- ФОРУМ
- ИСТОРИЯ СИБИРСКОГО КАЗАЧЬЕГО ВОЙСКА
- ОБЩАЯ ИСТОРИЯ СИБИРСКОГО КАЗАЧЬЕГО ВОЙСКА
- ПЕРЕСЕЛЕНЦЫ В СОСТАВЕ СИБИРСКОГО КАЗАЧЬЕГО ВОЙСКА
ПЕРЕСЕЛЕНЦЫ В СОСТАВЕ СИБИРСКОГО КАЗАЧЬЕГО ВОЙСКА
- otetz007
- Автор темы
- Не в сети
Меньше
Больше
- Сообщений: 2317
- Репутация: 80
- Спасибо получено: 3607
09 апр 2013 02:52 #13157
от otetz007
В конце XIX – начале ХХ вв. одним из источников пополнения сибирского казачества были донские казаки-переселенцы. Причинами переселения части казаков в восточные регионы страны, проводимого правительством с начала 1880-х гг., являлись аграрная перенаселенность казачьих войск юга России и осложнение политической ситуации на ее восточных рубежах. Однако правительственная материальная помощь полагалась только переселенцам, направлявшимся на Дальний Восток. Казаки, стремившиеся осесть в Степном крае, перебирались на новые места без каких-либо пособий, на свой страх и риск. В 1890 г. 16 семей таких переселенцев – 65 донских казаков из станиц Еланской, Милютинской, Усть-Медведицкой, Чернышевской и Калитвенской – с разрешения администрации Сибирского казачьего войска основали в районе станицы Усть-Каменогорской новый поселок – Донской.
Порядок перехода казака из одного войска в другое регламентировался специальным законом – «Положением о службе казаков вне своих войск, о выходе из войскового сословия и о зачислении в оное», утвержденным 19 января 1883 г. Выполнение ряда обязательных условий, установленных им, могло отсрочить переселение на неопределенный срок. Так, для получения согласия станичного общества на «увольнение» из войска, казак должен был отказаться от пользования земельным паем, выполнить лежащие на нем земские повинности, материально обеспечить находившихся на его иждивении родственников, если они оставались в войске, представить приемный приговор общества, в которое он намерен был вступить и др. Окончательное решение о переселении принималось войсковым наказным атаманом по согласованию с администрацией того войска, в которое желал перевестись казак. Однако начальство Донского войска далеко не всегда удовлетворяло подобные ходатайства, отказывая просителям «…впредь до разрешения высшим правительством казачьего переселенческого вопроса». Поэтому донские казаки нередко пытались переселиться в Степной край самовольно.
Показательной в этом отношении является история переселения в Сибирское казачье войско казаков станицы Ермаковской. В октябре 1892 г. 35 семей казаков этой станицы (251 чел. об. пола) направили в войсковое хозяйственное правление Сибирского войска прошения о зачислении их в состав последнего. «Причины, побудившие нас к перечислению из своего места жительства в Сибирское казачье войско, заключаются, главным образом, в недостаточности земель, угодий, в ежегодных неурожаях, последствием чего является голодуха и невозможность заняться хозяйством», – писали они. В ожидании ответа некоторые из ермаковцев продали свои дома и большую часть имущества. Решение вопроса затянулось почти на год, и когда им «не из чего стало жить», часть семей весной 1893 г. самовольно отправилась в Семипалатинскую область. Однако, незадолго до этого, в феврале 1893 г., областное правление войска Донского категорически запретило своим казакам самовольные переселения как в Сибирское, так и в другие казачьи войска, заявив, что лица, нарушившие запрет, будут принудительно возвращены на родину.
В октябре 1893 г. по требованию атамана 1 округа войска Донского 3 семьи самовольных переселенцев (20 чел. об. п.) были арестованы Павлодарским уездным начальником для отправки на Дон этапным порядком. Отчаявшиеся казаки отправили телеграммы на имя наследника цесаревича и императрицы с просьбой приостановить их высылку до весны. Высылка была приостановлена. В январе 1894 г. по соглашению войсковых наказных атаманов Донского и Сибирского казачьих войск эти семьи были все-таки оставлены на новом месте. Чтобы это решение не выглядело «потворством своеволию», населению Области войска Донского было еще раз объявлено, что впредь все самовольные переселенцы в Степной край будут возвращаться на Дон по этапу и нести ответственность по всей строгости законов. Донские казаки из станицы Ермаковской основали в Сибирском войске поселок с таким же названием, в котором к началу 1900 г. проживало уже 49 семей переселенцев. В 1894 г. выходцы с Дона образовали еще один казачий поселок – Азовский. К началу 1916 г. к этим трем поселениям было причислено более 680 чел. муж. пола.
Донцы селились не только отдельными поселками. Небольшими группами и отдельными семьями они водворялись и среди сибирских казаков. Например, в станице Пьяноярской осели казаки Семенов, Самсонов, Гусев из донской станицы Пятиизбяной, в поселке Тигирецком Чарышской станицы – казак Евсиков из станицы Голубинской и др.
Следует отметить, что поселения донских переселенцев в Усть-Каменогорском уезде Семипалатинской области стали одним из центров войскового старообрядчества. Большинство их жителей принадлежало к числу «раздорников» – приемлющих священство староверов, отказавшихся в свое время поддержать стремление Московской старообрядческой архиепископии найти компромисс с официальной православной церковью.
На рубеже веков войсковая администрация неоднократно отмечала необходимость дальнейшего увеличения казачьего населения Сибирского войска «посредством зачисления в его состав переселенческого элемента», что было обусловлено несколькими причинами. Во-первых, войско испытывало серьезный недостаток молодых казаков для комплектования первоочередных полков. Начальство было вынуждено ежегодно отправлять в строевые части всех без исключения казаков, достигших призывного возраста, не предоставляя никому из них льгот по семейному или имущественному положению. Мобилизация 1900 года подтвердила существовавшую в Сибирском войске нехватку казаков строевого разряда. Несмотря на призыв всех годных к службе казаков от 21 года до 38 лет, было сформировано на две сотни меньше, чем полагалось. Во-вторых, невысокие темпы прироста казачьего населения не давали возможности сократить объем земских повинностей, приходившихся на каждого казака. Поэтому всякая попытка увеличения численности сибирского казачества за счет переселенцев была весьма желательной.
В начале ХХ в. число казаков, стремившихся переселиться в Сибирское войско, резко возросло. С соответствующими просьбами к его начальству обращались отдельные лица, товарищества и даже целые общества из Донского, Кубанского, Терского, Уральского казачьих войск. Однако войсковая администрация, к этому времени уже не имевшая возможности обеспечить полными 30-десятинными наделами даже своих казаков, в большинстве случаев была вынуждена отказывать просителям.
Решение проблемы войсковой наказной атаман Сибирского войска генерал от кавалерии Е.О. Шмидт видел в создании новых казачьих поселений в Зайсанском крае и в южной части Усть-Каменогорского уезда Семипалатинской области. Данная мера, во-первых, позволила бы надежно прикрыть государственную границу с Китаем, и, во-вторых, дала бы «…возможность устроить казаков Донского и других казачьих войск, которые ныне, сроднившись с казачьей службой, категорически отказываются от зачисления их в крестьянское население». По некоторым данным, новые станицы вместе с уже существующими там поселениями сибирских казаков должны были образовать четвертый военный отдел Сибирского войска. Однако по ряду причин, и, прежде всего – из-за отсутствия в этом районе свободных войсковых и государственных земель, этот проект не был реализован.
С уважением,
Андрей Иванов
С.М.Андреев
Омск, Омская академия МВД России
ДОНСКИЕ ПЕРЕСЕЛЕНЦЫ В СОСТАВЕ СИБИРСКОГО КАЗАЧЕСТВА
В: Российское казачество: проблемы истории и современность (к 310-й годовщине Кубанского казачьего войска): Матер. Всерос. науч.-практ. конф. – Краснодар, 2006. – С. 20-23
[/b]Омск, Омская академия МВД России
ДОНСКИЕ ПЕРЕСЕЛЕНЦЫ В СОСТАВЕ СИБИРСКОГО КАЗАЧЕСТВА
В: Российское казачество: проблемы истории и современность (к 310-й годовщине Кубанского казачьего войска): Матер. Всерос. науч.-практ. конф. – Краснодар, 2006. – С. 20-23
В конце XIX – начале ХХ вв. одним из источников пополнения сибирского казачества были донские казаки-переселенцы. Причинами переселения части казаков в восточные регионы страны, проводимого правительством с начала 1880-х гг., являлись аграрная перенаселенность казачьих войск юга России и осложнение политической ситуации на ее восточных рубежах. Однако правительственная материальная помощь полагалась только переселенцам, направлявшимся на Дальний Восток. Казаки, стремившиеся осесть в Степном крае, перебирались на новые места без каких-либо пособий, на свой страх и риск. В 1890 г. 16 семей таких переселенцев – 65 донских казаков из станиц Еланской, Милютинской, Усть-Медведицкой, Чернышевской и Калитвенской – с разрешения администрации Сибирского казачьего войска основали в районе станицы Усть-Каменогорской новый поселок – Донской.
Порядок перехода казака из одного войска в другое регламентировался специальным законом – «Положением о службе казаков вне своих войск, о выходе из войскового сословия и о зачислении в оное», утвержденным 19 января 1883 г. Выполнение ряда обязательных условий, установленных им, могло отсрочить переселение на неопределенный срок. Так, для получения согласия станичного общества на «увольнение» из войска, казак должен был отказаться от пользования земельным паем, выполнить лежащие на нем земские повинности, материально обеспечить находившихся на его иждивении родственников, если они оставались в войске, представить приемный приговор общества, в которое он намерен был вступить и др. Окончательное решение о переселении принималось войсковым наказным атаманом по согласованию с администрацией того войска, в которое желал перевестись казак. Однако начальство Донского войска далеко не всегда удовлетворяло подобные ходатайства, отказывая просителям «…впредь до разрешения высшим правительством казачьего переселенческого вопроса». Поэтому донские казаки нередко пытались переселиться в Степной край самовольно.
Показательной в этом отношении является история переселения в Сибирское казачье войско казаков станицы Ермаковской. В октябре 1892 г. 35 семей казаков этой станицы (251 чел. об. пола) направили в войсковое хозяйственное правление Сибирского войска прошения о зачислении их в состав последнего. «Причины, побудившие нас к перечислению из своего места жительства в Сибирское казачье войско, заключаются, главным образом, в недостаточности земель, угодий, в ежегодных неурожаях, последствием чего является голодуха и невозможность заняться хозяйством», – писали они. В ожидании ответа некоторые из ермаковцев продали свои дома и большую часть имущества. Решение вопроса затянулось почти на год, и когда им «не из чего стало жить», часть семей весной 1893 г. самовольно отправилась в Семипалатинскую область. Однако, незадолго до этого, в феврале 1893 г., областное правление войска Донского категорически запретило своим казакам самовольные переселения как в Сибирское, так и в другие казачьи войска, заявив, что лица, нарушившие запрет, будут принудительно возвращены на родину.
В октябре 1893 г. по требованию атамана 1 округа войска Донского 3 семьи самовольных переселенцев (20 чел. об. п.) были арестованы Павлодарским уездным начальником для отправки на Дон этапным порядком. Отчаявшиеся казаки отправили телеграммы на имя наследника цесаревича и императрицы с просьбой приостановить их высылку до весны. Высылка была приостановлена. В январе 1894 г. по соглашению войсковых наказных атаманов Донского и Сибирского казачьих войск эти семьи были все-таки оставлены на новом месте. Чтобы это решение не выглядело «потворством своеволию», населению Области войска Донского было еще раз объявлено, что впредь все самовольные переселенцы в Степной край будут возвращаться на Дон по этапу и нести ответственность по всей строгости законов. Донские казаки из станицы Ермаковской основали в Сибирском войске поселок с таким же названием, в котором к началу 1900 г. проживало уже 49 семей переселенцев. В 1894 г. выходцы с Дона образовали еще один казачий поселок – Азовский. К началу 1916 г. к этим трем поселениям было причислено более 680 чел. муж. пола.
Донцы селились не только отдельными поселками. Небольшими группами и отдельными семьями они водворялись и среди сибирских казаков. Например, в станице Пьяноярской осели казаки Семенов, Самсонов, Гусев из донской станицы Пятиизбяной, в поселке Тигирецком Чарышской станицы – казак Евсиков из станицы Голубинской и др.
Следует отметить, что поселения донских переселенцев в Усть-Каменогорском уезде Семипалатинской области стали одним из центров войскового старообрядчества. Большинство их жителей принадлежало к числу «раздорников» – приемлющих священство староверов, отказавшихся в свое время поддержать стремление Московской старообрядческой архиепископии найти компромисс с официальной православной церковью.
На рубеже веков войсковая администрация неоднократно отмечала необходимость дальнейшего увеличения казачьего населения Сибирского войска «посредством зачисления в его состав переселенческого элемента», что было обусловлено несколькими причинами. Во-первых, войско испытывало серьезный недостаток молодых казаков для комплектования первоочередных полков. Начальство было вынуждено ежегодно отправлять в строевые части всех без исключения казаков, достигших призывного возраста, не предоставляя никому из них льгот по семейному или имущественному положению. Мобилизация 1900 года подтвердила существовавшую в Сибирском войске нехватку казаков строевого разряда. Несмотря на призыв всех годных к службе казаков от 21 года до 38 лет, было сформировано на две сотни меньше, чем полагалось. Во-вторых, невысокие темпы прироста казачьего населения не давали возможности сократить объем земских повинностей, приходившихся на каждого казака. Поэтому всякая попытка увеличения численности сибирского казачества за счет переселенцев была весьма желательной.
В начале ХХ в. число казаков, стремившихся переселиться в Сибирское войско, резко возросло. С соответствующими просьбами к его начальству обращались отдельные лица, товарищества и даже целые общества из Донского, Кубанского, Терского, Уральского казачьих войск. Однако войсковая администрация, к этому времени уже не имевшая возможности обеспечить полными 30-десятинными наделами даже своих казаков, в большинстве случаев была вынуждена отказывать просителям.
Решение проблемы войсковой наказной атаман Сибирского войска генерал от кавалерии Е.О. Шмидт видел в создании новых казачьих поселений в Зайсанском крае и в южной части Усть-Каменогорского уезда Семипалатинской области. Данная мера, во-первых, позволила бы надежно прикрыть государственную границу с Китаем, и, во-вторых, дала бы «…возможность устроить казаков Донского и других казачьих войск, которые ныне, сроднившись с казачьей службой, категорически отказываются от зачисления их в крестьянское население». По некоторым данным, новые станицы вместе с уже существующими там поселениями сибирских казаков должны были образовать четвертый военный отдел Сибирского войска. Однако по ряду причин, и, прежде всего – из-за отсутствия в этом районе свободных войсковых и государственных земель, этот проект не был реализован.
С уважением,
Андрей Иванов
Спасибо сказали: Светлана, Татиана, lubango6, Нечай, elnik, аиртавич, Viktor у этого пользователя есть и 2 других благодарностей
- otetz007
- Автор темы
- Не в сети
Меньше
Больше
- Сообщений: 2317
- Репутация: 80
- Спасибо получено: 3607
09 апр 2013 03:08 #13159
от otetz007
Со времени создания в 1808 г. Сибирское линейное казачье войско постоянно нуж-далось в увеличении своего строевого состава. Однако закон указывал лишь два воз-можных источника его пополнения: естественный прирост и добровольное зачисление в состав войска казахов и калмыков. Поэтому вплоть до второй половины 1840-х гг., несмотря на заинтересованность в увеличении численности казаков, войсковое началь-ство было вынуждено отказывать представителям податного населения и, в первую очередь, государственным и горнозаводским крестьянам, в зачислении в казачье сосло-вие. Исключения были крайне редки и допускались только в том случае, когда санк-ционировались верховной властью. Так, в 1829 г. лишь Высочайший указ поставил точку в тянувшемся несколько лет деле о зачислении крестьянина Григория Бабаков-ского с сыновьями в «казачье звание» и решил его в пользу крестьянина 1.
Впервые вопрос о необходимости значительного механического увеличения чис-ленности сибирского казачества был поднят в начале 1836 г. генерал-майором В.И. Гурко, ревизовавшим Сибирское войско. Содержание с 1824 г. казачьих отрядов во внешних округах Омской области резко увеличило объем служебных обязанностей войска и требовало облегчения тяжести военной службы линейных казаков. Одной из мер, направленных на это, по мнению Гурко, должно было стать увеличение их чис-ленности за счет части местных крестьян2. Его предложение было поддержано генерал-губернатором Западной Сибири князем П.Д. Горчаковым, начавшим работу по разра-ботке проекта нового положения о Сибирском линейном казачьем войске.
Записка Горчакова, в которой речь, в частности, шла о необходимости зачисления в войсковое сословие нескольких тысяч государственных крестьян Тобольской и Том-ской губерний, чьи селения располагались в районе пограничных линий чересполосно с казачьими поселками, получила одобрение Николая I.
Предварительно П.Д. Горчаков предполагал зачислить в войско 1020 семей госу-дарственных крестьян, живших в 22 деревнях, «сопредельных с казачьими станицами» (Ишимский округ – 10 деревень и 1857 душ м. п., Омский округ – 10 деревень и 1272 душ м. п., Бийский округ – 2 деревни и 160 душ м. п. Всего – 3289 душ м. п.). Часть этих селений, формально относившихся к Ишимскому округу Тобольской губернии, находилась в так называемой «залинейной» местности, т.е. за пограничной линией, в Киргизской степи. Например, деревни Кривоозерная и Архангельская находились в по-луверсте за линией, Миролюбовская – в версте, Новомихайловская – в полутора вер-стах, Курганская и Большевознесенская – в 5 верстах, Боголюбовская – в 11, Надежная (Надеждинская) – в 15, а Троицкая – даже в 25 верстах за пограничной линией. Подле-жащие зачислению в войско деревни Омского и Бийского округов, именовавшиеся по названиям казачьих редутов и форпостов, вблизи которых они возникли (Устьзаостров-ская, Ачаирская, Изылбашская, Черлаковская, Старосемипалатинская и др.), располага-лись непосредственно на Иртышской линии3.
Обсуждая механизм осуществления этой меры с министром государственных иму-ществ, генерал-губернатор Западной Сибири так обосновывал ее принудительный ха-рактер: «Испрашивать же на то согласия обывателей, кажется мне, в сем случае излиш-ним. (…) Не подлежит сомнению, что большая часть желающих перейти на новые мес-та для избежания поступления в казаки потерпит значительные для себя убытки более по прихоти, чем для существенной себе пользы. Что же касается до опасения устра-шить новых пришельцев и тем остановить полезное переселение казенных крестьян из внутренних губерний, то пример 3000 душ, раскинутых на пространстве 2000 верст и водворенных большею частью за пограничной чертою, не дойдет даже до их сведения, а тем менее представит зловредные последствия, … если новые пришельцы как бы в поощрение другим будут изъяты из общего распоряжения»4.
