, отбыл – свобода. Отцы живали казачьим обыком доколе в силах, нам и того не оставили господа-начальство милосердное. Выключают в чистую отставку, правда, ежли сам не окочуришься прежде... Скажите: разве не счастливая юдоль, ваше степенство? Живём и радуемся! Иные со штанов норовят выпрыгнуть, н-да…
- Ну что же, - выслушав мои сомнения по поводу поголовной и сплошной радости, отвечал Куренёв, - вестимо, коня строевого на свой карман купить требуется, это рубликов шестьдесят, не меньше, седло, шашку, одёжу на зиму и лето, обувку такую же, подковы и прочую амуницию. Рубликов под двести выходит. Зато купил и снова гуляй! Денег нет – обчество выделит, отдел кредит даст - опять лафа казаку! Ну да, обучение малолетков в станице три года идёт, сказать, что баклуши бьют нельзя…
К примеру, второй год. Четыре раза за осень и зиму при форме молодёжь сбирается на недельные занятия с инструктором-урядником. Гимнастика для радости тела, знакомство с винтовочкой, с пешим строем. Для пущего интереса – седловка, посадка, рубка шашкой, действия с пикой. На деревянной лошадке, чтоб обвыкнуть. Трясутся над молодым казаком, ровно над дитём малым. Разве не благодать? – не приминул воскликнуть Куренёв в очередной раз, - молитву Господню, Десять заповедей, значение присяги, знамени полка, послушание начальству – само собой, вбивают в головушку. Заставляют выучить – то, правда, зато после – гуляй!
Слушая, как забивал мне баки тот лукавый вожатый, я уже, признаюсь вам, откровенно смеялся его прелестным словам. Это его ничуть не смущало и не останавливало. Встанем, хлебнём по стаканчику, да – поехали. Природа в Боровских горах – сами знаете. Зимой – Берендеево царство. Сказки казака, ей-ей, ложились к месту.
- А летом третьего года – совсем хорошо! – слегка пошевеливая вожжи, разглагольствовал он, - лагеря, свежий воздух, далёко от постылого хозяйства, где тятька и нужда дрючат. На цельный месяц воля. Воинская учёба в конном и пешем строю. Пострелять дают. В конце – скачки, джигитовка на призы. По молодости, прямо скажу, подфартило седло взять. Продал – форсу в нём много, косилку купил. Чем не жизня, барин?
Память, доложу вам, у моего ямщика оказалась замечательной. Представьте, декламировал стихи, молитвы, уставы цельными статьями! Ну а то, что при этом, как станичники говорят, подъелдыкивал, скоморошничал, если сказать по-нашему, так и пусть. Главное, слушателю шутливо-язвительный тон ухватить и принять предложенные рассказчиком правила игры.
- От тебя, дурака, это я свому неслуху, сыну, говорю, - наворачивал Куренёв, - за три года всего-то и требуют «сидеть твёрдо на коне, бойко управлять им, вспрыгивать без стремени на месте, доставать с земли на скаку предметы, исполнять правильно и ловко фланкировку пикой и рубку шашкой, скоро и ловко снимать с плеча винтовку и стрелять из неё по всем направлениям, прыгать на коне через ров и барьер, при этом делать эволюции, показывая ловкость и смелость». Почему не сделать таких малостей, за ради уважения и благодарности к правительству? Медведя цыгане танцевать научают, а тут – человек, хоть и малолетка, верно, вашбродь?
Лошади, почуя твёрдую дорогу, прибавили. Ездовой продолжал говорить околесицу, рассчитанную на уши городского барина, далёкого от знаний истинной жизнедеятельности казачества. Было любопытно: где станут пределы лукавых фантазий?