Крестьяне оседали в районе пограничных линий достаточно давно. Указом Прави-тельствующего Сената от 10 апреля 1822 г. было разрешено переселение крестьян «в прилинейные местности, годные для хлебопашества». Например, в 1826-1827 гг. на землях Петропавловского внутреннего округа Омской области водворилось 1325 душ м. п. – государственных крестьян из Воронежской, Пензенской, Курской, Орловской и Слободскоукраинской губерний, основавших деревни Казанка, Усердная, Богатая, Ми-хайловская, Надеждинская, Вознесенская, Боголюбовская, Миролюбовская, Архангель-ская. К 1847 г. в районе Пресногорьковской линии чересполосно с казачьими крепо-стями и редутами и в Киргизской степи существовало уже 27 крестьянских поселений, в которых проживало 4078 душ м.п.5.
Однако, если первоначально П.Д. Горчаковым предполагалось зачислить в войско государственных крестьян 22 деревень, то в подготовленном в 1846 г. законопроекте речь шла о более значительном числе обращаемых в казаки: в войсковое сословие должны были войти крестьяне 42 селений (5380 чел. м. п.).
Заинтересованный в их скорейшем зачислении в войско, Горчаков ходатайствовал перед министерством государственных имуществ о переходе крестьян в ведение вой-скового начальства до 6 декабря 1847 г. – официальной даты введения в действие ново-го закона. Однако в этом случае государственная казна теряла более 22 тыс. рублей, которые в виде окладных платежей должны были выплатить крестьяне в 1847 г. (на крестьянскую душу мужского пола приходилось от 3 руб. 93,5 коп. до 4 руб. 10 коп.). Поэтому причитавшиеся с крестьян платежи за 1847 год П.Д. Горчаков соглашался взыскать с помощью войскового начальства. Необходимость осуществления этой меры подкреплялась им и аргументами иного свойства. Он не исключал возможности того, что подлежащие зачислению в войско крестьяне, формально оставаясь до 6 декабря 1847 г. в ведении гражданских властей, перестанут им повиноваться.
Инициатива Горчакова была поддержана Николаем I. В апреле 1847 г. при рассмот-рении вопроса о сроках вхождения этих крестьян в состав войска он распорядился «…передать (их – С.А.) теперь же и прекратить все сборы податей».
В этом же году в состав 1-го полка было включено 10 крестьянских деревень Кур-ганского и Ишимского уездов (1220 чел. м. п.), в 3-й полк – 11 деревень Ишимского уезда (1676 чел. м. п.), в 4-й полк – 7 деревень Ишимского и Омского уездов (827 чел. м. п.), в 5-й полк – 5 деревень и 6 крестьянских селений при казачьих редутах (1457 чел. м.п.), в 6-й полк – 1 деревня (31 чел. м.п.), в 7 полк – 1 деревня и крестьянское се-ление при казачьем редуте (169 чел. м.п.). Зачисленные в 1847 г. в Сибирское войско около 14 тыс. государственных крестьян об. п. составили более 21% всего его населе-ния 6.
Если главными целями первого массового зачисления крестьян в Сибирское войско являлась необходимость ликвидации чересполосности и создания единого массива вой-сковых земель, а также некоторого ослабления напряженности казачьей службы, то по-следующие подобные мероприятия были направлены правительством преимуществен-но на военно-хозяйственную колонизацию Киргизской степи.
Для создания сети казачьих поселений в степи уже в первой половине 1840-х гг. была переселена часть казаков 1-го, 2-го, 3-го и 4-го полков (поселения Акмолинское, Атбасарское, Кокчетавское, Улутавское), во второй половине 1840-х гг. – почти все ка-заки 9-го полка с Кузнецкой линии (поселения при укреплениях Аягузском, Кокпек-тинском, Копальском) 7. Однако, по мнению П.Д. Горчакова, двух полков «…для обра-зования русского населения в Киргизской степи» было недостаточно. Поэтому по его инициативе в 1848 г. было принято решение о переселении в степь в 1849-1850 гг. 3600 малороссийских казаков, государственных крестьян Оренбургской и Саратовской гу-берний (1200 семей), желающих войти в состав войскового сословия. Из этих пересе-ленцев предполагалось сформировать впоследствии новый казачий полк.
Будущим казакам предоставлялся ряд пособий и льгот. Со стороны правительства им полагалось: путевое пособие до мест водворения по 7 коп. в сутки на каждую душу, пособие на строительство жилья по 30 руб. и приобретение скота и лошадей по 25 руб. на семейство, с них слагались все недоимки по податям и земским повинностям. В те-чение двух лет переселенцы обеспечивались продовольствием. Со стороны войска им выделялось зерно для посева с возвратом его через 3 года, отводилось на каждую муж-скую душу по 30 десятин земли, а также предоставлялась отсрочка от службы в течение двух лет со времени прибытия в новые поселения.
Командованием Отдельного Сибирского корпуса планировалось основать 12 новых поселений, расположенных двумя группами на юго-запад и юго-восток от Кокчетава. В каждую новую станицу предполагалось направить по 300 крестьян-переселенцев муж-ского пола.
Весной 1849 г. началось переселение в Сибирское линейное казачье войско кресть-ян из Мензелинского, Оренбургского, Челябинского, Уфимского, Бугульминского и Бузулукского округов Оренбургской губернии (шесть партий из 150 семей, 1335 чел. об. п.) и Новоузенского округа Саратовской губернии (13 партий из 321 семьи, 2533 чел. об. п.). Крестьяне-переселенцы были поселены в шести новых станицах: Котур-кульской, Аиртавской, Лобановской, Арык-Балыкской, Нижне-Бурлукской, Акан-Бурлукской. В 1850 г. из Старобельского округа Харьковской губернии в Сибирское войско двумя партиями отправились 153 семьи переселенцев (1304 чел. об. п.). Они были направлены как в уже существующие, так и в новые станицы – Щученскую, Чал-карскую, Имантавскую, Зерендинскую, Верхне-Бурлукскую, Якши-Янгизставскую. По-следние партии государственных крестьян из Европейской России переселились в рай-он новых станиц Сибирского войска в 1851 г. Все 5 партий формировались из крестьян Кузнецкого округа Саратовской губернии. Более 200 семей будущих казаков (1997 душ об. п.) были распределены по всем 12 поселениям 8. По данным войскового правления, за 1849-1851 гг. в войско было зачислено 7169 крестьян-переселенцев об. п., из них – 3852 чел. м. п., т.е. больше на 252 чел., чем было определено законом.
Политика военно-хозяйственной колонизации Киргизской степи, начатая князем П.Д. Горчаковым, была продолжена сменившим его в 1851 г. на посту генерал-губернатора Западной Сибири генерал-лейтенантом Г.Х. Гасфордом.
В начале 1854 г. он разработал план колонизации Заилийского края. Г.Х. Гасфорд был убежден, что содержания здесь одного военного отряда было недостаточно для за-крепления этих территорий за Россией. Для этого, по его мнению, требовалось «…увеличение не столько числа строевых казаков, сколько всей массы русского насе-ления для развития земледелия, горной и другой промышленности». Поэтому он пред-лагал создать в Заилийском крае постоянные поселения с русским, преимущественно казачьим, населением.
Новые поселения предполагалось основать на реках Алматы, Лепсе и Карабулаке, куда кроме части казаков 6, 7, 8 и 9 полков должны были переселиться с зачислением в казачье сословие 500 крестьянских семей из Европейской России 9. Им планировалось предоставить те же льготы, что и переселенцам 1849-51 гг. Через два года из новоиспе-ченных казаков предполагалось сформировать 2,5 конных сотни.
Ознакомившись с предложениями генерал-губернатора Западной Сибири, министр государственных имуществ граф П.Д. Киселев выразил сомнение в том, что крестьяне из Европейской России добровольно согласились бы переселиться «…в столь отдален-ный и малоизведанный край с зачислением в войско, об обязанностях которого они не имеют понятия». Поэтому он высказался за привлечение для переселения в Заилийский край крестьян сибирских губерний, которые «…приобвыкли к климату и знакомы с ме-стными отношениями».
Однако Г.Х. Гасфорд не был уверен в действенности подобного решения. По его мнению, в Западной Сибири нельзя было найти достаточного числа желающих пересе-литься, так как сибирские крестьяне, «…пользуясь раздольно землями и угодьями, до-вольно счастливы своим бытом». Поэтому он предложил использовать в качестве ко-лонизационного ресурса сосланных в Сибирь по приговорам обществ и по воле поме-щиков, а также ссыльнопоселенцев.
Николай I поддержал инициативу Гасфорда по основанию русских поселений в Заилийском крае, но высказался против привлечения для этого ссыльнопоселенцев, так как «…непосредственное соприкосновение преступников и туземцев может дать сим последним весьма невыгодное мнение о нравственности русского народа», а также и то, что предстоящее соседство с ссыльнопоселенцами «…может уменьшить или даже со-всем уничтожить охоту других лиц к переселению». Поэтому водворяться в новых по-селениях должны были «охотники» из сибирских крестьян. Лишь в случае их недостат-ка разрешалось привлекать часть сосланных на житье в Сибирь по приговорам обществ и по воле помещиков, так как их наказание трактовалось как исправительное, а не как уголовное. Если лиц и этой категории было бы недостаточно, то для переселения в Заи-лийский край разрешалось вызывать крестьян из Европейской России 10.
Крестьян-переселенцев было предписано собирать в течение 1855 г. в станицах войска, а весной 1856 г. несколькими партиями по 50-100 семей отправлять на места нового водворения. 200 семей следовало направить для поселения на р. Алматы, еще 200 семей – на р. Лепсу, 100 семей – на р. Карабулак. К концу 1855 г. о своем желании переселиться в Заилийский край заявили 444 семьи сибирских крестьян: из Туринского округа – 8 семей, из Тюменского – 57, из Ишимского – 12, из Ялуторовского – 178, из Курганского – 4, из Тарского – 12, из Омского – 118, из Каинского – 12, из Бийского – 43 11.
В апреле 1858 г., когда после двухгодичной льготы началось зачисление переселен-цев на службу, в станице Алма-Атинской проживало 195 семей бывших крестьян и 11 семей солдат регулярной армии, которым также был разрешен переход в казачье сосло-вие (1593 чел. об. п.), в станице Верхне-Лепсинской – 169 крестьянских и 17 солдат-ских семей (1288 чел. об. п.), в станице Урджарской – 71 крестьянская семья (490 чел. об. п.), в станице Сарканской – 12 крестьянских и 1 солдатская семья (139 чел. об. п.), в новом поселении на р.Или – 8 крестьянских семей (49 чел. об. п.). Всего в этих поселе-ниях числилось 484 зачисленных в казачье сословие семьи (3559 чел. об. п.).
В ноябре 1856 г. Гасфорд направил военному министру записку с обоснованием необходимости дальнейшего увеличения русского населения в Семиреченском и Заи-лийском краях. Для основания новых поселений на реках Или и Коксу, которые позво-лили бы контролировать торговые пути из Кульджи и Ташкента, он предложил допол-нительно вызвать 300 семей «охотников» из числа крестьян Западной Сибири с зачис-лением их в казаки. Еще 100 семей сибирских крестьян – потенциальных казаков, он предполагал поселить около ряда пикетов, расположенных на дороге, соединяющей Заилийский край с Иртышской линией. Новые переселенцы должны были получить те же льготы и пособия, что и их предшественники.
Кроме этого Гасфорд поставил вопрос об «усилении вооруженного народонаселе-ния» по р. Иртышу от Семипалатинска до Китайской границы. В связи с этим он считал необходимым причислить к 8-му полку Сибирского войска расположенные между ка-зачьими поселениями вдоль Иртыша деревни горного ведомства (Убинская, Зевакин-ская, Березовская, Красноярская, Глубокая, Прапорщикова, Верхне-Ульбинская, Мака-рова и Бураковская), в которых числилось 2983 чел. м. п. Вместо этих деревень, по мнению Гасфорда, можно было передать горному ведомству несколько деревень госу-дарственных крестьян, проживавших в Бийском, Барнаульском или в Кузнецком окру-гах 12.
12 марта 1857 г. Сибирский комитет нашел «полезным и необходимым» предложе-ние генерал-губернатора Западной Сибири о дополнительном переселении 400 семей сибирских крестьян в Семиреченский и Заилийский края с зачислением их в казаки и одобрил его. Александр II утвердил это решение 25 марта 1857 г.
Другой проект Г.Х. Гасфорда остался нереализованным, так как министр импера-торского двора категорически отказался передавать в Сибирское войско заводских кре-стьян, которые, по его словам, «…составляли лучшую часть народонаселения горного округа». Следующим веским аргументом против предложения Гасфорда было то, что в районе этих деревень впоследствии могли быть найдены новые рудные месторождения, и Алтайское горное правление неизбежно столкнулось бы с серьезными трудностями в их разработке, так как «заключающие их земли отойдут в казачье ведомство».
Необходимого числа «охотников» для переселения среди сибирских крестьян в этот раз не нашлось, поэтому генерал-губернатор Западной Сибири решил использовать ряд мер принудительного характера. По его инициативе Сибирский комитет принял Высо-чайше утвержденное 19 апреля 1858 г. решение о выселении в Киргизскую степь с за-числением в казаки прибывающих в сибирские губернии самовольных переселенцев. Из числа самовольных переселенцев, уже живущих в Западной Сибири, подлежали вы-селению только те, которые «…не приобрели еще прочной оседлости». Так, предписа-нием генерал-губернатора в июне 1860 г. в степь была направлена 21 семья крестьян (135 чел. об. п.) из губерний Европейской России, самовольно поселившихся в Смолен-ской волости Бийского округа Томской губернии. Весной 1861 г. было начато пересе-ление 42 семей самовольных переселенцев (251 чел. об. п.) из Томского, Мариинского, Каинского округов Томской губернии. Всем им были предоставлены льготы и пособия, положенные переселяемым в Семиреченский и Заилийский края 13.
12 апреля 1859 г. было Высочайше утверждено решение Сибирского комитета, поддержавшего предложение Г.Х. Гасфорда о переселении в Киргизскую степь с за-числением в казачье сословие сибирских крестьян за неплатеж податей и недоимки свыше размера годового оклада.
Последний случай массового принудительного зачисления крестьян в Сибирское войско произошел в ходе его реформы в 1861 году, когда наряду с городовыми казака-ми и женатыми нижними чинами 7-го и 8-го сибирских линейных батальонов в войско-вое сословие вошли 859 крестьян м. п. Канонирской волости Семипалатинского уезда Томской губернии (деревни Канонирская, Большая и Малая Владимирские, Бишкуль-ская и Аккульская), 250 семей крестьян-переселенцев, направлявшихся в Восточную Сибирь, но по Высочайшему повелению оставленных в Западной Сибири. Из их числа должны были формироваться Семипалатинский и Заилийский пешие казачьи полуба-тальоны. Эти крестьяне были зачислены в казаки против своей воли, и «…хотя в под-чинении себя казачьему начальству сначала оказывали противодействие, но принятыми мерами строгости были удержаны в этом новом сословии». Вскоре выяснилось, что эта мера была преждевременной. Сменивший Г.Х. Гасфорда на посту генерал-губернатора Западной Сибири генерал-лейтенант А.О. Дюгамель и члены комитета по подготовке нового положения о войске не видели нужды в формировании новых пеших полуба-тальонов. По их мнению, в случае необходимости 8-й и 10-й полковые округа вместе с конными полками могли выставить и пешие казачьи команды. В итоге эти полубаталь-оны так и не были созданы, и в ноябре 1871 г. казаки станицы Канонирской и ее высел-ков (более 2 тыс. чел. об. п.) были исключены из войскового сословия и вновь перечис-лены в государственные крестьяне 14.
В последующие десятилетия зачисление крестьян в войско было исключительно добровольным и не носило массового характера.
Утвержденное 5 июля 1880 г. «Положение о военной службе казаков Сибирского казачьего войска» увеличило численность казаков, выставляемых войском при мобили-зации (с 8200 до 8940 нижних чинов). Однако вскоре выяснилось, что для формирова-ния частей военного времени числившихся в войске казаков строевого разряда (от 21 до 33 лет) было не достаточно. При мобилизации войсковому начальству пришлось бы привлекать для комплектования полков казаков запасного разряда (от 34 до 38 лет) или же старший возраст приготовительного разряда (20-летние казаки). По сведениям во-енного министерства, для полного укомплектования частей по штатам военного време-ни в Сибирском войске в 1882 г. не хватало 1819 казаков строевого разряда (20% от числа, определенного законом) 15. Вследствие этого войсковая администрация была за-интересована в зачислении в казачье сословие разночинцев, и, как могло, поощряло это. Однако в 1870-80-е гг. лишь немногие из правительственных и самовольных пере-селенцев в Киргизскую степь соглашались связать свою жизнь с казачьим войском, так как потенциальные выгоды от получаемых ими прав и привилегий далеко не всегда могли полностью компенсировать все тяготы казачьей службы. Например, за 1874-1879 гг. в состав войска было зачислено лишь 1771 чел. (т.е. в среднем по 295 чел. в год), что составило 6% от общего числа прибывших в войско за этот период 16.
Пока в Сибирском войске сохранялось относительное многоземелье, войсковое на-чальство шло на зачисление в казачье сословие не только отдельных лиц или семей, но и целых групп переселенцев. Именно таким путем в 1894 г. были образованы новые ка-зачьи поселки, названия которых – «Таврический» и «Полтавский» – напоминали о местах выхода крестьян-переселенцев (примечательно, что у Военного совета, прини-мавшего решение по этому вопросу, не было уверенности в наличии в войске доста-точного количества удобных земель для этих поселений, и войсковому начальству пришлось убеждать его членов в обратном) 17. Переселенцы-полтавчане, прибывшие на участок, отведенный им ранее в присутствии их доверенных лиц, признали его неудоб-ным и отказались селиться на нем. Позже они были устроены на государственных зем-лях при Иртыше. В 1900 г. на этом участке пожелала водвориться с зачислением в ка-зачье сословие другая партия переселенцев из Полтавской губернии. К началу 1903 г. в основанном ими поселке проживало 280 чел. об. п.
В начале ХХ в. число разночинцев, стремившихся переселиться в Сибирское вой-ско, возросло. Однако войсковая администрация к этому времени уже не имела воз-можности обеспечить полными 30-десятинными наделами даже своих казаков, и по-этому в большинстве случаев была вынуждена отказывать просителям. Лишь в некото-рых случаях, когда поселковые общества соглашались принять в свои ряды новых чле-нов, войсковой наказной атаман санкционировал их зачисление в казачье сословие. На-пример, в 1907 г. именно таким образом состав казачьего населения пос. Медвежьего был пополнен 45 крестьянскими и мещанскими семьями 18.
Таким образом, крестьянство, как сибирское, так и из Европейской России, было одним из главных источников формирования сибирского казачества, особенно во вто-рой половине 1840-х – начале 1860-х гг. На рубеже веков большая часть выходцев из крестьян – казаков лишь во втором-третьем поколении – проживала в казачьих поселе-ниях Кокчетавского и Петропавловского уездов Акмолинской области. Не случайно именно здесь, по наблюдениям многих современников, сохранялось то, что они назы-вали «мужичеством» (элементы крестьянского быта, склонность к земледельческому труду и т.д.) и что отличало бывших крестьян от «природных» казаков.
С уважением,
Андрей Иванов
С.М.Андреев
КРЕСТЬЯНСТВО КАК ИСТОЧНИК ФОРМИРОВАНИЯ СИБИРСКОГО
КАЗАЧЕСТВА
В: Катанаевские чтения: Мат-лы VI всерос. науч.-практ. конф. Омск, 2006. С. 209-218.
[/b]КРЕСТЬЯНСТВО КАК ИСТОЧНИК ФОРМИРОВАНИЯ СИБИРСКОГО
КАЗАЧЕСТВА
В: Катанаевские чтения: Мат-лы VI всерос. науч.-практ. конф. Омск, 2006. С. 209-218.
Со времени создания в 1808 г. Сибирское линейное казачье войско постоянно нуж-далось в увеличении своего строевого состава. Однако закон указывал лишь два воз-можных источника его пополнения: естественный прирост и добровольное зачисление в состав войска казахов и калмыков. Поэтому вплоть до второй половины 1840-х гг., несмотря на заинтересованность в увеличении численности казаков, войсковое началь-ство было вынуждено отказывать представителям податного населения и, в первую очередь, государственным и горнозаводским крестьянам, в зачислении в казачье сосло-вие. Исключения были крайне редки и допускались только в том случае, когда санк-ционировались верховной властью. Так, в 1829 г. лишь Высочайший указ поставил точку в тянувшемся несколько лет деле о зачислении крестьянина Григория Бабаков-ского с сыновьями в «казачье звание» и решил его в пользу крестьянина 1.
Впервые вопрос о необходимости значительного механического увеличения чис-ленности сибирского казачества был поднят в начале 1836 г. генерал-майором В.И. Гурко, ревизовавшим Сибирское войско. Содержание с 1824 г. казачьих отрядов во внешних округах Омской области резко увеличило объем служебных обязанностей войска и требовало облегчения тяжести военной службы линейных казаков. Одной из мер, направленных на это, по мнению Гурко, должно было стать увеличение их чис-ленности за счет части местных крестьян2. Его предложение было поддержано генерал-губернатором Западной Сибири князем П.Д. Горчаковым, начавшим работу по разра-ботке проекта нового положения о Сибирском линейном казачьем войске.
Записка Горчакова, в которой речь, в частности, шла о необходимости зачисления в войсковое сословие нескольких тысяч государственных крестьян Тобольской и Том-ской губерний, чьи селения располагались в районе пограничных линий чересполосно с казачьими поселками, получила одобрение Николая I.
Предварительно П.Д. Горчаков предполагал зачислить в войско 1020 семей госу-дарственных крестьян, живших в 22 деревнях, «сопредельных с казачьими станицами» (Ишимский округ – 10 деревень и 1857 душ м. п., Омский округ – 10 деревень и 1272 душ м. п., Бийский округ – 2 деревни и 160 душ м. п. Всего – 3289 душ м. п.). Часть этих селений, формально относившихся к Ишимскому округу Тобольской губернии, находилась в так называемой «залинейной» местности, т.е. за пограничной линией, в Киргизской степи. Например, деревни Кривоозерная и Архангельская находились в по-луверсте за линией, Миролюбовская – в версте, Новомихайловская – в полутора вер-стах, Курганская и Большевознесенская – в 5 верстах, Боголюбовская – в 11, Надежная (Надеждинская) – в 15, а Троицкая – даже в 25 верстах за пограничной линией. Подле-жащие зачислению в войско деревни Омского и Бийского округов, именовавшиеся по названиям казачьих редутов и форпостов, вблизи которых они возникли (Устьзаостров-ская, Ачаирская, Изылбашская, Черлаковская, Старосемипалатинская и др.), располага-лись непосредственно на Иртышской линии3.
Обсуждая механизм осуществления этой меры с министром государственных иму-ществ, генерал-губернатор Западной Сибири так обосновывал ее принудительный ха-рактер: «Испрашивать же на то согласия обывателей, кажется мне, в сем случае излиш-ним. (…) Не подлежит сомнению, что большая часть желающих перейти на новые мес-та для избежания поступления в казаки потерпит значительные для себя убытки более по прихоти, чем для существенной себе пользы. Что же касается до опасения устра-шить новых пришельцев и тем остановить полезное переселение казенных крестьян из внутренних губерний, то пример 3000 душ, раскинутых на пространстве 2000 верст и водворенных большею частью за пограничной чертою, не дойдет даже до их сведения, а тем менее представит зловредные последствия, … если новые пришельцы как бы в поощрение другим будут изъяты из общего распоряжения»4.
Крестьяне оседали в районе пограничных линий достаточно давно. Указом Прави-тельствующего Сената от 10 апреля 1822 г. было разрешено переселение крестьян «в прилинейные местности, годные для хлебопашества». Например, в 1826-1827 гг. на землях Петропавловского внутреннего округа Омской области водворилось 1325 душ м. п. – государственных крестьян из Воронежской, Пензенской, Курской, Орловской и Слободскоукраинской губерний, основавших деревни Казанка, Усердная, Богатая, Ми-хайловская, Надеждинская, Вознесенская, Боголюбовская, Миролюбовская, Архангель-ская. К 1847 г. в районе Пресногорьковской линии чересполосно с казачьими крепо-стями и редутами и в Киргизской степи существовало уже 27 крестьянских поселений, в которых проживало 4078 душ м.п.5.
Однако, если первоначально П.Д. Горчаковым предполагалось зачислить в войско государственных крестьян 22 деревень, то в подготовленном в 1846 г. законопроекте речь шла о более значительном числе обращаемых в казаки: в войсковое сословие должны были войти крестьяне 42 селений (5380 чел. м. п.).
Заинтересованный в их скорейшем зачислении в войско, Горчаков ходатайствовал перед министерством государственных имуществ о переходе крестьян в ведение вой-скового начальства до 6 декабря 1847 г. – официальной даты введения в действие ново-го закона. Однако в этом случае государственная казна теряла более 22 тыс. рублей, которые в виде окладных платежей должны были выплатить крестьяне в 1847 г. (на крестьянскую душу мужского пола приходилось от 3 руб. 93,5 коп. до 4 руб. 10 коп.). Поэтому причитавшиеся с крестьян платежи за 1847 год П.Д. Горчаков соглашался взыскать с помощью войскового начальства. Необходимость осуществления этой меры подкреплялась им и аргументами иного свойства. Он не исключал возможности того, что подлежащие зачислению в войско крестьяне, формально оставаясь до 6 декабря 1847 г. в ведении гражданских властей, перестанут им повиноваться.
Инициатива Горчакова была поддержана Николаем I. В апреле 1847 г. при рассмот-рении вопроса о сроках вхождения этих крестьян в состав войска он распорядился «…передать (их – С.А.) теперь же и прекратить все сборы податей».
В этом же году в состав 1-го полка было включено 10 крестьянских деревень Кур-ганского и Ишимского уездов (1220 чел. м. п.), в 3-й полк – 11 деревень Ишимского уезда (1676 чел. м. п.), в 4-й полк – 7 деревень Ишимского и Омского уездов (827 чел. м. п.), в 5-й полк – 5 деревень и 6 крестьянских селений при казачьих редутах (1457 чел. м.п.), в 6-й полк – 1 деревня (31 чел. м.п.), в 7 полк – 1 деревня и крестьянское се-ление при казачьем редуте (169 чел. м.п.). Зачисленные в 1847 г. в Сибирское войско около 14 тыс. государственных крестьян об. п. составили более 21% всего его населе-ния 6.
Если главными целями первого массового зачисления крестьян в Сибирское войско являлась необходимость ликвидации чересполосности и создания единого массива вой-сковых земель, а также некоторого ослабления напряженности казачьей службы, то по-следующие подобные мероприятия были направлены правительством преимуществен-но на военно-хозяйственную колонизацию Киргизской степи.
Для создания сети казачьих поселений в степи уже в первой половине 1840-х гг. была переселена часть казаков 1-го, 2-го, 3-го и 4-го полков (поселения Акмолинское, Атбасарское, Кокчетавское, Улутавское), во второй половине 1840-х гг. – почти все ка-заки 9-го полка с Кузнецкой линии (поселения при укреплениях Аягузском, Кокпек-тинском, Копальском) 7. Однако, по мнению П.Д. Горчакова, двух полков «…для обра-зования русского населения в Киргизской степи» было недостаточно. Поэтому по его инициативе в 1848 г. было принято решение о переселении в степь в 1849-1850 гг. 3600 малороссийских казаков, государственных крестьян Оренбургской и Саратовской гу-берний (1200 семей), желающих войти в состав войскового сословия. Из этих пересе-ленцев предполагалось сформировать впоследствии новый казачий полк.
Будущим казакам предоставлялся ряд пособий и льгот. Со стороны правительства им полагалось: путевое пособие до мест водворения по 7 коп. в сутки на каждую душу, пособие на строительство жилья по 30 руб. и приобретение скота и лошадей по 25 руб. на семейство, с них слагались все недоимки по податям и земским повинностям. В те-чение двух лет переселенцы обеспечивались продовольствием. Со стороны войска им выделялось зерно для посева с возвратом его через 3 года, отводилось на каждую муж-скую душу по 30 десятин земли, а также предоставлялась отсрочка от службы в течение двух лет со времени прибытия в новые поселения.
Командованием Отдельного Сибирского корпуса планировалось основать 12 новых поселений, расположенных двумя группами на юго-запад и юго-восток от Кокчетава. В каждую новую станицу предполагалось направить по 300 крестьян-переселенцев муж-ского пола.
Весной 1849 г. началось переселение в Сибирское линейное казачье войско кресть-ян из Мензелинского, Оренбургского, Челябинского, Уфимского, Бугульминского и Бузулукского округов Оренбургской губернии (шесть партий из 150 семей, 1335 чел. об. п.) и Новоузенского округа Саратовской губернии (13 партий из 321 семьи, 2533 чел. об. п.). Крестьяне-переселенцы были поселены в шести новых станицах: Котур-кульской, Аиртавской, Лобановской, Арык-Балыкской, Нижне-Бурлукской, Акан-Бурлукской. В 1850 г. из Старобельского округа Харьковской губернии в Сибирское войско двумя партиями отправились 153 семьи переселенцев (1304 чел. об. п.). Они были направлены как в уже существующие, так и в новые станицы – Щученскую, Чал-карскую, Имантавскую, Зерендинскую, Верхне-Бурлукскую, Якши-Янгизставскую. По-следние партии государственных крестьян из Европейской России переселились в рай-он новых станиц Сибирского войска в 1851 г. Все 5 партий формировались из крестьян Кузнецкого округа Саратовской губернии. Более 200 семей будущих казаков (1997 душ об. п.) были распределены по всем 12 поселениям 8. По данным войскового правления, за 1849-1851 гг. в войско было зачислено 7169 крестьян-переселенцев об. п., из них – 3852 чел. м. п., т.е. больше на 252 чел., чем было определено законом.
Политика военно-хозяйственной колонизации Киргизской степи, начатая князем П.Д. Горчаковым, была продолжена сменившим его в 1851 г. на посту генерал-губернатора Западной Сибири генерал-лейтенантом Г.Х. Гасфордом.
В начале 1854 г. он разработал план колонизации Заилийского края. Г.Х. Гасфорд был убежден, что содержания здесь одного военного отряда было недостаточно для за-крепления этих территорий за Россией. Для этого, по его мнению, требовалось «…увеличение не столько числа строевых казаков, сколько всей массы русского насе-ления для развития земледелия, горной и другой промышленности». Поэтому он пред-лагал создать в Заилийском крае постоянные поселения с русским, преимущественно казачьим, населением.
Новые поселения предполагалось основать на реках Алматы, Лепсе и Карабулаке, куда кроме части казаков 6, 7, 8 и 9 полков должны были переселиться с зачислением в казачье сословие 500 крестьянских семей из Европейской России 9. Им планировалось предоставить те же льготы, что и переселенцам 1849-51 гг. Через два года из новоиспе-ченных казаков предполагалось сформировать 2,5 конных сотни.
Ознакомившись с предложениями генерал-губернатора Западной Сибири, министр государственных имуществ граф П.Д. Киселев выразил сомнение в том, что крестьяне из Европейской России добровольно согласились бы переселиться «…в столь отдален-ный и малоизведанный край с зачислением в войско, об обязанностях которого они не имеют понятия». Поэтому он высказался за привлечение для переселения в Заилийский край крестьян сибирских губерний, которые «…приобвыкли к климату и знакомы с ме-стными отношениями».
Однако Г.Х. Гасфорд не был уверен в действенности подобного решения. По его мнению, в Западной Сибири нельзя было найти достаточного числа желающих пересе-литься, так как сибирские крестьяне, «…пользуясь раздольно землями и угодьями, до-вольно счастливы своим бытом». Поэтому он предложил использовать в качестве ко-лонизационного ресурса сосланных в Сибирь по приговорам обществ и по воле поме-щиков, а также ссыльнопоселенцев.
Николай I поддержал инициативу Гасфорда по основанию русских поселений в Заилийском крае, но высказался против привлечения для этого ссыльнопоселенцев, так как «…непосредственное соприкосновение преступников и туземцев может дать сим последним весьма невыгодное мнение о нравственности русского народа», а также и то, что предстоящее соседство с ссыльнопоселенцами «…может уменьшить или даже со-всем уничтожить охоту других лиц к переселению». Поэтому водворяться в новых по-селениях должны были «охотники» из сибирских крестьян. Лишь в случае их недостат-ка разрешалось привлекать часть сосланных на житье в Сибирь по приговорам обществ и по воле помещиков, так как их наказание трактовалось как исправительное, а не как уголовное. Если лиц и этой категории было бы недостаточно, то для переселения в Заи-лийский край разрешалось вызывать крестьян из Европейской России 10.
Крестьян-переселенцев было предписано собирать в течение 1855 г. в станицах войска, а весной 1856 г. несколькими партиями по 50-100 семей отправлять на места нового водворения. 200 семей следовало направить для поселения на р. Алматы, еще 200 семей – на р. Лепсу, 100 семей – на р. Карабулак. К концу 1855 г. о своем желании переселиться в Заилийский край заявили 444 семьи сибирских крестьян: из Туринского округа – 8 семей, из Тюменского – 57, из Ишимского – 12, из Ялуторовского – 178, из Курганского – 4, из Тарского – 12, из Омского – 118, из Каинского – 12, из Бийского – 43 11.
В апреле 1858 г., когда после двухгодичной льготы началось зачисление переселен-цев на службу, в станице Алма-Атинской проживало 195 семей бывших крестьян и 11 семей солдат регулярной армии, которым также был разрешен переход в казачье сосло-вие (1593 чел. об. п.), в станице Верхне-Лепсинской – 169 крестьянских и 17 солдат-ских семей (1288 чел. об. п.), в станице Урджарской – 71 крестьянская семья (490 чел. об. п.), в станице Сарканской – 12 крестьянских и 1 солдатская семья (139 чел. об. п.), в новом поселении на р.Или – 8 крестьянских семей (49 чел. об. п.). Всего в этих поселе-ниях числилось 484 зачисленных в казачье сословие семьи (3559 чел. об. п.).
В ноябре 1856 г. Гасфорд направил военному министру записку с обоснованием необходимости дальнейшего увеличения русского населения в Семиреченском и Заи-лийском краях. Для основания новых поселений на реках Или и Коксу, которые позво-лили бы контролировать торговые пути из Кульджи и Ташкента, он предложил допол-нительно вызвать 300 семей «охотников» из числа крестьян Западной Сибири с зачис-лением их в казаки. Еще 100 семей сибирских крестьян – потенциальных казаков, он предполагал поселить около ряда пикетов, расположенных на дороге, соединяющей Заилийский край с Иртышской линией. Новые переселенцы должны были получить те же льготы и пособия, что и их предшественники.
Кроме этого Гасфорд поставил вопрос об «усилении вооруженного народонаселе-ния» по р. Иртышу от Семипалатинска до Китайской границы. В связи с этим он считал необходимым причислить к 8-му полку Сибирского войска расположенные между ка-зачьими поселениями вдоль Иртыша деревни горного ведомства (Убинская, Зевакин-ская, Березовская, Красноярская, Глубокая, Прапорщикова, Верхне-Ульбинская, Мака-рова и Бураковская), в которых числилось 2983 чел. м. п. Вместо этих деревень, по мнению Гасфорда, можно было передать горному ведомству несколько деревень госу-дарственных крестьян, проживавших в Бийском, Барнаульском или в Кузнецком окру-гах 12.
12 марта 1857 г. Сибирский комитет нашел «полезным и необходимым» предложе-ние генерал-губернатора Западной Сибири о дополнительном переселении 400 семей сибирских крестьян в Семиреченский и Заилийский края с зачислением их в казаки и одобрил его. Александр II утвердил это решение 25 марта 1857 г.
Другой проект Г.Х. Гасфорда остался нереализованным, так как министр импера-торского двора категорически отказался передавать в Сибирское войско заводских кре-стьян, которые, по его словам, «…составляли лучшую часть народонаселения горного округа». Следующим веским аргументом против предложения Гасфорда было то, что в районе этих деревень впоследствии могли быть найдены новые рудные месторождения, и Алтайское горное правление неизбежно столкнулось бы с серьезными трудностями в их разработке, так как «заключающие их земли отойдут в казачье ведомство».
Необходимого числа «охотников» для переселения среди сибирских крестьян в этот раз не нашлось, поэтому генерал-губернатор Западной Сибири решил использовать ряд мер принудительного характера. По его инициативе Сибирский комитет принял Высо-чайше утвержденное 19 апреля 1858 г. решение о выселении в Киргизскую степь с за-числением в казаки прибывающих в сибирские губернии самовольных переселенцев. Из числа самовольных переселенцев, уже живущих в Западной Сибири, подлежали вы-селению только те, которые «…не приобрели еще прочной оседлости». Так, предписа-нием генерал-губернатора в июне 1860 г. в степь была направлена 21 семья крестьян (135 чел. об. п.) из губерний Европейской России, самовольно поселившихся в Смолен-ской волости Бийского округа Томской губернии. Весной 1861 г. было начато пересе-ление 42 семей самовольных переселенцев (251 чел. об. п.) из Томского, Мариинского, Каинского округов Томской губернии. Всем им были предоставлены льготы и пособия, положенные переселяемым в Семиреченский и Заилийский края 13.