Далее вспомнил он, полагаю, личный опыт службы в полку первой очереди на просторах Туркестана. Расписывал тамошнее плодовое изобилие. Казаков, дескать, нарочно туда направляют, чтоб наелись дынь, шепталы всякой, персиков да урюков. Всё-таки не сдержавшись, спросил фантазёра: «Работать когда при столь продолжительных удовольствиях?». Он не полез за словом в карман: «А это мы ненароком, вашбродь!».
И вновь продолжил описывать прелести станичной жизни. Помахал казак шашечкой в лагере, пострелял, поездил с пикой, скажем, в апреле, а потом лошади выгонялись на траву, а служивые занимались пашней. В охотку, стал быть, соскучившись по земле. В начале июня правили на тактические занятия, месяца на полтора. Покончив, направлялись по домам, на покос. В августе хлеб убирали, молотили со средины сентября. Куренёв по обыкновению назвал это «отдыхом от службы». Следом – новая учёба. В конце октября отпускали на домашние работы. С февраля опять призывали учиться. «Вишь как ладно? – подытожил сказочник, - только тут впрягся – отдыхай, там натужился – говорят: переведи дух! Льготы за льготами, в очередь выстраиваемся!». Я, было, рассмеялся: «очередь, небось, за удовольствием?». «Едак, вашбродь, - лукавец не моргнул, - кажный же стремится долю ухватить, иные давятся, часто - безвременно».
Замолчал он вдруг, и надолго. Впрочем, мы выбрались на тракт, полозья завизжали на раскатах, где ветерок переметал позёмку. Кони сильно потянули лёгкие санки.
Закончив пересказ котурца, Левин обратился ко мне с мыслями о свойствах нашего сибирского народа.
- О тягостях казачьей жизни знаю не со слов. Довелось хватить и отрядной службы. В степи, в песках… Знаю, как плохо семьям, когда сыновья, братья, мужья служат, отвлекаются на сборы и прочие повинности. На недели, месяцы, годы. И служивому несладко. Прибудет из лагеря – засучай рукава, навёрстывай. Где бы раз вспотел, теперь приходится и два, и три. А нашим казакам, нестой того Куренёва, - хаханьки! Весёлое горе – про свою юдоль говорят. Подсмеиваются, притчи сочиняют. Другой бы завыл, кляня судьбину, а наши… Крепкий народец!
Конечно, мне нечего было возражать Михаилу Витальевичу. Сказано верно! И несерьёзный тон в суждениях вполне простителен. С шуткой о главном, о сокровенном говорят сильные люди. Разве не так?
1 – подъесаулы и войсковые старшины (вместо подполковников) в казачьих войсках появились после распоряжения военного министра от 19 августа 1886 г. Цитата: «Ввести чин подъесаула с служебными правами и внешними отличиями на эполетах и плечевых погонах присвоенными чину штабс-ротмистра и штабс-капитана армии и специальных войск».
2 – кавалерийские офицеры считали, что у казаков лошади плохо выезжены. Но тут другие причины. В кавалерии конь готов идти под любым седоком. У казаков конь штучный, вызжен под конкретного человека и им самим. Чужака терпит с трудом. Если терпит вообще.
3 - помесь аргамака с простой киргизской породой.
4 – малорослая крепкая статью лошадь.
5 – неясный шум, канун переполоха.
6 – прозвище сибирских казаков из-за приверженности их к кошме (войлоку).
Последнее редактирование: 21 июль 2023 04:59 от аиртавич.
Спасибо сказали: Patriot, Таран, bgleo, Нечай, nataleks, evstik, Полуденная, Margom127, 1968

Пожалуйста Войти или Регистрация, чтобы присоединиться к беседе.

Больше
22 сен 2023 09:14 #48039 от аиртавич
ПОСЛЕ ВЬЮГИ
За Федотом (2 марта ст.ст.) больше седмицы и кипело, и ревело, и валило, и мело. Сырым снегом снизу и сверху лепило подряд. Старые казаки вздыхали: худая примета, на Федота занос, стал быть, всё сено снесёт, травы долго ждать. Однако до весны следовало ещё дожить. Лютее двух или трёх предшествующих выдалась зимовка. Обязанностей никто не отменял – сдёрнула казаков служба…
Окромя как по ветру кони не шли, что ни делай. Да и всадникам не сходно: башлыки зашвыривало снегом, секло лица, слепило глаза. Потому и оказались чёрте где. На озере Ток-Тас, близ коего стояла неведомая казакам Банновка в три сотни дворов. Повезло: на ветряную мельницу наехали в белой мгле, а после заслышали колокол с церкви, которому надлежало гудеть при непогоде для бедующих путников. Ими оказался отряд казаков станицы Лобановской в зиму девятого года.
Расположились купно у справного Казыдуба. Сам хозяин – из крестьян местечка Еремеевка Золотоношского уезда Полтавской губернии. На порядок по леву руку стояли избы переселенцев из другой губернии - Екатеринославской. За десяток лет Банновка обжилась, наплод пошёл, душ в селе надбавилось тыщи до полторы. Детва – вся местная, стал быть, уроженцы-сибиряки Тургайской области Николаевского (Кустанайского) уезда Фёдоровской волости. Говорок сказывается, а лад в семьях скрозь русачий.
Кто присвистнул, кто крякнул из ермачей, впервые услышав, куда их прижало бураном. Надо же! Из дому правились на Якши, оттуда взяли на Сандыктавскую, ан ветрюга с северо-востока дунул и погнал по степи перекати-полем. В противоположную, получилось, сторону. Не зацепились, разминулись с большим селом Кийминское, Ишим где-то по перемётам проскочили. Эва, куда прибило!
Банновцы не серчали на свалившийся постой, наоборот. В дедах-прадедах они сами, оказалось, из сечевых козаков, славного запорожского помесу. Оттого у некоторых и фамилии будто только что с самой Хортицы взятые. Казыдуб тот же, через проулок – семья Бычехвиста Трофима. На задах по другому порядку – Непыйпиво. Средь казаков в отряде аиртавичей насыпано, челкарцев с украинскими корнями. Да и лобановские встречаются. С Харьковщины, со Старобелья. Хозяева пили, поминая прошлое, гости во здравие настоящего не отставали.
Выставляли ради случайных гостей запеканку. То добра водка, пся крев! – восхитился бывший литвин Соколовский. Ещё бы! Тройной перегонки, настоянная в печи с мёдом и пряностями в наглухо запечатанном тестом горшке пилась вольно, потребна ко здоровью, неприметно шибала с ног, оставляя голову светлой. А дух – на всю улицу…
Добре зимогорили станичники. В какой-то вечер в потёртом мундире, кабы ещё не николаевских времён, и в столь же ветхой бескозырке к ватаге дозволил быть крепко седой человек.
- Сторонься, ермачи, крупа прёть, - пьяненько предупредил Мирон Николаев, - кабы сейчас во фрунт нам не скомандовали…
- Откуда будешь, куцый капитан ощипанной команды? - обернулся к служивому Петьша Корниенко.
- А ну, не скальте зубы, - осадил урядник Терентий Чукреев, - разуйте шары: кто стоит перед вами…
За столом притихли, которые готовились взять на зубок очередную подковырку, осадились. На груди солдата отсвечивал знак отличия военного ордена – «георгий».
Подойдя к столу, окинув глазом и распознав погоны Чукреева, пристукнул каблуками, выпрямился, сколь можно, под рукой у фуражки:
- Так что, имею господин урядник, доложить: крепости Тургайской (1) бомбардир-фейверкер Овсов Авдей сын Фирсов! В полной отставке…
Чукреев козырнул, обнялись по-простому. Фирсыч скоро уже сидел меж казаков, которые теребили старого служаку расспросами о степном крае и житье-бытье в Тургайской степи.
Чтоб не скиснуть – играли песни. Лиморенко и здесь отличился запевальным голосом. И хотя сам уже был внуком казачьим, истым сибирцем, но хохлацкие песни баушки и деда добре помнил. Затягивал, другие подхватывали. И про зелёный гай, и про Галю молодую, про ещё что-то щемящее из далёкой и навсегда покинутой «неньки». Гарно спивали, до слёз. Братались вечной дружбою, «люди русськии»…
В Сибири многое свершается медленно, тягуче, а бывает – вдруг! Пригорюнились, на неделю застряли! А на другие сутки – Бог смилостивился: разом стишало в степи, однако к ночи вызвездило и такой хряпнул кок-коковень, такой взялся морозяка – сороки падали. Коней не зануздывали – железные удила липли даже к языку! Опасались, что оттепельный снег закуёт противным для конских ног чарымом (наст, пробиваемый копытом и режущий ноги), но обошлось, льда не случилось, плотные сугробы пробивались без ранений. Староста отговаривал ехать – от вьюги, грит, Бог миловал, так и от лютого холода не спрячешься, окромя жилья людского. Его тут – реденько, в здешней степи. Дороги заметены – коням по брюхо намело плотного снега, через дыхалки холод в нутро напустится, бездорожье сил лишит - вёрст на десять хватит, не более, тогда уже никакой костерок не согреет, не подживит. Знали про то и сами отрядные, да трогать надо. Службы без риску не бывает…
Пока то-сё - к Власию, аккурат, вновь отпустило. Дунул сыроватый южак, обмякла колючая стынь, завиднелись, наконец, талы и камыш на озёрном берегу, распахнулись дали. Наутре отряд выбросился на отдохнувших конях за околицу, у шести ветряков дали прощальный залп в знак благодарности и ушли на северо-восток в надежде разглядеть к вечеру синеющую бровку Якшинских сопок. Далее по Бурлукам – раздвинутся места уже исконно свои, родчие. Дома потеряли, все жданки проели…
1 – основана генералом от инфантерии В.А.Обручевым в 1845 г. как Оренбургское укрепление для борьбы с мятежом К.Касымова. С 1868 г. – город Тургай при реке того же названия. В гарнизоне стояло помимо армейских частей 2 сотни оренбургских казаков. В советское время – отдалённый райцентр одноимённой области.
Спасибо сказали: Таран, bgleo, nataleks, evstik, Полуденная, лариса21, Redut