12 апреля 1859 г. было Высочайше утверждено решение Сибирского комитета, поддержавшего предложение Г.Х. Гасфорда о переселении в Киргизскую степь с за-числением в казачье сословие сибирских крестьян за неплатеж податей и недоимки свыше размера годового оклада.
Последний случай массового принудительного зачисления крестьян в Сибирское войско произошел в ходе его реформы в 1861 году, когда наряду с городовыми казака-ми и женатыми нижними чинами 7-го и 8-го сибирских линейных батальонов в войско-вое сословие вошли 859 крестьян м. п. Канонирской волости Семипалатинского уезда Томской губернии (деревни Канонирская, Большая и Малая Владимирские, Бишкуль-ская и Аккульская), 250 семей крестьян-переселенцев, направлявшихся в Восточную Сибирь, но по Высочайшему повелению оставленных в Западной Сибири. Из их числа должны были формироваться Семипалатинский и Заилийский пешие казачьи полуба-тальоны. Эти крестьяне были зачислены в казаки против своей воли, и «…хотя в под-чинении себя казачьему начальству сначала оказывали противодействие, но принятыми мерами строгости были удержаны в этом новом сословии». Вскоре выяснилось, что эта мера была преждевременной. Сменивший Г.Х. Гасфорда на посту генерал-губернатора Западной Сибири генерал-лейтенант А.О. Дюгамель и члены комитета по подготовке нового положения о войске не видели нужды в формировании новых пеших полуба-тальонов. По их мнению, в случае необходимости 8-й и 10-й полковые округа вместе с конными полками могли выставить и пешие казачьи команды. В итоге эти полубаталь-оны так и не были созданы, и в ноябре 1871 г. казаки станицы Канонирской и ее высел-ков (более 2 тыс. чел. об. п.) были исключены из войскового сословия и вновь перечис-лены в государственные крестьяне 14.
В последующие десятилетия зачисление крестьян в войско было исключительно добровольным и не носило массового характера.
Утвержденное 5 июля 1880 г. «Положение о военной службе казаков Сибирского казачьего войска» увеличило численность казаков, выставляемых войском при мобили-зации (с 8200 до 8940 нижних чинов). Однако вскоре выяснилось, что для формирова-ния частей военного времени числившихся в войске казаков строевого разряда (от 21 до 33 лет) было не достаточно. При мобилизации войсковому начальству пришлось бы привлекать для комплектования полков казаков запасного разряда (от 34 до 38 лет) или же старший возраст приготовительного разряда (20-летние казаки). По сведениям во-енного министерства, для полного укомплектования частей по штатам военного време-ни в Сибирском войске в 1882 г. не хватало 1819 казаков строевого разряда (20% от числа, определенного законом) 15. Вследствие этого войсковая администрация была за-интересована в зачислении в казачье сословие разночинцев, и, как могло, поощряло это. Однако в 1870-80-е гг. лишь немногие из правительственных и самовольных пере-селенцев в Киргизскую степь соглашались связать свою жизнь с казачьим войском, так как потенциальные выгоды от получаемых ими прав и привилегий далеко не всегда могли полностью компенсировать все тяготы казачьей службы. Например, за 1874-1879 гг. в состав войска было зачислено лишь 1771 чел. (т.е. в среднем по 295 чел. в год), что составило 6% от общего числа прибывших в войско за этот период 16.
Пока в Сибирском войске сохранялось относительное многоземелье, войсковое на-чальство шло на зачисление в казачье сословие не только отдельных лиц или семей, но и целых групп переселенцев. Именно таким путем в 1894 г. были образованы новые ка-зачьи поселки, названия которых – «Таврический» и «Полтавский» – напоминали о местах выхода крестьян-переселенцев (примечательно, что у Военного совета, прини-мавшего решение по этому вопросу, не было уверенности в наличии в войске доста-точного количества удобных земель для этих поселений, и войсковому начальству пришлось убеждать его членов в обратном) 17. Переселенцы-полтавчане, прибывшие на участок, отведенный им ранее в присутствии их доверенных лиц, признали его неудоб-ным и отказались селиться на нем. Позже они были устроены на государственных зем-лях при Иртыше. В 1900 г. на этом участке пожелала водвориться с зачислением в ка-зачье сословие другая партия переселенцев из Полтавской губернии. К началу 1903 г. в основанном ими поселке проживало 280 чел. об. п.
В начале ХХ в. число разночинцев, стремившихся переселиться в Сибирское вой-ско, возросло. Однако войсковая администрация к этому времени уже не имела воз-можности обеспечить полными 30-десятинными наделами даже своих казаков, и по-этому в большинстве случаев была вынуждена отказывать просителям. Лишь в некото-рых случаях, когда поселковые общества соглашались принять в свои ряды новых чле-нов, войсковой наказной атаман санкционировал их зачисление в казачье сословие. На-пример, в 1907 г. именно таким образом состав казачьего населения пос. Медвежьего был пополнен 45 крестьянскими и мещанскими семьями 18.
Таким образом, крестьянство, как сибирское, так и из Европейской России, было одним из главных источников формирования сибирского казачества, особенно во вто-рой половине 1840-х – начале 1860-х гг. На рубеже веков большая часть выходцев из крестьян – казаков лишь во втором-третьем поколении – проживала в казачьих поселе-ниях Кокчетавского и Петропавловского уездов Акмолинской области. Не случайно именно здесь, по наблюдениям многих современников, сохранялось то, что они назы-вали «мужичеством» (элементы крестьянского быта, склонность к земледельческому труду и т.д.) и что отличало бывших крестьян от «природных» казаков.
С уважением,
Андрей Иванов
Спасибо сказали: Patriot, bgleo, sibirec, vvp1687, Светлана, Татиана, lubango6, Нечай, Андрей Машинский у этого пользователя есть и 7 других благодарностей
- Patriot
- Не в сети
- kazak.68@inbox.ru
Меньше
Больше
- Сообщений: 2121
- Репутация: 89
- Спасибо получено: 5395
17 мая 2013 15:22 - 17 мая 2013 15:23 #14141
от Patriot
Дело о прошении казаков ОВД в Акмолинскую и Семиреченскую области и оставлении их в казачьем сословии.
Нач.18 декабря 1908г.
Кон.31 декабря 1910г.
Документ№1.
Черновик.
Войсковой Наказный атаман войска Донского 18 декабря 1908г. №5595 г.Новочеркасск.
Его Превосходительству Е.Г.Гарфу.
Милостивый государь Евгений Георгиевич
Ознакомившись с присланною мне Главноуправляющим Землеустройством и Земледелием книгою о «Переселенческом деле в 1908г.» и усматривая из нея, что Предположения Главнаго Управления Землеустройства и Земледелия об уменьшении земельной нормы для населения киргизов Акмолинской области и выяснение условия использования для целей колонизации земель Семиреченской области дадут правительству обширный колониальный фонд, считаю долгом высказать свои соображения о желательности предоставления земель из этого фонда переселенцам казакам из малоземельных станиц ОВД.
Выселение казаков из таких станиц давало бы возможность несколько расширить землепользование остающихся, обезпечив, таким образом, более исправное отбывание казаками воинской повинности. Среди казачьего населения есть стремление улучшить свое положение, между прочим, и путем переселения, при условии оставления переселенцев в казачьем сословии.
Акмолинская область и, в особенности, ея Кокчетавский уезд можно признать вполне убодным в этом отношении, так как казаки Сибирскаго казачьего войска уже владеют в этом крае землями и среди них встречается немалое количество выходцев из ОВД, еще не потерявших связи с местом выхода, благодаря чему и население вверенной мне области более или менее осведомлено как с условиями переселения, так и водворения в этом крае.
Переселение казаков в пограничную с Китайской Империей Семиреченскую область представлялось бы желательным также и с точки зрения обще-государственных интересов, численное увеличение там казачьего населения и состава казачьих войск дало бы Правительству возможность опереться на эти войска, в случае каких либо осложнений на Дальнем Востоке.
Вследствие изложенного ходатайствую перед Вашим Превосходительством об оказании содействия к разрешению возбужденного вопроса в изъясненном направлении.
Примите уверение в совершенном почтении и искренной преданности.
Всегда готовый к услугам А.Самсонов.
Документ№2.
Начальник Главного управления казачьих войск 31 декабря 1908г. №28013 г.С.-Петербург. На №5595 – 1908г.
Его Превосходительству А.В.Самсонову, Войсковому Наказному Атаману войска Донского
Милостивый государь Александр Васильевич.
В письме от 18 сего декабря за №5595 Ваше Превосходительства, указывая, что в распоряжении Правительства в Акмолинской и Семиреченской областях должен поступить обширный колонизационный земельный фонд, просите моего содействия к использованию части этого фонда для целей расширения землепользования станиц ВД путем выселения в Акмолинскую и Семиреченскую области избытка населения сих станиц.
По поводу чего имею честь сообщить, что, к сожалению, предположение Вашего Превосходительства о возможности использовать колонизационный фонд сих областей для переселения на него казаков ОВД представляется неосуществимым, ибо изыскания излишних для киргизов земель в сих областях и зачисление этих земель в свободный колонизационный фонд производится с исключительной целью получить свободные земли для переселения на них необеспеченного в земельном отношении крестьянского населения внутренних губерний.
В частности, по отношению земель Акмолинской области, могу сообщить, что на землях Сибирского казачьего войска, в так называемой 10 верстной полосе, проживает до 30/т неустроенного киргизского населения и несмотря на настоятельные ходатайства войскового начальства о выселении сих киргиз на областные земли, сделать этого не удается за неимением, по заявлению МВД, для этого свободных земель в областях степного Генерал-Губернаторства.
Что же касается до Семиреченской области, то проживающим в ней казакам Семиреченского войска для их землеустройства не хватает более 250/т. Десятин земли, которые и должны бы они получить из свободных государственных земель области; поэтому в настоящее время Военное Министерство ранее всего должно стремиться обеспечить необходимым количеством земли казаков этого войска.
К изложенному имею честь присовокупить, что Военным министерством в настоящее время представляется на уважение Совета Министров проект временных правил о добровольном переселении на земли Амурского и Уссурийского казачьих войск лиц, желающих зачислиться в названные войска, а в том числе и казаков других войск, с установлением при этом значительных льгот и денежных пособий.
В случае утверждения сего проекта казаки ВД, стесненные в своем землепользовании, и могут выселяться в Приамурский край.
Примите уверение в моем почтении и преданности.
Всегда готовый к услугам Е.Гарф.
Документ№3.
Донецкая окружная землеустроительная комиссия 9 января 1909г. №14 ст.Каменская ОВД
В Донскую областную земелеустроительную комиссию
В Землеустроительную комиссию поступают ходатайства казачьего населения Донецкого округа о переселении их в Сибирь на казенные земли и формировании ходоков для осмотра и зачисления участков.
Донося о сем, и не имея точных и определенных указаний по сему предмету, ОЗК имеет честь покорнейше просить Областную Комиссию поставить ее в известность распространяется ли деятельность ЗК по переселению и на лиц казачьего населения области и на каких условиях.
Непременный член А.Захаров
Секретарь И.Лесин.
Документ№4
Главное управление казачьих войск. Отделение III. 31 января 1908г. №2374 г.С.-Петербург. На №3438 – 1907г.
В Областное правление войска Донского
Войсковой Наказный Атаман войска Донского, рапортом от 20 июля 1907г. за №3438, вошел с ходатайством к Военному Министру о распространении в установленном законом порядке, на казаков сего войска переселенческих льгот, изложенных в п. А и Б ст.23 Высочайше утвержденных 6 июня 1904г. временных правил о добровольном переселении сельских обывателей и мещан-землевладельцев на казенный земли, каковыми пунктами установлены перевозка означенных переселенцев и их Ходаков по льготному тарифу по ЖД и освобождение их на новых местах поселения в течении определенного сим положением срока от казенных платежей и земских повинностей.
За военного Министра, Генерал-Лейтенант Поливанов, имея в виду, что постановлением тарифного комитета 28 января 1904 года переселенческий тариф признан подлежащим применению к казакам, переселяющимся за собственный счет, по соглашению с Главноуправляющим Землеустройством и Земледелием, 27 января сего года предоставил Окружным атаманам сего войска права выдавать Донским казакам, переселяющимся во все местности Азиатской России, открытые для переселения, а также ходокам, отправляемым переселяющимися казаками из своей среды для приискания новых мест для поселения свидетельства на льготный проезд по железным дорогам, при условии соблюдения означенными должностными лицами, при выдаче упомянутых документов, всех распоряжений, установленных в целях упорядочения переселенческого и ходаческого движения.
Что же касается до ходатайства Войскового наказного Атамана об освобождении переселяющихся казаков, при водворении их на новых местах, от казенных платежей и земских повинностей, по семй вопросу Генерал-Лейтенант Поливанов признал, что казаки-переселенцы, при поселении их на землях казенных, должны будут, выйдя из казачьего сословия, почислиться в крестьянское сословие, и тогда к ним само собой подлежит применение пункта б ст.23 упомянутых выше временных правил об освобождении крестьян переселенцев от упомянутых сборов.
Об изложенном Г.У.к.в. сообщает областному правлению для доклада Войсковому наказному Атаману и … распоряжений.
Подписали:
Помощ. Начальника Главного управления генерал-майор Агапов.
Начальник отделения полковник Суров.
ГАРО. Фонд 213 Опись 1 Дело 11173
www.rostgenealog.ru/pub/mcontents.php?id_material=9&id_mat_contents=52
Нач.18 декабря 1908г.
Кон.31 декабря 1910г.
Документ№1.
Черновик.
Войсковой Наказный атаман войска Донского 18 декабря 1908г. №5595 г.Новочеркасск.
Его Превосходительству Е.Г.Гарфу.
Милостивый государь Евгений Георгиевич
Ознакомившись с присланною мне Главноуправляющим Землеустройством и Земледелием книгою о «Переселенческом деле в 1908г.» и усматривая из нея, что Предположения Главнаго Управления Землеустройства и Земледелия об уменьшении земельной нормы для населения киргизов Акмолинской области и выяснение условия использования для целей колонизации земель Семиреченской области дадут правительству обширный колониальный фонд, считаю долгом высказать свои соображения о желательности предоставления земель из этого фонда переселенцам казакам из малоземельных станиц ОВД.
Выселение казаков из таких станиц давало бы возможность несколько расширить землепользование остающихся, обезпечив, таким образом, более исправное отбывание казаками воинской повинности. Среди казачьего населения есть стремление улучшить свое положение, между прочим, и путем переселения, при условии оставления переселенцев в казачьем сословии.
Акмолинская область и, в особенности, ея Кокчетавский уезд можно признать вполне убодным в этом отношении, так как казаки Сибирскаго казачьего войска уже владеют в этом крае землями и среди них встречается немалое количество выходцев из ОВД, еще не потерявших связи с местом выхода, благодаря чему и население вверенной мне области более или менее осведомлено как с условиями переселения, так и водворения в этом крае.
Переселение казаков в пограничную с Китайской Империей Семиреченскую область представлялось бы желательным также и с точки зрения обще-государственных интересов, численное увеличение там казачьего населения и состава казачьих войск дало бы Правительству возможность опереться на эти войска, в случае каких либо осложнений на Дальнем Востоке.
Вследствие изложенного ходатайствую перед Вашим Превосходительством об оказании содействия к разрешению возбужденного вопроса в изъясненном направлении.
Примите уверение в совершенном почтении и искренной преданности.
Всегда готовый к услугам А.Самсонов.
Документ№2.
Начальник Главного управления казачьих войск 31 декабря 1908г. №28013 г.С.-Петербург. На №5595 – 1908г.
Его Превосходительству А.В.Самсонову, Войсковому Наказному Атаману войска Донского
Милостивый государь Александр Васильевич.
В письме от 18 сего декабря за №5595 Ваше Превосходительства, указывая, что в распоряжении Правительства в Акмолинской и Семиреченской областях должен поступить обширный колонизационный земельный фонд, просите моего содействия к использованию части этого фонда для целей расширения землепользования станиц ВД путем выселения в Акмолинскую и Семиреченскую области избытка населения сих станиц.
По поводу чего имею честь сообщить, что, к сожалению, предположение Вашего Превосходительства о возможности использовать колонизационный фонд сих областей для переселения на него казаков ОВД представляется неосуществимым, ибо изыскания излишних для киргизов земель в сих областях и зачисление этих земель в свободный колонизационный фонд производится с исключительной целью получить свободные земли для переселения на них необеспеченного в земельном отношении крестьянского населения внутренних губерний.
В частности, по отношению земель Акмолинской области, могу сообщить, что на землях Сибирского казачьего войска, в так называемой 10 верстной полосе, проживает до 30/т неустроенного киргизского населения и несмотря на настоятельные ходатайства войскового начальства о выселении сих киргиз на областные земли, сделать этого не удается за неимением, по заявлению МВД, для этого свободных земель в областях степного Генерал-Губернаторства.
Что же касается до Семиреченской области, то проживающим в ней казакам Семиреченского войска для их землеустройства не хватает более 250/т. Десятин земли, которые и должны бы они получить из свободных государственных земель области; поэтому в настоящее время Военное Министерство ранее всего должно стремиться обеспечить необходимым количеством земли казаков этого войска.
К изложенному имею честь присовокупить, что Военным министерством в настоящее время представляется на уважение Совета Министров проект временных правил о добровольном переселении на земли Амурского и Уссурийского казачьих войск лиц, желающих зачислиться в названные войска, а в том числе и казаков других войск, с установлением при этом значительных льгот и денежных пособий.
В случае утверждения сего проекта казаки ВД, стесненные в своем землепользовании, и могут выселяться в Приамурский край.
Примите уверение в моем почтении и преданности.
Всегда готовый к услугам Е.Гарф.
Документ№3.
Донецкая окружная землеустроительная комиссия 9 января 1909г. №14 ст.Каменская ОВД
В Донскую областную земелеустроительную комиссию
В Землеустроительную комиссию поступают ходатайства казачьего населения Донецкого округа о переселении их в Сибирь на казенные земли и формировании ходоков для осмотра и зачисления участков.
Донося о сем, и не имея точных и определенных указаний по сему предмету, ОЗК имеет честь покорнейше просить Областную Комиссию поставить ее в известность распространяется ли деятельность ЗК по переселению и на лиц казачьего населения области и на каких условиях.
Непременный член А.Захаров
Секретарь И.Лесин.
Документ№4
Главное управление казачьих войск. Отделение III. 31 января 1908г. №2374 г.С.-Петербург. На №3438 – 1907г.