Пожалуйста Войти или Регистрация, чтобы присоединиться к беседе.

Больше
05 дек 2023 07:11 - 22 дек 2023 17:20 #48366 от лариса21
Спасибо огромное, читаю с удовольствием! Некоторые моменты помню от своей бабушки. Уважаемый Аиртавич, не было ли у вас в Лобаново родственников? Моя бабушка Косарева Агриппина Андреевна, её мама Савельева Ирина Никифоровна, дед Савельев Никифор Никанорович. Все жители станицы Лобановской. Кем были эти Савельевы? В вашем рассказе много есть о Савельевых, но этих имен не было. Может что- то знаете?

Я попыталась фото вставить, там дед Савельев Никифор Никанорович с семьёй. Если заинтересуетесь, я скажу их имена. Моя почта Этот адрес электронной почты защищён от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Это сообщение содержит прикрепленные изображения.
Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь, чтобы увидеть их.

Последнее редактирование: 22 дек 2023 17:20 от bgleo.
Спасибо сказали: Patriot, bgleo, Нечай, Alexandrov_2013, аиртавич, Viacheslav, Margom127

Пожалуйста Войти или Регистрация, чтобы присоединиться к беседе.

Больше
05 дек 2023 14:14 #48368 от аиртавич
Уважаемая Лариса21! Увы, родственников среди лобановских Савельевых на моей памяти не припоминаю. Скорее всего однофамильцы либо очень давняя родня. Мало что о них знаю. Впрочем, как и по родне. Родословной глубоко не занимался. Другим был долго и долго занят.
Спасибо сказали: bgleo, Нечай

Пожалуйста Войти или Регистрация, чтобы присоединиться к беседе.

Больше
08 дек 2023 12:44 #48377 от лариса21
Может и не родня, но спасибо за ваши рассказы, окунаюсь в атмосферу наших станиц, в моё лобановское детство. Пишите ещё. Успехов вам!!!!
Спасибо сказали: аиртавич

Пожалуйста Войти или Регистрация, чтобы присоединиться к беседе.

Больше
22 дек 2023 09:08 #48411 от аиртавич
Кажись всё… Тиражом 100 экз. издана книга Валерия Савельева «Весёлое горе. Бывальщины сибирских казаков», Принт, г.Волгоград, 2023 г. Твёрдая обложка, 895 стр. По сути – это сборник из 5 частей: «Весёлое горе», «Если тебя я не встречу», «Когда мы были на войне», «Пала-припала», «Миниатюры». Для тех, кого заинтересует вопрос приобретения… Себестоимость 1 экз. книги с доставкой по России составила 1300 руб. В том числе: 1000 руб. – издательские расходы + оформление обложки и рисунки; 300 руб. – услуги почты (упаковка, доставка).
Спасибо сказали: bgleo, sibirec, Куренев, Нечай, evstik, Полуденная, Redut

Пожалуйста Войти или Регистрация, чтобы присоединиться к беседе.

Больше
27 дек 2023 09:24 - 27 дек 2023 20:28 #48416 от аиртавич
Вот так выглядит книга. Обращайтесь на электронную почту: Этот адрес электронной почты защищён от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.


Это сообщение содержит прикрепленные изображения.
Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь, чтобы увидеть их.

Последнее редактирование: 27 дек 2023 20:28 от bgleo.
Спасибо сказали: bgleo, Куренев, Нечай, evstik, Margom127, лариса21, Redut, aksenov007

Пожалуйста Войти или Регистрация, чтобы присоединиться к беседе.

Больше
03 фев 2024 07:57 - 04 фев 2024 13:55 #48523 от evstik
Получил, Читаю запоем! Поражен глубинными знаниями жизни станичников и самобытного казачьего "просторечья". Спасибо, Валерий Николаевич! Ваша книга встала на полочку в ряд с другими любимыми в моей библиотечке по истории СКВ.

Это сообщение содержит прикрепленные изображения.
Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь, чтобы увидеть их.

Последнее редактирование: 04 фев 2024 13:55 от evstik.
Спасибо сказали: bgleo, Куренев, Нечай, аиртавич

Пожалуйста Войти или Регистрация, чтобы присоединиться к беседе.

Больше
04 фев 2024 19:04 #48527 от Куренев
Получил и я книгу Валерия Николаевича,спасибо.
Настоящая энциклопедия жизни и быта сибирского казачества,написана ярко,живо и красочно,так как и говорили наши ушедшие уже славные предки-казаки Сибири.Прошло много времени с тех пор,поменялись русла рек,а многие из них и совсем обмелели,стали ниже сопки стоящие посреди степей и вроде бы само время покрывает своим саваном память о них,но нет-книги подобные этой не дадут стереть память о славных воинах и хлеборобах,истинных собирателей и охранителей
земли матушки России.
Спасибо за книгу дорогой Валерий Николаевич и доброго Здравия.

Пелым-д.Куренева-Оренбург-кр.Чебаркульская-Пресноредутъ-кр.Пресногорьковская-ст.Атбасарская-ст.
Котуркульская --- Этот адрес электронной почты защищён от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
Спасибо сказали: bgleo, Нечай, evstik, аиртавич

Пожалуйста Войти или Регистрация, чтобы присоединиться к беседе.