В Областное правление войска Донского
Войсковой Наказный Атаман войска Донского, рапортом от 20 июля 1907г. за №3438, вошел с ходатайством к Военному Министру о распространении в установленном законом порядке, на казаков сего войска переселенческих льгот, изложенных в п. А и Б ст.23 Высочайше утвержденных 6 июня 1904г. временных правил о добровольном переселении сельских обывателей и мещан-землевладельцев на казенный земли, каковыми пунктами установлены перевозка означенных переселенцев и их Ходаков по льготному тарифу по ЖД и освобождение их на новых местах поселения в течении определенного сим положением срока от казенных платежей и земских повинностей.
За военного Министра, Генерал-Лейтенант Поливанов, имея в виду, что постановлением тарифного комитета 28 января 1904 года переселенческий тариф признан подлежащим применению к казакам, переселяющимся за собственный счет, по соглашению с Главноуправляющим Землеустройством и Земледелием, 27 января сего года предоставил Окружным атаманам сего войска права выдавать Донским казакам, переселяющимся во все местности Азиатской России, открытые для переселения, а также ходокам, отправляемым переселяющимися казаками из своей среды для приискания новых мест для поселения свидетельства на льготный проезд по железным дорогам, при условии соблюдения означенными должностными лицами, при выдаче упомянутых документов, всех распоряжений, установленных в целях упорядочения переселенческого и ходаческого движения.
Что же касается до ходатайства Войскового наказного Атамана об освобождении переселяющихся казаков, при водворении их на новых местах, от казенных платежей и земских повинностей, по семй вопросу Генерал-Лейтенант Поливанов признал, что казаки-переселенцы, при поселении их на землях казенных, должны будут, выйдя из казачьего сословия, почислиться в крестьянское сословие, и тогда к ним само собой подлежит применение пункта б ст.23 упомянутых выше временных правил об освобождении крестьян переселенцев от упомянутых сборов.
Об изложенном Г.У.к.в. сообщает областному правлению для доклада Войсковому наказному Атаману и … распоряжений.
Подписали:
Помощ. Начальника Главного управления генерал-майор Агапов.
Начальник отделения полковник Суров.
ГАРО. Фонд 213 Опись 1 Дело 11173
www.rostgenealog.ru/pub/mcontents.php?id_material=9&id_mat_contents=52
Последнее редактирование: 17 мая 2013 15:23 от Patriot.
Спасибо сказали: Шиловъ, bgleo, Светлана, Татиана, Нечай, elnik, Viktor
- Полуденная
- Не в сети
Меньше
Больше
- Сообщений: 697
- Репутация: 31
- Спасибо получено: 1765
09 окт 2013 07:55 - 09 окт 2013 07:58 #16845
от Полуденная
В Киевском государственном историческом архиве есть несколько фондов связанных с принудительным и добровольным переселением людей различных сословий в Российской империи, в том числе в Сибирь. Не факт, что это будущие казаки, но может быть кому пригодится:
mojrod.ucoz.ru/index/pereselenie_ljudej_v_rossijskoj_imperii/0-764
mojrod.ucoz.ru/index/fond_442_opis_614_delo_319/0-704
mojrod.ucoz.ru/index/pereselenie_ljudej_v_rossijskoj_imperii/0-764
mojrod.ucoz.ru/index/fond_442_opis_614_delo_319/0-704
Последнее редактирование: 09 окт 2013 07:58 от Полуденная.
Спасибо сказали: Patriot, bgleo, Светлана, Нечай, nataleks, Lyubchinova
- Mioke
- Не в сети
Меньше
Больше
- Сообщений: 6
- Спасибо получено: 12
08 сен 2014 00:16 #23492
от Mioke
Мой прадед проживавший в п. Ольгинка Павлодарского уезда с первой мировой войны привез жену польку - предположительно из местечка Глубокое Виленской губернии (по месту рождения ее сына от первого брака). И всего из его сотни человек десять привезли жен, все - польки, католички. В моей семье рассказывали - "Тогда не принято было возить в обозе, регистрировали брак там, ехали уже с "официальной" женой". Может быть у кого-то в семье есть похожая история? Никакой информации о месте рождения польской прабабушки нет, есть информация о месте рождения сына и выписки о национальности из архива, причем в похозяйственной книге села Ольгинка за 1940-1942 она значится как полька, позже - украинка.
Спасибо сказали: sibirec, Пётр, Нечай
- Иртышский
- Не в сети
Меньше
Больше
- Сообщений: 62
- Репутация: 5
- Спасибо получено: 108
08 сен 2014 03:57 #23495
от Иртышский
Видно в тренде у сибирских казаков с Иртыша, были польские жёны)). У нас, в семье, есть подобная легенда.Отец моей прабабушки,Сургутанов Иван,так же привёз жену из Польши.Только было это, лет на 30-ть ранее, чем рассказываемые Вами события. Правда сведения очень скудны и мы не знаем, что в тех, далёких краях, в то время, делал сибирский казак. Вот так, на берегах Иртыша, появились на свет две девочки, с необычными для этих мест именами, Феликсада(моя прабабушка) и Олимпиада.
Спасибо сказали: sibirec, Нечай
- Кусков Евгений
- Не в сети
Меньше
Больше
- Сообщений: 284
- Репутация: 24
- Спасибо получено: 487
08 сен 2014 08:01 #23498
от Кусков Евгений
Имена-то православные. Феликсада=Фелисада=Фелицата и т.д. День ангела 7 февраля (25 января). Рожденную в этот день могли и Хрисоплокой назвать. Олимпиада - 7 августа (25 июля). На Бийской казачьей линии брали в жены и из староверов или как их называли в церковных книгах "из раскола польского толка"
Спасибо сказали: sibirec, Нечай, Андрей Машинский, Иртышский
- Витязь
13 янв 2015 04:53 #26324
от Витязь
Вот нашел статью...
И.В. Чернова
СЕМЬЯ И СЕМЕЙНЫЕ ТРАДИЦИИ ЛОКАЛЬНЫХ ГРУПП ПЕРЕСЕЛЕНЦЕВ-ОДНОДВОРЦЕВ В СРЕДНЕМ ПРИИРТЫШЬЕ (ПО ПОЛЕВЫМ ЭТНОГРАФИЧЕСКИМ И АРХИВНЫМ МАТЕРИАЛАМ)*
Однодворцы – довольно сложная для определения группа, в разные исторические периоды имеющая свой набор маркеров. В рамках данного исследования мы попытаемся выяснить сохраняются ли особенности семейного быта у потомков однодворцев на территории Среднего Прииртышья. Для достижения поставленной цели будут использованы полевые этнографические материалы, а также архивные источники, характеризующие переселение представителей черноземных губерний в Сибирь.
К настоящему времени накоплен значительный комплекс исследований, посвященных вопросам адаптации однодворцев в Сибири, характеризующих их локальные особенности, групповую структуру и социальные трансформации. Архивные материалы позволяют наметить территориальные рамки размещения переселенцев-однодворцев на территории Омского Прииртышья. Из них видно, что наиболее активно однодворцы заселяли северные и центральные районы Омской области. Как отмечает П.Т. Сигутов, в течение 1830–1850-х гг. в составе переселенцев преобладали представители черноземных губерний – Тамбовской, Орловской, Рязанской, Курской, и Пензенской1. Именно эти регионы были местами выхода основной части однодворческого населения в указанный период.
Как отмечают исследователи социальной истории, структурные особенности семей напрямую зависят от процессов и общеисторического контекста формирования населения. Поэтому обозначим для начала некоторые важные моменты в рамках переселения однодворцев в Сибирь.
В материалах РГИА есть документы, свидетельствующие о желании однодворцев переселиться в Сибирь в 1805–1806 гг.2 Не смотря на то, что просители получили отказ, обусловленный в том числе государственными интересами, для данного исследования эти источники интересны тем, что они иллюстрируют относительный размер семьи однодворцев, а также позволяет выявить их пофамильный состав.
Из упоминаемых в документе «Кавказской губернии Александровской округи села Медведского, села Высоцкого, села Донского балки тоже, деревни Сухой балки тоже, села Калиновки, села Круглого лесу, села Грушевки, села Ореховки, села Петровского, села Благодарного, деревни Александровки, села Серговского, села Новоселицы» 435 однодворцев (отметим, что количество рассчитывалось по V ревизии, а потому данные требуют верификации) в среднем каждая семья включала 2–3 души. Пофамильный список содержит несколько фамилий, встречающихся на территории Среднего Прииртышья: Гребенников, Попов, Малахов, Новиков и Макаров. Большая часть из них фиксируется в Муромцевском и Тарском районах, в местах компактного расселения однодворческих переселенцев. Это обстоятельство косвенно подтверждает вывод об устойчивости однодворческих фамилий.
Второй важный момент, связанный с семьей – это социальная идентификация однодворцев и взаимодействие их с крестьянским населением в ходе обустройства на новом месте жительства. Как отмечают переселенческие чиновники, расселение представителей некрестьянских сословий в Сибири, создает много проблем. Так, например, А.В. Кривошеин в одном из своих отчетов отмечает, что «водворение в Сибири земледельцев привилегированного состояния повело к нежелательным осложнениям, т.к. поселившись вместе с крестьянами, они отказывались уплачивать натуральные повинности. <…> По отзывам местной администрации в переселенческих поселках совместное водворение крестьян и дворян вызывает иногда столкновения, происходящие вследствие неравенства прав и обязанностей, что может затруднять устройство правильного общественного управления»3.
На сложность адаптации переселенцев с более высоким социальным статусом к устойчивой внутренней структуре сибирского населения, сформировавшейся к середине XIX в., указывает и А.А. Крих в своей статье, посвященной панцирным боярам4. Примерно с такими же сложностями: замкнутостью и ограниченностью брачных кругов, боязнь понижения социального статуса, а с другой стороны – существование потребности к осибирячиванию, – пришлось столкнуться и однодворцам.
Обозначенные процессы нередко накладывались на первоначальную хозяйственную неустроенность, в некоторых случаях – на отсутствие навыков рациональной организации хозяйства, обозначаемые в документах более позднего периода. Приведем для примера характеристику переселенцев, данную А.Н. Куломзиным: «<…> Полтавские, черниговские, херсонские, харьковские и орловские вообще практичные, сами привозят с собою деньги, умеют устраиваться, все делать в хозяйстве, например, начинают с покупки лошадей. Не такие пензенцы: это люди ленивые, требовательные, ничем не довольные, и начинают с устройства домов, не думаю о посеве, о необходимости обеспечить себе урожай и свой хлеб…»5.
Однако, именно пензенцы, воронежцы и куряне стали активными организаторами новых населенных пунктов на территории Омского Прииртышья. Одним из них была д. Половинка, в настоящее время относящаяся к Кормиловскому району Омской области.
Возникновение д. Половинки связано с реформой государственной деревни 1837–1841 гг. В результате переезда в Омское Прииртышье нескольких партий переселенцев из Воронежской губернии в середине XIX в. были образованы населенные пункты невдалеке от г. Омска на берегах р. Оми: с. Густафьево (современное с. Богословка), с. Сыропятское, д. Половинка. Существует предание о том, что часть переселенцев, основавших с. Густафьево, не захотели жить на южном берегу р. Оми и перебрались на ее северный берег, где возникло поселение с характерным названием –Половинка6. Поскольку и в Густафьево и в Половинке проживали воронежцы, данные поселения составили единый брачный круг, что видно из собранных в ходе этнографической экспедиции генеалогий.
Судя по данным метрических книг, хранящихся в фонде 16 Исторического архива Омской области, основателями д. Половинки являлись переселенцы из разных деревень и слобод Бирючинского уезда Воронежской губернии, который был населен преимущественно однодворцами. Выходцами из этого уезда являлись семьи Сягловых, Головченко, Рубаненко, Муравьевых и Шумиловых. Помимо воронежцев в д. Половинке проживало несколько семей из Тамбовской губернии (Вороновы, Попковы).
В 1868 г. в Половинке насчитывалось 44 двора, в них 344 человека, в том числе 147 мужского пола и 197 женского. На данный момент д. Половинка постоянных жителей не имеет, и в административном отношении является дачным поселком.
Сохранившиеся похозяйственные книги по данному «кусту» населенных пунктов свидетельствует о преобладании традиционных двупоколенных семей, когда вместе проживают несовершеннолетние дети и родители. Численность семей потомком однодворцев в д. Густафьево в среднем составляет 5–6 человек.
Другой ареал расселения однодворцев на территории Омского Прииртышья связан с Колосовским районом Омской области. Здесь можно выделить несколько населенных пунктов – д. Михайловка, Бражниково, Аникино и с. Новологиново. По данному району в нашем распоряжении имеются не только материалы этнографических опросов и архивные данные, но и визуальные источники – фотографии из семейных архивов.
Информанты отмечают существующие различия даже в говоре местного населения: «В Аникино говорят "нясла", "вядро", это наверное север»7. Аналогичную картину рисуют нам данные краеведческой литературы: «Даже современные этнографические экспедиции по территории Центрального Черноземья фиксируют интересный факт: <…> В среде однодворцев даже можно уловить своеобразие говора, отличного от языка других жителей: «Барские и говорят как-то не так – ни буду, ни хочу, ни знаю, а мы – анадворцы – ня буду, ня хочу, ня знаю»8.
Отразились в этнографических материалах и сведения о местах выхода некоторых фамилий, относящихся к однодворческим: «у нас самые распространенные фамилии – Фомины… Наши Фомины с Волги, сюда приехали организованно и организовали там деревню Пичкас, потом у них там что-то не срослось и они приехали в Корсино»9. Кроме этого, в семейных хрониках содержатся сведения об истории населенных пунктов, показывающие тесную связь семейной истории с историей формирования локальных групп.
В этом отношении интересен сюжет, связанный с деревней Бражниково. В одном из семейных архивов нашлось фото, вокруг которого выстроилось вот такое повествование: «Мои предки жили в «Старине» – так называлась деревня. Старина находилась на юго-востоке от будущего Бражниково. Названия Старины никто не помнит. Жили там очень хорошо и богато, но постоянно враждовали с кыргызами. <…> Федор Алексеевич Бражников, – дед информанта, изображенный с семьей на фото, – был одним из первых основателей деревни. Сначала он построил себе дом, а потом ветряную мельницу, которой уже нет. Всего было три основателя деревни и все они были лысыми, поэтому первая улица называется Лысово. Также были улицы: Курская (там жили переселенцы с Курской губернии), Черниговская (там жили переселенцы из Черниговской губернии) и Маслозаводская (там был маслозавод, принадлежавший Дудикову)»10. В «Списке населенных мест Сибирского края» все озвученные информаторами названия присутствуют, но это отдельные населенные пункты – д. Бражникова-Лысова была образованна в 1852 г., д. Бражниково-Курская, 1825 года образования и д. Бражникова-Чернигова появилась в 1700 г.11 Указанные данные свидетельствуют о лучшей степени сохранности и трансляции фрагментов коллективной памяти внутри переселенческих некрестьянских слоев.
Имеющиеся материалы содержат довольно обширные сведения о составе и структуре семей, а также о некоторых элементах семейной обрядности. Представительным оказался раздел, посвященный родильной обрядности. При характеристике родильного обряда мы должны помнить, что он состоит из трех составных частей – дородовых процедур и представлений, собственно родов и послеродовых мероприятий. Первая из них включает в основном всевозможные запреты, имеющие рациональную основу, а потому универсальных и не имеющих ярко выраженной групповой принадлежности. По свидетельству наших информаторов, беременной женщине нельзя было «ходить на похороны и поминки, а если кто и ходил, то бабушки [вероятно, здесь речь идет о повитухах – И.Ч.] заставляли красную тряпку вкруг живота завязывать»12. Иногда этот запрет был не столь строгим и беременным не разрешали подходить к гробу на похоронах13. Также запрещалось «скотину какую – собаку там, кошку, ногами пинать. А еще беременной нельзя было ничего просить (одалживаться), т.к. «смотря кто с чем даст»14. Как ни странно, но в полевых материалах почти нет упоминаний о способах определения пола будущего ребенка. Большинство информаторов говорили, что пол как-то определяла повитуха, а как они не знают. Кроме этого, информанты четко различают разные части населенного пункта, отмечая наличие четко зафиксированных брачных кругов.
Третий крупный «куст» поселений однодворцев связан с Муромцевским районом Омской области. Здесь можно выделить такие населенные пункты, как Гурово, Колобово, но особенно Камышино-Курское, образованное по сведениям И. Козлова в 1838 г. переселенцами, искавшими «вольные земли»15. Более подробное описание можно найти в заметке А.Д. Колесникова, который указывает, что «прибывшие в сентябре 1859 г. 45 семей из Семидесяцкой волости Нижнедовицкого уезда Воронежской губернии остановились на речке Камышенка, где еще в мае этого года остановилось 13 семей курских крестьян. Курские поселились на западной стороне речки, а воронежские – на восточной. Новые деревни были названы Камышино-Воронежское и Камышино-Курское»16.
Материалы переписи 1897 г. по деревням Гурово, Колобово и Малинкино показывают примерно равное соотношение двупоколенных и многопоколенных семей, при этом в некоторых семьях обозначено наличие работников. Что касается количества детей, то здесь не прослеживается особых закономерностей. В среднем на семью приходится от трех до пяти детей.
В заключение отметим, что часть из рассмотренных нами элементов обрядов начала постепенно переходить в разряд воспоминаний в связи с произошедшими изменениями в мировоззрении локальной группы. Часть материалов подтверждает существование двух разнонаправленных тенденций – стремление сохранить замкнутость группы в изучаемом районе посредством четкой фиксации брачных кругов и т.п., а с другой стороны – тенденции к «осибирячиванию», не раз отмечаемые исследователями. В качестве специфики группы можно отметить глубокую степень трансляции коллективной памяти, в том числе посредством сохранения семейных фотоархивов, лингвистические особенности, а также наличие двупоколенных семей.
––––––––––––––––––––––––––––––
*Работа выполнена при поддержке РГНФ, проект № 14-31-01018а1 «Однодворцы в Западной Сибири: стратегии социокультурной адаптации локальных групп».
Прмечания
1 Сигутов П.Т. Состав населения Омской области по районам выхода // Природа, население и хозяйство Омской области. – Омск: ОГПИ, 1974. – С. 52.
2 РГИА. Ф. 1285. Оп. 1. Д. 49. Л. 46.
3 Отчет по командировке в Сибирь помощника начальника переселенческого управления МВД Кривошеина. – 26.10.1899. – С. 34.
4 Крих А.А. Грани этнической идентичности белорусов: панцирные бояре – литва – сибиряки // Народы и культуры Сибири: изучение, музеефикация, преподавание: сб. науч. тр. – Омск: Изд-во Омск. ун-та, 2005. – С. 234–240.
5 РГИА. Ф. 1642. Оп. 1. Д. 201. Л. 14.
6 Очерки истории села Богословка. / Под общей редакцией М.В. Куроедова. – Омск: «Издательский дом "Наука"», 2003. – С. 6–9.
7 МЭЭ ОмГУ 2007. П.о. 1. Л. 1.