Больше
09 март 2024 17:29 - 22 март 2024 04:26 #48601 от аиртавич
После бани
Был где-то 75-й год. Я уже жил в райцентре. Женат. В родимую станицу тянуло безысходно, а тут – очередной и законный повод: баня. У Василия Макаровича по случаю есть рассказ «Алёша Бесконвойный». У нас с тятей выходило схоже. Момент соблюдали. И традиции. Вечерять после знойного пара и снеговой осадки садились благоговейно. Распаренные, в чистом, наперёд широкие к добру и всему на свете, которое шевелится и трепещет любящей кровью.
Эпиграфом звучала тятина присказка: Суворов сказывал, что портянки продай, а чарку после бани выпей! Мама поощрительно, что в огромную редкость, глядела как отец доставал с подлавки первую бутылку «Экстры», распечатывал отчётливо и, не спеша, заслуженно наливал. «Дай Бог не последняя» - напутствовал глава семьи, поднимая стакашек. Мы были трое в такие вечера. Я впитывал, казалось, вечность…
После ужина молодые силы вскипали, звали по неостывшей памяти, неутолканной прыти. «Пройдусь» - объяснял я понимающим взглядам матери и кивку тяти. Уходил в совхозный клуб. И заставал прежнюю грустную и нежеланную унылость. Которая – поди ж ты! – томила вдали от неё и - звала. Зачем? Прочие усмехнутся, но мы-то знали невесёлый ответ…
Огромный зал. Казачонком помнил его битком набитым на новогодних вечерах, на прочих праздниках… Гудела в подобающих случаях бывшая станица, жил народ. Сейчас – пусто, гулко. Раздолбанные шары на зелёном сукне чуждого здесь бильярда, одинокий теннисный стол в другом углу, гектар немытого пола…
Не встречая и не глядя, кто явился, на скрип входной двери тётя Тамара – наш завклуб ставит на много вытерпевший проигрыватель дежурную пластинку с голосом певицы Ненашевой. Для меня правдоподобно звучало: «словно с времён тех дальних»…Я только теперь осознаю протяжённость. Тех времён, тех лет… Но и тогда висела в воздухе терпкая тоска предчувствия.
Зима, неуют помещения, уязвлённая бытом хозяйка «очага культуры» - оба мы, не сознающие до конца бесприютность взаимного одиночества, после дежурного приветствия как-то сразу надоели себе. Молчали. Взнявшиеся на пути к клубу искры вдохновения угасали во мне, настроение осыпалось серым пеплом, меньше и меньше верилось в «белую лебедь, подругу весны».
Послонявшись, не дождавшись партнёров во всех смыслах, подаюсь обратно на улицу. Даже выпить не с кем. Ушёл в другие двери. Через помпезный, а теперь никому не нужный парадный холл с отгороженным углом для билетной кассы. Помню, стояли с мамой в очереди на киевских артистов, дающих в Аиртаве классическую «Наталку-Полтавку». Было же, было…
Мороз подтягивал, весна по сибирским привычкам запаздывала и в тот год. Чихать! Меня вновь распирало молодое здоровье. Оставив неуютные огни, правлюсь по слегка забытому адресу. Один порядок, третий, пора сворачивать, где, удивясь, обрадуются.
И вдруг останавливаюсь. Взошла луна. Свет её залил дорогу впереди, она засверкала. Миг достоин божественности! Я был один в ранней ночи, и путь мой блистал. Пусть это был всего лишь лёд, но свет завораживал, и как много обещала такая дорога. Не мог я вильнуть. Даже по ярому зову плоти. Это, наверное, грезило предательством. Я чувствовал, что должен быть там, где меня сильнее ждали, любили искренне, и зашагал к дому. По зову сердца. Не свернул.
И дорога согласно сияла…
Последнее редактирование: 22 март 2024 04:26 от аиртавич.
Спасибо сказали: bgleo, Куренев, Нечай, evstik, Alexandrov_2013, Margom127

Пожалуйста Войти или Регистрация, чтобы присоединиться к беседе.