8 Ляпин Д.А. История Елецкого уезда в конце XVI–XVII веков. Научно-популярное издание. – Тула: Гриф и К, 2011. – 208 с. [Сайт]. URL: vorgol.ru/istoriya-eltsa/istoriyauezda-16-17-v/priznaki-vremeni/ .
9 МЭЭ ОмГУ 2007. П.о. 1. Л. 1.
10 МЭЭ ОмГУ 2007. П.о. 6. Л. 15–15 об.
11 Список населенных мест Сибирского края. - Новосибирск, 1928. – Т. 1: Округа юго-западной Сибири. – С. 60.
12 МЭЭ ОмГУ 2006 г. П.о. 1.
13 МЭЭ ОмГУ 2007 г. П.о. 2. Л. 14.
14 МЭЭ ОмГУ 2006 г. П.о. 1.
15 Козлов И. Тропами истории (О заселении Муромцевского района в новых границах) // Знамя труда [Муромцево]. – 1963. – 18 октября. – С. 4; 23 октября. – С. 3.
16 Колесников А.Д. Из истории заселения нашего района // Знамя труда [Муромцево]. – 1967. – 25 июня. – С. 3.
Еще немного про однодворцев..
Однодворцы, так же как казаки и военные поселяне считались сельскими обывателями, приписанными к военной службе и подчинялись военному ведомству.
Во главе однодворческого поселения («слободы») стоял назначаемый военной администрацией (в начале — местным воеводой, затем — Военной коллегией) управитель. Его сначала по традиции именовали атаманом. Это вполне логично, так как большинство служилых слободы ещё значились городовыми казаками, а у казаков, поступивших на службу станицами, сохранялись выборные атаманы. Однако в первых Ревизских сказках и в более поздних документах уже фигурирует должность управителя. По сути, управитель был администратором, которому доверялось исполнение указов, приходящих сверху. Он же, управитель обеспечивал сбор необходимых налогов и податей, отвечал за верность списков жителей «слободы», решал вопросы внутреннего устройства и отстаивал интересы однодворцев слободы в уезде и в провинции.
Однодворческий управитель должен быть создавать из однодворцев конвои для сопровождения колодников и соляной казны и вооруженные отряды для борьбы с «…ворами и разбойниками». Помощниками управителя были избираемые населением «слободы» наиболее авторитетные однодворцы, т. н. «лутчие».
Кроме управителей-атаманов и «лучших», в однодворческой среде в XVIII веке существовали еще же «сотские» и «десятники». Это были выборные старосты (по сути местная полиция). «Сотский» выбирался от 100 до 200 дворов, у «сотского» было в подчинение пять «десятских» (выборных старост от 10 до 30 дворов). Сотские выборные подчинялись Земским судам, становым приставам и исправникам и наблюдали за соблюдением порядка, благочиния и общественного спокойствия в местной округе. Они были обязаны были докладывать начальству о драках, убийствах, самовольной порубки леса и вести учет населения в своих округах. В фондах РГАДА сохранилось много документов тех времен — например «сотенный» Иван Кононов — однодворец села Егорьевского — Любавши Ливенского уезда в 1753 году докладывал о побеге из «ЕГО СОТНИ» однодворческого сына Ивана Филиппова «без его ведома» и «неизвестно куда». Другой документ — по убийству в 1787 году крестьян статского советника Ивана Шетилова однодворцами деревни Кочергиной Ефремовского уезда Старухиными и Маренковыми (в деле - Маринковыми). По этому делу было арестовано десять однодворцев, в их числе и выборный десятник этой деревни Николай Старухин, который скрыл о преступлении.
Земли однодворцев составляли две группы. В одной из них были поместные участки их предков, участки, данные казной для ликвидации малоземелья, захваченные однодворцами в дикой степи и купленные волостью или селением. Межевая инструкция 1766 года запрещала их продажу, в XIX веке они считались казенными, если даже их владелец-однодворец становился дворянином. Во второй группе — земли, лично купленные и лично жалованные в вотчину. Принцип распределения общих земель был не подушным, а подворным. По традиции их можно было продать лишь однодворцу. Землевладение однодворцев в XVII—XIX вв. подвергалось сильнейшему сокращению под натиском помещиков.
До 1840 года однодворцы (кроме живших в северных областях и Смоленской губернии) имели право владеть крепостными, но число однодворческих крепостных было ничтожно мало (в 1833-35 годах — 11,5 тысяч однодворческих крестьях у более чем миллиона однодворцев). Однодворцы селились, как правило, с ними одним двором и относились к своим крепостным, скорее, как к наемным работникам. Крестьяне однодворцев несли перед государством те же повинности, что и их владельцы.
У однодворцев была применима «круговая порука» — древний обычай, ставший юридической нормой, по которому все крестьяне, приписанные к одному обществу, совместно отвечали за своевременный бездоимочный взнос государственного налога и повинностей. Благодаря этому у однодворцев отсутствовали недоимщики.
Другим важным обычаем однодворческих общин была т. н. «черга» (очередь), По «черге» (т.е по очереди) назначали выборных десятников и сотников сроком на три года, по «черге» давали людей и подводы для конвоев и пр. Разновидностью «черги» была «очередная дубина» — ночной сторож в однодворческом селе найдя у себя во дворе такую дубину, обязан был всю ночь ходить с ней по селу, а на утро перекинуть дубину соседу. Сосед, найдя ее, в следующую ночь так же заступал на дежурство. Скорее всего, «очередная дубина» была не оружием, а неким символом власти — небольшой палицей, пристегивавшейся к поясу. Для несения службы у однодворцев, как у военного сословия, были сабли, ружья пистоли.
Третьей особенностью однодворцев были внутрисословные браки. Многие села и деревни «из стари» условно делились их обитателями на две стороны: «однодворки» и «барские» (помещичьи). Представители обоих частей села традиционно недолюбливали друг друга, и смешанные браки между ними были большой редкостью. В среде однодворцев даже можно уловить своеобразие говора, отличного от языка других жителей: «Барские и говорят как-то не так — ни буду, ни хочу, ни знаю, а мы — анадворцы — ня буду, ня хочу, ня знаю». «Барские», в свою очередь, называли однодворцев «алой кровью», «индюками» (гордыми) и «талагаями» (бездельниками). Отличия были не только в говоре, но и в поведении, в одежде, в традициях и даже во внешности. Если в селе не было подходящего жениха или невесты, однодворцы находили свою «вторую половинку» пусть за много верст, но обязательно из своего сословия. Это позволило однодворцам сохранить свою самобытность.
И.В. Чернова
СЕМЬЯ И СЕМЕЙНЫЕ ТРАДИЦИИ ЛОКАЛЬНЫХ ГРУПП ПЕРЕСЕЛЕНЦЕВ-ОДНОДВОРЦЕВ В СРЕДНЕМ ПРИИРТЫШЬЕ (ПО ПОЛЕВЫМ ЭТНОГРАФИЧЕСКИМ И АРХИВНЫМ МАТЕРИАЛАМ)*
Однодворцы – довольно сложная для определения группа, в разные исторические периоды имеющая свой набор маркеров. В рамках данного исследования мы попытаемся выяснить сохраняются ли особенности семейного быта у потомков однодворцев на территории Среднего Прииртышья. Для достижения поставленной цели будут использованы полевые этнографические материалы, а также архивные источники, характеризующие переселение представителей черноземных губерний в Сибирь.
К настоящему времени накоплен значительный комплекс исследований, посвященных вопросам адаптации однодворцев в Сибири, характеризующих их локальные особенности, групповую структуру и социальные трансформации. Архивные материалы позволяют наметить территориальные рамки размещения переселенцев-однодворцев на территории Омского Прииртышья. Из них видно, что наиболее активно однодворцы заселяли северные и центральные районы Омской области. Как отмечает П.Т. Сигутов, в течение 1830–1850-х гг. в составе переселенцев преобладали представители черноземных губерний – Тамбовской, Орловской, Рязанской, Курской, и Пензенской1. Именно эти регионы были местами выхода основной части однодворческого населения в указанный период.
Как отмечают исследователи социальной истории, структурные особенности семей напрямую зависят от процессов и общеисторического контекста формирования населения. Поэтому обозначим для начала некоторые важные моменты в рамках переселения однодворцев в Сибирь.
В материалах РГИА есть документы, свидетельствующие о желании однодворцев переселиться в Сибирь в 1805–1806 гг.2 Не смотря на то, что просители получили отказ, обусловленный в том числе государственными интересами, для данного исследования эти источники интересны тем, что они иллюстрируют относительный размер семьи однодворцев, а также позволяет выявить их пофамильный состав.
Из упоминаемых в документе «Кавказской губернии Александровской округи села Медведского, села Высоцкого, села Донского балки тоже, деревни Сухой балки тоже, села Калиновки, села Круглого лесу, села Грушевки, села Ореховки, села Петровского, села Благодарного, деревни Александровки, села Серговского, села Новоселицы» 435 однодворцев (отметим, что количество рассчитывалось по V ревизии, а потому данные требуют верификации) в среднем каждая семья включала 2–3 души. Пофамильный список содержит несколько фамилий, встречающихся на территории Среднего Прииртышья: Гребенников, Попов, Малахов, Новиков и Макаров. Большая часть из них фиксируется в Муромцевском и Тарском районах, в местах компактного расселения однодворческих переселенцев. Это обстоятельство косвенно подтверждает вывод об устойчивости однодворческих фамилий.
Второй важный момент, связанный с семьей – это социальная идентификация однодворцев и взаимодействие их с крестьянским населением в ходе обустройства на новом месте жительства. Как отмечают переселенческие чиновники, расселение представителей некрестьянских сословий в Сибири, создает много проблем. Так, например, А.В. Кривошеин в одном из своих отчетов отмечает, что «водворение в Сибири земледельцев привилегированного состояния повело к нежелательным осложнениям, т.к. поселившись вместе с крестьянами, они отказывались уплачивать натуральные повинности. <…> По отзывам местной администрации в переселенческих поселках совместное водворение крестьян и дворян вызывает иногда столкновения, происходящие вследствие неравенства прав и обязанностей, что может затруднять устройство правильного общественного управления»3.
На сложность адаптации переселенцев с более высоким социальным статусом к устойчивой внутренней структуре сибирского населения, сформировавшейся к середине XIX в., указывает и А.А. Крих в своей статье, посвященной панцирным боярам4. Примерно с такими же сложностями: замкнутостью и ограниченностью брачных кругов, боязнь понижения социального статуса, а с другой стороны – существование потребности к осибирячиванию, – пришлось столкнуться и однодворцам.
Обозначенные процессы нередко накладывались на первоначальную хозяйственную неустроенность, в некоторых случаях – на отсутствие навыков рациональной организации хозяйства, обозначаемые в документах более позднего периода. Приведем для примера характеристику переселенцев, данную А.Н. Куломзиным: «<…> Полтавские, черниговские, херсонские, харьковские и орловские вообще практичные, сами привозят с собою деньги, умеют устраиваться, все делать в хозяйстве, например, начинают с покупки лошадей. Не такие пензенцы: это люди ленивые, требовательные, ничем не довольные, и начинают с устройства домов, не думаю о посеве, о необходимости обеспечить себе урожай и свой хлеб…»5.
Однако, именно пензенцы, воронежцы и куряне стали активными организаторами новых населенных пунктов на территории Омского Прииртышья. Одним из них была д. Половинка, в настоящее время относящаяся к Кормиловскому району Омской области.
Возникновение д. Половинки связано с реформой государственной деревни 1837–1841 гг. В результате переезда в Омское Прииртышье нескольких партий переселенцев из Воронежской губернии в середине XIX в. были образованы населенные пункты невдалеке от г. Омска на берегах р. Оми: с. Густафьево (современное с. Богословка), с. Сыропятское, д. Половинка. Существует предание о том, что часть переселенцев, основавших с. Густафьево, не захотели жить на южном берегу р. Оми и перебрались на ее северный берег, где возникло поселение с характерным названием –Половинка6. Поскольку и в Густафьево и в Половинке проживали воронежцы, данные поселения составили единый брачный круг, что видно из собранных в ходе этнографической экспедиции генеалогий.
Судя по данным метрических книг, хранящихся в фонде 16 Исторического архива Омской области, основателями д. Половинки являлись переселенцы из разных деревень и слобод Бирючинского уезда Воронежской губернии, который был населен преимущественно однодворцами. Выходцами из этого уезда являлись семьи Сягловых, Головченко, Рубаненко, Муравьевых и Шумиловых. Помимо воронежцев в д. Половинке проживало несколько семей из Тамбовской губернии (Вороновы, Попковы).
В 1868 г. в Половинке насчитывалось 44 двора, в них 344 человека, в том числе 147 мужского пола и 197 женского. На данный момент д. Половинка постоянных жителей не имеет, и в административном отношении является дачным поселком.
Сохранившиеся похозяйственные книги по данному «кусту» населенных пунктов свидетельствует о преобладании традиционных двупоколенных семей, когда вместе проживают несовершеннолетние дети и родители. Численность семей потомком однодворцев в д. Густафьево в среднем составляет 5–6 человек.
Другой ареал расселения однодворцев на территории Омского Прииртышья связан с Колосовским районом Омской области. Здесь можно выделить несколько населенных пунктов – д. Михайловка, Бражниково, Аникино и с. Новологиново. По данному району в нашем распоряжении имеются не только материалы этнографических опросов и архивные данные, но и визуальные источники – фотографии из семейных архивов.
Информанты отмечают существующие различия даже в говоре местного населения: «В Аникино говорят "нясла", "вядро", это наверное север»7. Аналогичную картину рисуют нам данные краеведческой литературы: «Даже современные этнографические экспедиции по территории Центрального Черноземья фиксируют интересный факт: <…> В среде однодворцев даже можно уловить своеобразие говора, отличного от языка других жителей: «Барские и говорят как-то не так – ни буду, ни хочу, ни знаю, а мы – анадворцы – ня буду, ня хочу, ня знаю»8.
Отразились в этнографических материалах и сведения о местах выхода некоторых фамилий, относящихся к однодворческим: «у нас самые распространенные фамилии – Фомины… Наши Фомины с Волги, сюда приехали организованно и организовали там деревню Пичкас, потом у них там что-то не срослось и они приехали в Корсино»9. Кроме этого, в семейных хрониках содержатся сведения об истории населенных пунктов, показывающие тесную связь семейной истории с историей формирования локальных групп.
В этом отношении интересен сюжет, связанный с деревней Бражниково. В одном из семейных архивов нашлось фото, вокруг которого выстроилось вот такое повествование: «Мои предки жили в «Старине» – так называлась деревня. Старина находилась на юго-востоке от будущего Бражниково. Названия Старины никто не помнит. Жили там очень хорошо и богато, но постоянно враждовали с кыргызами. <…> Федор Алексеевич Бражников, – дед информанта, изображенный с семьей на фото, – был одним из первых основателей деревни. Сначала он построил себе дом, а потом ветряную мельницу, которой уже нет. Всего было три основателя деревни и все они были лысыми, поэтому первая улица называется Лысово. Также были улицы: Курская (там жили переселенцы с Курской губернии), Черниговская (там жили переселенцы из Черниговской губернии) и Маслозаводская (там был маслозавод, принадлежавший Дудикову)»10. В «Списке населенных мест Сибирского края» все озвученные информаторами названия присутствуют, но это отдельные населенные пункты – д. Бражникова-Лысова была образованна в 1852 г., д. Бражниково-Курская, 1825 года образования и д. Бражникова-Чернигова появилась в 1700 г.11 Указанные данные свидетельствуют о лучшей степени сохранности и трансляции фрагментов коллективной памяти внутри переселенческих некрестьянских слоев.
Имеющиеся материалы содержат довольно обширные сведения о составе и структуре семей, а также о некоторых элементах семейной обрядности. Представительным оказался раздел, посвященный родильной обрядности. При характеристике родильного обряда мы должны помнить, что он состоит из трех составных частей – дородовых процедур и представлений, собственно родов и послеродовых мероприятий. Первая из них включает в основном всевозможные запреты, имеющие рациональную основу, а потому универсальных и не имеющих ярко выраженной групповой принадлежности. По свидетельству наших информаторов, беременной женщине нельзя было «ходить на похороны и поминки, а если кто и ходил, то бабушки [вероятно, здесь речь идет о повитухах – И.Ч.] заставляли красную тряпку вкруг живота завязывать»12. Иногда этот запрет был не столь строгим и беременным не разрешали подходить к гробу на похоронах13. Также запрещалось «скотину какую – собаку там, кошку, ногами пинать. А еще беременной нельзя было ничего просить (одалживаться), т.к. «смотря кто с чем даст»14. Как ни странно, но в полевых материалах почти нет упоминаний о способах определения пола будущего ребенка. Большинство информаторов говорили, что пол как-то определяла повитуха, а как они не знают. Кроме этого, информанты четко различают разные части населенного пункта, отмечая наличие четко зафиксированных брачных кругов.
Третий крупный «куст» поселений однодворцев связан с Муромцевским районом Омской области. Здесь можно выделить такие населенные пункты, как Гурово, Колобово, но особенно Камышино-Курское, образованное по сведениям И. Козлова в 1838 г. переселенцами, искавшими «вольные земли»15. Более подробное описание можно найти в заметке А.Д. Колесникова, который указывает, что «прибывшие в сентябре 1859 г. 45 семей из Семидесяцкой волости Нижнедовицкого уезда Воронежской губернии остановились на речке Камышенка, где еще в мае этого года остановилось 13 семей курских крестьян. Курские поселились на западной стороне речки, а воронежские – на восточной. Новые деревни были названы Камышино-Воронежское и Камышино-Курское»16.
Материалы переписи 1897 г. по деревням Гурово, Колобово и Малинкино показывают примерно равное соотношение двупоколенных и многопоколенных семей, при этом в некоторых семьях обозначено наличие работников. Что касается количества детей, то здесь не прослеживается особых закономерностей. В среднем на семью приходится от трех до пяти детей.
В заключение отметим, что часть из рассмотренных нами элементов обрядов начала постепенно переходить в разряд воспоминаний в связи с произошедшими изменениями в мировоззрении локальной группы. Часть материалов подтверждает существование двух разнонаправленных тенденций – стремление сохранить замкнутость группы в изучаемом районе посредством четкой фиксации брачных кругов и т.п., а с другой стороны – тенденции к «осибирячиванию», не раз отмечаемые исследователями. В качестве специфики группы можно отметить глубокую степень трансляции коллективной памяти, в том числе посредством сохранения семейных фотоархивов, лингвистические особенности, а также наличие двупоколенных семей.
––––––––––––––––––––––––––––––
*Работа выполнена при поддержке РГНФ, проект № 14-31-01018а1 «Однодворцы в Западной Сибири: стратегии социокультурной адаптации локальных групп».
Прмечания
1 Сигутов П.Т. Состав населения Омской области по районам выхода // Природа, население и хозяйство Омской области. – Омск: ОГПИ, 1974. – С. 52.
2 РГИА. Ф. 1285. Оп. 1. Д. 49. Л. 46.
3 Отчет по командировке в Сибирь помощника начальника переселенческого управления МВД Кривошеина. – 26.10.1899. – С. 34.
4 Крих А.А. Грани этнической идентичности белорусов: панцирные бояре – литва – сибиряки // Народы и культуры Сибири: изучение, музеефикация, преподавание: сб. науч. тр. – Омск: Изд-во Омск. ун-та, 2005. – С. 234–240.
5 РГИА. Ф. 1642. Оп. 1. Д. 201. Л. 14.
6 Очерки истории села Богословка. / Под общей редакцией М.В. Куроедова. – Омск: «Издательский дом "Наука"», 2003. – С. 6–9.
7 МЭЭ ОмГУ 2007. П.о. 1. Л. 1.
8 Ляпин Д.А. История Елецкого уезда в конце XVI–XVII веков. Научно-популярное издание. – Тула: Гриф и К, 2011. – 208 с. [Сайт]. URL: vorgol.ru/istoriya-eltsa/istoriyauezda-16-17-v/priznaki-vremeni/ .
9 МЭЭ ОмГУ 2007. П.о. 1. Л. 1.
10 МЭЭ ОмГУ 2007. П.о. 6. Л. 15–15 об.
11 Список населенных мест Сибирского края. - Новосибирск, 1928. – Т. 1: Округа юго-западной Сибири. – С. 60.
12 МЭЭ ОмГУ 2006 г. П.о. 1.
13 МЭЭ ОмГУ 2007 г. П.о. 2. Л. 14.
14 МЭЭ ОмГУ 2006 г. П.о. 1.
15 Козлов И. Тропами истории (О заселении Муромцевского района в новых границах) // Знамя труда [Муромцево]. – 1963. – 18 октября. – С. 4; 23 октября. – С. 3.
16 Колесников А.Д. Из истории заселения нашего района // Знамя труда [Муромцево]. – 1967. – 25 июня. – С. 3.
Еще немного про однодворцев..
Однодворцы, так же как казаки и военные поселяне считались сельскими обывателями, приписанными к военной службе и подчинялись военному ведомству.
Во главе однодворческого поселения («слободы») стоял назначаемый военной администрацией (в начале — местным воеводой, затем — Военной коллегией) управитель. Его сначала по традиции именовали атаманом. Это вполне логично, так как большинство служилых слободы ещё значились городовыми казаками, а у казаков, поступивших на службу станицами, сохранялись выборные атаманы. Однако в первых Ревизских сказках и в более поздних документах уже фигурирует должность управителя. По сути, управитель был администратором, которому доверялось исполнение указов, приходящих сверху. Он же, управитель обеспечивал сбор необходимых налогов и податей, отвечал за верность списков жителей «слободы», решал вопросы внутреннего устройства и отстаивал интересы однодворцев слободы в уезде и в провинции.
Однодворческий управитель должен быть создавать из однодворцев конвои для сопровождения колодников и соляной казны и вооруженные отряды для борьбы с «…ворами и разбойниками». Помощниками управителя были избираемые населением «слободы» наиболее авторитетные однодворцы, т. н. «лутчие».
Кроме управителей-атаманов и «лучших», в однодворческой среде в XVIII веке существовали еще же «сотские» и «десятники». Это были выборные старосты (по сути местная полиция). «Сотский» выбирался от 100 до 200 дворов, у «сотского» было в подчинение пять «десятских» (выборных старост от 10 до 30 дворов). Сотские выборные подчинялись Земским судам, становым приставам и исправникам и наблюдали за соблюдением порядка, благочиния и общественного спокойствия в местной округе. Они были обязаны были докладывать начальству о драках, убийствах, самовольной порубки леса и вести учет населения в своих округах. В фондах РГАДА сохранилось много документов тех времен — например «сотенный» Иван Кононов — однодворец села Егорьевского — Любавши Ливенского уезда в 1753 году докладывал о побеге из «ЕГО СОТНИ» однодворческого сына Ивана Филиппова «без его ведома» и «неизвестно куда». Другой документ — по убийству в 1787 году крестьян статского советника Ивана Шетилова однодворцами деревни Кочергиной Ефремовского уезда Старухиными и Маренковыми (в деле - Маринковыми). По этому делу было арестовано десять однодворцев, в их числе и выборный десятник этой деревни Николай Старухин, который скрыл о преступлении.
Земли однодворцев составляли две группы. В одной из них были поместные участки их предков, участки, данные казной для ликвидации малоземелья, захваченные однодворцами в дикой степи и купленные волостью или селением. Межевая инструкция 1766 года запрещала их продажу, в XIX веке они считались казенными, если даже их владелец-однодворец становился дворянином. Во второй группе — земли, лично купленные и лично жалованные в вотчину. Принцип распределения общих земель был не подушным, а подворным. По традиции их можно было продать лишь однодворцу. Землевладение однодворцев в XVII—XIX вв. подвергалось сильнейшему сокращению под натиском помещиков.
До 1840 года однодворцы (кроме живших в северных областях и Смоленской губернии) имели право владеть крепостными, но число однодворческих крепостных было ничтожно мало (в 1833-35 годах — 11,5 тысяч однодворческих крестьях у более чем миллиона однодворцев). Однодворцы селились, как правило, с ними одним двором и относились к своим крепостным, скорее, как к наемным работникам. Крестьяне однодворцев несли перед государством те же повинности, что и их владельцы.
У однодворцев была применима «круговая порука» — древний обычай, ставший юридической нормой, по которому все крестьяне, приписанные к одному обществу, совместно отвечали за своевременный бездоимочный взнос государственного налога и повинностей. Благодаря этому у однодворцев отсутствовали недоимщики.
Другим важным обычаем однодворческих общин была т. н. «черга» (очередь), По «черге» (т.е по очереди) назначали выборных десятников и сотников сроком на три года, по «черге» давали людей и подводы для конвоев и пр. Разновидностью «черги» была «очередная дубина» — ночной сторож в однодворческом селе найдя у себя во дворе такую дубину, обязан был всю ночь ходить с ней по селу, а на утро перекинуть дубину соседу. Сосед, найдя ее, в следующую ночь так же заступал на дежурство. Скорее всего, «очередная дубина» была не оружием, а неким символом власти — небольшой палицей, пристегивавшейся к поясу. Для несения службы у однодворцев, как у военного сословия, были сабли, ружья пистоли.
Третьей особенностью однодворцев были внутрисословные браки. Многие села и деревни «из стари» условно делились их обитателями на две стороны: «однодворки» и «барские» (помещичьи). Представители обоих частей села традиционно недолюбливали друг друга, и смешанные браки между ними были большой редкостью. В среде однодворцев даже можно уловить своеобразие говора, отличного от языка других жителей: «Барские и говорят как-то не так — ни буду, ни хочу, ни знаю, а мы — анадворцы — ня буду, ня хочу, ня знаю». «Барские», в свою очередь, называли однодворцев «алой кровью», «индюками» (гордыми) и «талагаями» (бездельниками). Отличия были не только в говоре, но и в поведении, в одежде, в традициях и даже во внешности. Если в селе не было подходящего жениха или невесты, однодворцы находили свою «вторую половинку» пусть за много верст, но обязательно из своего сословия. Это позволило однодворцам сохранить свою самобытность.
- nataleks
- Не в сети
Меньше
Больше
- Сообщений: 355
- Репутация: 68
- Спасибо получено: 2134
13 янв 2015 10:34 #26327
от nataleks
Будьте добры, дайте ссылки на источники. Где опубликованы эти материалы?
Витязь пишет: Вот нашел статью...
Еще немного про однодворцев..
Будьте добры, дайте ссылки на источники. Где опубликованы эти материалы?
- Витязь
13 янв 2015 16:46 #26331
от Витязь
Это - изыскания Андрея Старухина. Собирает сведения об однодворцах повсюду
Если интерисуетесь однодворцами, то вот хорошие источники -
Файлы можно получить по ссылкам:
Важинский В.М. Землевладение и складывание общины однодворцев в XVII веке.pdf
yadi.sk/i/wO2lC2_odwArK
Жалоба Екатерине II от однодворцев.pdf
yadi.sk/i/9G_Y55QddwArM
Еще много написано здесь - Вернадский Г. В. "Очерк истории права российского государства XVIII-XIX вв. (период империи)"
Если интерисуетесь однодворцами, то вот хорошие источники -
Файлы можно получить по ссылкам:
Важинский В.М. Землевладение и складывание общины однодворцев в XVII веке.pdf
yadi.sk/i/wO2lC2_odwArK
Жалоба Екатерине II от однодворцев.pdf
yadi.sk/i/9G_Y55QddwArM
Еще много написано здесь - Вернадский Г. В. "Очерк истории права российского государства XVIII-XIX вв. (период империи)"
- Витязь
14 янв 2015 22:15 - 15 янв 2015 07:13 #26348
от Витязь
Хочу немного добавить про однодворцев...
Обычай "круговой поруки" у однодворцев возник еще в те времена, когда в городовые казаки вольных «охочих людей» принимали обязательно за поруками старослужилых казаков, что им «государева царева служба казачья служити въ рядъ съ казаки и живучи, имъ никакимъ воровствомъ не воровать, не красть, не разбивать, зернью не играть и корчмы не держать и лихимъ людямъ, татемъ и разбойникамъ къ нимъ не пріѣзжать и никакою воровскою рухледью не промышлять, государю царю не измѣнять, въ Крымъ, въ Ногай, и въ Литву, и въ Нѣмцы и ни въ которыя орды не отъѣхать и съ города никуда не сбѣжать». «А случится что-либо изъ перечисленнаго с новоприборным, и на насъ поручикахъ пеня и казни поручиковы головы въ его голову мѣсто»; ручалось обыкновенно 10 человек за одного круговой порукой, отмечая, «кто изъ насъ поручиковъ въ лицахъ (то есть на лицо), на томъ пеня и порука».
" О непереходе однодворцам с своих однодворческих земель, без указа, на другие земли" :Сенатский : [Указ] № 9421, 15 июля 1747 г . /Елизавета Петровна. //Российская империя.Полное собрание законов Российской Империи c 1649 года. Том 12, 1744 - 1748. От № 8849 до 9568. -Санктпетербург : Печатано в Типографии II Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, 1830. -С. 719 - 722.
Указ фактически лишал однодворцев личной свободы и превращал их в государственных крепостных. Причем, без разрешения канцелярии однодворческого управления нельзя было не только переезжать на новое место, но и отлучаться на длительное время, например на заработки.
В РГАДА
rgada.info/poisk/index2.php?str=1055-opis_1&opisanie=%D0%9E%D0%B4%D0%BD%D0%BE%D0%B4%D0%B2%D0%BE%D1%80%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B5%20%D0%BA%D0%B0%D0%BD%D1%86%D0%B5%D0%BB%D1%8F%D1%80%D0%B8%D0%B8,%20%D0%BF%D1%80%D0%B0%D0%B2%D0%BB%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D1%8F%20%D0%B8%20%D1%83%D0%BF%D1%80%D0%B0%D0%B2%D0%B8%D1%82%D0%B5%D0%BB%D0%B8%20(%D0%9A%D0%BE%D0%BC%D0%B8%D1%81%D1%81%D0%B8%D1%8F%20%D0%BE%20%D1%80%D0%B0%D1%81%D1%81%D0%BC%D0%BE%D1%82%D1%80%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%B8%20%D0%BE%D0%B4%D0%BD%D0%BE%D0%B4%D0%B2%D0%BE%D1%80%D1%86%D0%B5%D0%B2),%20(%D0%9A%D0%B0%D0%BD%D1%86%D0%B5%D0%BB%D1%8F%D1%80%D0%B8%D0%B8%20%D0%BE%D0%B4%D0%BD%D0%BE%D0%B4%D0%B2%D0%BE%D1%80%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%B8%D1%85%20%D1%83%D0%BF%D1%80%D0%B0%D0%B2%D0%B8%D1%82%D0%B5%D0%BB%D0%B5%D0%B9)%3Cbr%3E%D0%9E%D0%BF%D0%B8%D1%81%D1%8C%201 .
Однодворческие канцелярии, правления и управители (Комиссия о рассмотрении однодворцев), (Канцелярии однодворческих управителей)
Обычай "круговой поруки" у однодворцев возник еще в те времена, когда в городовые казаки вольных «охочих людей» принимали обязательно за поруками старослужилых казаков, что им «государева царева служба казачья служити въ рядъ съ казаки и живучи, имъ никакимъ воровствомъ не воровать, не красть, не разбивать, зернью не играть и корчмы не держать и лихимъ людямъ, татемъ и разбойникамъ къ нимъ не пріѣзжать и никакою воровскою рухледью не промышлять, государю царю не измѣнять, въ Крымъ, въ Ногай, и въ Литву, и въ Нѣмцы и ни въ которыя орды не отъѣхать и съ города никуда не сбѣжать». «А случится что-либо изъ перечисленнаго с новоприборным, и на насъ поручикахъ пеня и казни поручиковы головы въ его голову мѣсто»; ручалось обыкновенно 10 человек за одного круговой порукой, отмечая, «кто изъ насъ поручиковъ въ лицахъ (то есть на лицо), на томъ пеня и порука».
" О непереходе однодворцам с своих однодворческих земель, без указа, на другие земли" :Сенатский : [Указ] № 9421, 15 июля 1747 г . /Елизавета Петровна. //Российская империя.Полное собрание законов Российской Империи c 1649 года. Том 12, 1744 - 1748. От № 8849 до 9568. -Санктпетербург : Печатано в Типографии II Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, 1830. -С. 719 - 722.
Указ фактически лишал однодворцев личной свободы и превращал их в государственных крепостных. Причем, без разрешения канцелярии однодворческого управления нельзя было не только переезжать на новое место, но и отлучаться на длительное время, например на заработки.
В РГАДА
rgada.info/poisk/index2.php?str=1055-opis_1&opisanie=%D0%9E%D0%B4%D0%BD%D0%BE%D0%B4%D0%B2%D0%BE%D1%80%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B5%20%D0%BA%D0%B0%D0%BD%D1%86%D0%B5%D0%BB%D1%8F%D1%80%D0%B8%D0%B8,%20%D0%BF%D1%80%D0%B0%D0%B2%D0%BB%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D1%8F%20%D0%B8%20%D1%83%D0%BF%D1%80%D0%B0%D0%B2%D0%B8%D1%82%D0%B5%D0%BB%D0%B8%20(%D0%9A%D0%BE%D0%BC%D0%B8%D1%81%D1%81%D0%B8%D1%8F%20%D0%BE%20%D1%80%D0%B0%D1%81%D1%81%D0%BC%D0%BE%D1%82%D1%80%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%B8%20%D0%BE%D0%B4%D0%BD%D0%BE%D0%B4%D0%B2%D0%BE%D1%80%D1%86%D0%B5%D0%B2),%20(%D0%9A%D0%B0%D0%BD%D1%86%D0%B5%D0%BB%D1%8F%D1%80%D0%B8%D0%B8%20%D0%BE%D0%B4%D0%BD%D0%BE%D0%B4%D0%B2%D0%BE%D1%80%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%B8%D1%85%20%D1%83%D0%BF%D1%80%D0%B0%D0%B2%D0%B8%D1%82%D0%B5%D0%BB%D0%B5%D0%B9)%3Cbr%3E%D0%9E%D0%BF%D0%B8%D1%81%D1%8C%201 .
Однодворческие канцелярии, правления и управители (Комиссия о рассмотрении однодворцев), (Канцелярии однодворческих управителей)
Последнее редактирование: 15 янв 2015 07:13 от Витязь.
- Витязь
25 янв 2015 21:24 - 26 янв 2015 15:50 #26567
от Витязь
Еще хорошая статья....
Вообще то южнорусские однодворцы, как я понял переселялись в Томскую губернию и на Алтай.
Найти бы, кто откуда и на какие участки...
Однодворцы в московском пограничье.
Материал предоставлен автором Н.М. Черновым, для публикации на www.turgenev.org.ru
Кроме как у Тургенева, об однодворцах в художественной литературе что-нибудь существенного не найдешь. Разве что у стародавних авторов, давно забытых. Да в узко специальных исторических трудах 1). Мудрый, знающий себе цену тургеневский однодворец Лука Петрович Овсяников, из "Записок охотника", истинно народный тип, какого ни одному художнику не придумать. Его надо было увидеть и даже понаблюдать. И не одного, а целый слой россиян, живших в московском пограничье. Никто из знатоков Тургенева и поныне не сомневается, что у Лутовиновых были такие соседи. На окраине Спасского-Лутовинова ещё цела, нежилая теперь, деревня Голоплеки. Там издавна обитали, да и теперь ещё встречаются Овсянниковы, из прежних однодворцев. Некогда - хлебопашцы, извозчики, содержатели постоялых дворов, мелкие чиновники. Недавно об этом поселении издана хорошая книжка Л.Н.Ивановой "Деревня, которой нет" 2).
Зажиточные однодворцы иногда нанимали себе работников и жили с ними "одним двором". Иные небезуспешно домогались через службу дворянского звания. В былые времена они именовались по-разному: "дети боярские", государственные, "четвертные" крестьяне. Этот слой формировался в течение почти трёхсот лет. Коренными жителями края считались служилые люди, помещенные в опустевшем пограничье в XV-XVII веках для охраны путей, ведущих с юга к Москве. Это - казаки, стрельцы, пушкари, засечные сто-рожа и другие, кто послан, перемещен из тульских, калужских, рязанских и прочих уездов. "Дети боярские" считались привилегированным разрядом воинов. Их верстали, как тогда говорилось, "по отечеству", "испомещали на земле", то есть давали надел, который сохранялся за ними в нескольких поколениях, но иногда - лишь до окончания службы.
Отсюда и название - помещики, которое позднее осталось только за дворянами-вотчинниками. Многие из нынешних орловцев и туляков ведут свой род от этих вооруженных "пограничников", о чем свидетельствуют их быт, язык, прозвания, образ жизни. В тот лихой период они имели возможность, и даже были вынуждены, "селить за свой двор" безземельных пришлых людей, бобылей и разного рода "бездомовников", чтобы обрабатывать землю. Но "укрепить" за хозяином их не дозволялось, хотя бы тот в конечном итоге и получал юридическое право владеть крепостными душами, как это случилось с тургеневским однодворцем Овсяниковым. История каждого населенного пункта в ряде уездов края начинается с выяснения: однодворческая или барская деревня. Правду сказать, однородных селений почти не было. Зачастую в них жили вместе и однодворцы и владельческие крестьяне. Из бумаг времен Екатерины II можно извлечь, например, почти весь набор бытующих ныне родовых прозваний: Стрельниковы, Теряевы, Уваровы, Рыбины, Бухтияровы, Псаревы, Клевцовы, Агеевы. Список можно продолжить.
Всего в Орловской губернии в 1830-х годах проживало около 150 тысяч однодворцев. Различие между ними и владельческими крестьянами было не только правовое и имущественное. Каждая из этих групп имела бытовые, хозяйственные, этнографические и даже диалектно-языковые различия. В результате реформ Петра I отпала надобность содержать военно-земледельческий слой крестьян в центральной России. Часть служилых людей вошла в состав дворянства. Но большинство по бедности и измельчанию наделов, либо по нежеланию нести службу (что было обязательно для дворян) причислены к податному сословию и получило наименование однодворцев, или государственных крестьян.
Жители, состоявшие в крепостной зависимости, т.е. владельческие, прозывались на юге Московии цуканами. Это не столько социальное обозначение, сколько кличка, порой обидная, хотя и объяснимая: по особенностям выговора. Цуканы в большинстве своем - поселенцы позднего времени, в отличие от коренных жителей - однодворцев. В XVII веке, когда окончательно утвердилось поместное землевладение, жалованные земли по Зуше, Неручи, Быстрой Сосне, более плодородные, чем в замосковных местах, заселялись крепостными, переведенными отовсюду, выходцами из Алексинского, Лихвинского, Белевского уездов. На новые места переводили семьями, но бывало и целыми деревнями. Новосёлы (или - новики) иногда отличались непривычными повадками, каким-то гортанным выговором, были выносливы в работе, но необычайно шумные. Их дразнили "гагаями". В старых деревнях это различие чувствовалось вплоть до наших дней.
Среди цуканов много людей мастеровитых, владеющих ремёслами, чем особенно выделялись бывшие дворовые (барская обслуга). Они и жили этим, так как земля из общины дворовым после 1861 года, как известно, не выделялась. Иные из прежних барских повидали свет, кое-чему научились около господ. Однодворцы не в пример им - консервативнее, стойко держались за патриархальные привычки. Найти какую-нибудь старинную вещь, или записать древние обряды, песни, скорее всего можно в бывших однодворческих сёлах. Выговор однодворцев в наших деревнях подчеркнуто "акающий", из группы рязанских наречий, с характерным "якающим" окончанием. Помещичьи крестьяне и дворовые люди, напротив, привезли с собой язык, отдающий канцелярско-московским оттенком, более книжный. Хотя тоже с южно-русскими элементами, приглушенными согласными звуками и т.д.
В тургеневских местах однодворцы слыли домовитыми, аккуратными, одевались чисто и не без форса. Двор строили укромно, любили высокие плетни и каменные заборы. Крепостной мужик, напротив, строился кое-как, всё у него в хозяйстве было настежь, на обзор прохожему. "Цуканы" более неприхотливы в пище: пироги одного-единственного типа, мясо без затей - кусками, овсяной кисель, редька, полба, а позднее - картошка. Полба - почти забытая теперь пшеница-спельха, иначе - примитивная пшеница. Её выращивали начиная с каменного века, а в наши места она попала более двух тысячелетий назад, по-видимому, из южной Германии. Помните как у Пушкина: "...есть велел варёную полбу..".
Постепенно от полбы в наших краях отказались: урожайность невысокая, пшеница эта плохо вымолачивалась из колоса. Её заменяли более выгодными сортами. Но теперь, как говорят, агрономия вспомнила о полбе и непрочь её возродить. По разным причинам. Не в последнюю очередь из селекционного интереса. Белков, минералов и витаминов в полбе больше, чем в культурной пшенице. Она устойчивее к заболеваниям, вредные насекомые и грибок ей не страшны - значит, можно не применять химию и выращивать экологически чистый продукт.
Однодворческие женщины, в отличие от крепостных соседок, хорошо готовили. Стол у них, хотя и небогатый, но разнообразный. Есть такие забытые кушанья, которые можно пробовать только в однодворческих семьях. Например, саломать. Это род сладковатого теста, в некотором роде кашица из проращенного и перемолотого зерна, пожиже размазни. "Ливенцы саломатой мост обломитли" (В.И.Даль, т.4, с.130), т.е. ехали встречать воеводу (или баскака?) и везли в подарок по горшку саломаты с каждого двора. Наша однодворческая саломать проста в изготовлении. Муку обжаривают на сале, или растительном масле, а потом заваривают кипятком. Едят с солью и маслом. Несомненно, пища восточного происхождения. У мусульман есть похожее ритуальное блюдо, которое готовят в ночь под праздник "навруз" - мусульманский Новый год. Не следует забывать, что, по свидетельству ученых, ещё вятичи в наших местах в X-XI веках долго жили вместе с половцами, хазарами и другими кочевыми народами.
Очень самобытно выглядело праздничное угощение у ливенских однодворцев. Садились за пустой стол, покрытый чистой холщовой скатертью, хозяйка тут же выносила блюдо с нарезанным тёплым хлебом-ситником, политым коровьим маслом. Память о "поклонении хлебу". А хозяин - обносил гостей. Пили из одной чарки. Следующая перемена - холодец, залитый домашним квасом, на манер окрошки. А уж потом ставили другие закуски, смотря по зажиточности. Но обязательными были жирная лапша и молочная каша на десерт. Индейки и гуси разводились главным образом однодворцами, а уж потом распространились в другие деревни.
Известный литературный критик В.П.Боткин как-то вместе с А.А.Фетом проезжал по деревням Ливенского уезда, до речки Тим, где у Фета была мельница. Боткин с восторгом писал потом И.С.Тургеневу: "Не могу не сказать о женщинах, или точнее - одеждах их. Говорят, что однодворческие женщины давно одеваются так, а именно: рубашки с высоким воротом, вроде мужской, с широкими, к концу суживающими рукавами; юбка красная и широкая, обшитая черной или синей каймой, плотно охватывает стан. Грациознее и провакантнее этой одежды трудно выдумать, особенно на молодых девушках" 3).
Между барскими крестьянами и однодворцами у нас издавна существует взаимная ревность и соперничество. Эта "полемика" существовала издавна. Дочерей однодворцы не любили отдавать за бывших крепостных: дескать, лежебоки, ни деревца около дома, а окна вечно без стёкол, затыкаются подушками. Природный цукан со своей стороны укорял однодворца: и хитер-то он, и скуп, склонен к барышничеству. Но то и другое, конечно, в значительной степени преувеличилось.
Незадолго до 1917 года однодворцы в наших местах оказались в более трудном положении. Барские крестьяне имели хоть какой-то общинный надел. А однодворцы так раздробились, что у иных семей остался лишь клок огорода. Хаты на усадьбах лепили одну к другой. Обеднели настолько, что появился "отхожий промысел": ездили на юг побираться, просить "на погорелое". Молодежь отправлялась в города на заработки. Мои земляки, городецкие, хутор-лимовские, кутузовские мужики Малоархангельского уезда через одного работали на Добассе, по преимуществу на шахтах. Не раз приходилось встречать Рыбиных и Карловых где-нибудь на Алтае, или в Томске. И всегда выяснялось: отец, или дед, выходец из Орловской губернии.
Примечания
1)Ткачёва Н.К.Однодворцы XVIII века в отечественной историографии. Ежегодник "История и историки". М.Наука, 1975, с. 281-299; Белявский М.Т.Крестьянский вопрос в России накануне восстания Пугачева. М.1965; Новосельский А.А. Распостранение крепостнического землевладения в южных уездах Московского государства ("Исторические записки", 1938. N 4); Фет А.А. Воспоминания. М.1983, с.246; Большая Советская Энциклопедия. Том 18. М.1974, с. 311.
2)Иванова Л.Н. Деревня, которой нет. По следам героев И.С.Тургенева. Тула, 1991; Иванова Людмила. Родине поклонитесь. По следам героев И.С.Тургенева. М.1993;Сучков Сергей. Путешествие к однодворцу Овсянникову. Литературная Россия, 1981, 3 апреля, N 14.
3)В.П.Боткин и И.С.Тургенев. Неизданная переписка. 1851-1869.Academia. М.-Л.1930, с.207-208
Вообще то южнорусские однодворцы, как я понял переселялись в Томскую губернию и на Алтай.
Найти бы, кто откуда и на какие участки...
Однодворцы в московском пограничье.
Материал предоставлен автором Н.М. Черновым, для публикации на www.turgenev.org.ru
Кроме как у Тургенева, об однодворцах в художественной литературе что-нибудь существенного не найдешь. Разве что у стародавних авторов, давно забытых. Да в узко специальных исторических трудах 1). Мудрый, знающий себе цену тургеневский однодворец Лука Петрович Овсяников, из "Записок охотника", истинно народный тип, какого ни одному художнику не придумать. Его надо было увидеть и даже понаблюдать. И не одного, а целый слой россиян, живших в московском пограничье. Никто из знатоков Тургенева и поныне не сомневается, что у Лутовиновых были такие соседи. На окраине Спасского-Лутовинова ещё цела, нежилая теперь, деревня Голоплеки. Там издавна обитали, да и теперь ещё встречаются Овсянниковы, из прежних однодворцев. Некогда - хлебопашцы, извозчики, содержатели постоялых дворов, мелкие чиновники. Недавно об этом поселении издана хорошая книжка Л.Н.Ивановой "Деревня, которой нет" 2).
Зажиточные однодворцы иногда нанимали себе работников и жили с ними "одним двором". Иные небезуспешно домогались через службу дворянского звания. В былые времена они именовались по-разному: "дети боярские", государственные, "четвертные" крестьяне. Этот слой формировался в течение почти трёхсот лет. Коренными жителями края считались служилые люди, помещенные в опустевшем пограничье в XV-XVII веках для охраны путей, ведущих с юга к Москве. Это - казаки, стрельцы, пушкари, засечные сто-рожа и другие, кто послан, перемещен из тульских, калужских, рязанских и прочих уездов. "Дети боярские" считались привилегированным разрядом воинов. Их верстали, как тогда говорилось, "по отечеству", "испомещали на земле", то есть давали надел, который сохранялся за ними в нескольких поколениях, но иногда - лишь до окончания службы.
Отсюда и название - помещики, которое позднее осталось только за дворянами-вотчинниками. Многие из нынешних орловцев и туляков ведут свой род от этих вооруженных "пограничников", о чем свидетельствуют их быт, язык, прозвания, образ жизни. В тот лихой период они имели возможность, и даже были вынуждены, "селить за свой двор" безземельных пришлых людей, бобылей и разного рода "бездомовников", чтобы обрабатывать землю. Но "укрепить" за хозяином их не дозволялось, хотя бы тот в конечном итоге и получал юридическое право владеть крепостными душами, как это случилось с тургеневским однодворцем Овсяниковым. История каждого населенного пункта в ряде уездов края начинается с выяснения: однодворческая или барская деревня. Правду сказать, однородных селений почти не было. Зачастую в них жили вместе и однодворцы и владельческие крестьяне. Из бумаг времен Екатерины II можно извлечь, например, почти весь набор бытующих ныне родовых прозваний: Стрельниковы, Теряевы, Уваровы, Рыбины, Бухтияровы, Псаревы, Клевцовы, Агеевы. Список можно продолжить.
Всего в Орловской губернии в 1830-х годах проживало около 150 тысяч однодворцев. Различие между ними и владельческими крестьянами было не только правовое и имущественное. Каждая из этих групп имела бытовые, хозяйственные, этнографические и даже диалектно-языковые различия. В результате реформ Петра I отпала надобность содержать военно-земледельческий слой крестьян в центральной России. Часть служилых людей вошла в состав дворянства. Но большинство по бедности и измельчанию наделов, либо по нежеланию нести службу (что было обязательно для дворян) причислены к податному сословию и получило наименование однодворцев, или государственных крестьян.
Жители, состоявшие в крепостной зависимости, т.е. владельческие, прозывались на юге Московии цуканами. Это не столько социальное обозначение, сколько кличка, порой обидная, хотя и объяснимая: по особенностям выговора. Цуканы в большинстве своем - поселенцы позднего времени, в отличие от коренных жителей - однодворцев. В XVII веке, когда окончательно утвердилось поместное землевладение, жалованные земли по Зуше, Неручи, Быстрой Сосне, более плодородные, чем в замосковных местах, заселялись крепостными, переведенными отовсюду, выходцами из Алексинского, Лихвинского, Белевского уездов. На новые места переводили семьями, но бывало и целыми деревнями. Новосёлы (или - новики) иногда отличались непривычными повадками, каким-то гортанным выговором, были выносливы в работе, но необычайно шумные. Их дразнили "гагаями". В старых деревнях это различие чувствовалось вплоть до наших дней.
Среди цуканов много людей мастеровитых, владеющих ремёслами, чем особенно выделялись бывшие дворовые (барская обслуга). Они и жили этим, так как земля из общины дворовым после 1861 года, как известно, не выделялась. Иные из прежних барских повидали свет, кое-чему научились около господ. Однодворцы не в пример им - консервативнее, стойко держались за патриархальные привычки. Найти какую-нибудь старинную вещь, или записать древние обряды, песни, скорее всего можно в бывших однодворческих сёлах. Выговор однодворцев в наших деревнях подчеркнуто "акающий", из группы рязанских наречий, с характерным "якающим" окончанием. Помещичьи крестьяне и дворовые люди, напротив, привезли с собой язык, отдающий канцелярско-московским оттенком, более книжный. Хотя тоже с южно-русскими элементами, приглушенными согласными звуками и т.д.
В тургеневских местах однодворцы слыли домовитыми, аккуратными, одевались чисто и не без форса. Двор строили укромно, любили высокие плетни и каменные заборы. Крепостной мужик, напротив, строился кое-как, всё у него в хозяйстве было настежь, на обзор прохожему. "Цуканы" более неприхотливы в пище: пироги одного-единственного типа, мясо без затей - кусками, овсяной кисель, редька, полба, а позднее - картошка. Полба - почти забытая теперь пшеница-спельха, иначе - примитивная пшеница. Её выращивали начиная с каменного века, а в наши места она попала более двух тысячелетий назад, по-видимому, из южной Германии. Помните как у Пушкина: "...есть велел варёную полбу..".
Постепенно от полбы в наших краях отказались: урожайность невысокая, пшеница эта плохо вымолачивалась из колоса. Её заменяли более выгодными сортами. Но теперь, как говорят, агрономия вспомнила о полбе и непрочь её возродить. По разным причинам. Не в последнюю очередь из селекционного интереса. Белков, минералов и витаминов в полбе больше, чем в культурной пшенице. Она устойчивее к заболеваниям, вредные насекомые и грибок ей не страшны - значит, можно не применять химию и выращивать экологически чистый продукт.
Однодворческие женщины, в отличие от крепостных соседок, хорошо готовили. Стол у них, хотя и небогатый, но разнообразный. Есть такие забытые кушанья, которые можно пробовать только в однодворческих семьях. Например, саломать. Это род сладковатого теста, в некотором роде кашица из проращенного и перемолотого зерна, пожиже размазни. "Ливенцы саломатой мост обломитли" (В.И.Даль, т.4, с.130), т.е. ехали встречать воеводу (или баскака?) и везли в подарок по горшку саломаты с каждого двора. Наша однодворческая саломать проста в изготовлении. Муку обжаривают на сале, или растительном масле, а потом заваривают кипятком. Едят с солью и маслом. Несомненно, пища восточного происхождения. У мусульман есть похожее ритуальное блюдо, которое готовят в ночь под праздник "навруз" - мусульманский Новый год. Не следует забывать, что, по свидетельству ученых, ещё вятичи в наших местах в X-XI веках долго жили вместе с половцами, хазарами и другими кочевыми народами.
Очень самобытно выглядело праздничное угощение у ливенских однодворцев. Садились за пустой стол, покрытый чистой холщовой скатертью, хозяйка тут же выносила блюдо с нарезанным тёплым хлебом-ситником, политым коровьим маслом. Память о "поклонении хлебу". А хозяин - обносил гостей. Пили из одной чарки. Следующая перемена - холодец, залитый домашним квасом, на манер окрошки. А уж потом ставили другие закуски, смотря по зажиточности. Но обязательными были жирная лапша и молочная каша на десерт. Индейки и гуси разводились главным образом однодворцами, а уж потом распространились в другие деревни.
Известный литературный критик В.П.Боткин как-то вместе с А.А.Фетом проезжал по деревням Ливенского уезда, до речки Тим, где у Фета была мельница. Боткин с восторгом писал потом И.С.Тургеневу: "Не могу не сказать о женщинах, или точнее - одеждах их. Говорят, что однодворческие женщины давно одеваются так, а именно: рубашки с высоким воротом, вроде мужской, с широкими, к концу суживающими рукавами; юбка красная и широкая, обшитая черной или синей каймой, плотно охватывает стан. Грациознее и провакантнее этой одежды трудно выдумать, особенно на молодых девушках" 3).
Между барскими крестьянами и однодворцами у нас издавна существует взаимная ревность и соперничество. Эта "полемика" существовала издавна. Дочерей однодворцы не любили отдавать за бывших крепостных: дескать, лежебоки, ни деревца около дома, а окна вечно без стёкол, затыкаются подушками. Природный цукан со своей стороны укорял однодворца: и хитер-то он, и скуп, склонен к барышничеству. Но то и другое, конечно, в значительной степени преувеличилось.
Незадолго до 1917 года однодворцы в наших местах оказались в более трудном положении. Барские крестьяне имели хоть какой-то общинный надел. А однодворцы так раздробились, что у иных семей остался лишь клок огорода. Хаты на усадьбах лепили одну к другой. Обеднели настолько, что появился "отхожий промысел": ездили на юг побираться, просить "на погорелое". Молодежь отправлялась в города на заработки. Мои земляки, городецкие, хутор-лимовские, кутузовские мужики Малоархангельского уезда через одного работали на Добассе, по преимуществу на шахтах. Не раз приходилось встречать Рыбиных и Карловых где-нибудь на Алтае, или в Томске. И всегда выяснялось: отец, или дед, выходец из Орловской губернии.
Примечания
1)Ткачёва Н.К.Однодворцы XVIII века в отечественной историографии. Ежегодник "История и историки". М.Наука, 1975, с. 281-299; Белявский М.Т.Крестьянский вопрос в России накануне восстания Пугачева. М.1965; Новосельский А.А. Распостранение крепостнического землевладения в южных уездах Московского государства ("Исторические записки", 1938. N 4); Фет А.А. Воспоминания. М.1983, с.246; Большая Советская Энциклопедия. Том 18. М.1974, с. 311.
2)Иванова Л.Н. Деревня, которой нет. По следам героев И.С.Тургенева. Тула, 1991; Иванова Людмила. Родине поклонитесь. По следам героев И.С.Тургенева. М.1993;Сучков Сергей. Путешествие к однодворцу Овсянникову. Литературная Россия, 1981, 3 апреля, N 14.
3)В.П.Боткин и И.С.Тургенев. Неизданная переписка. 1851-1869.Academia. М.-Л.1930, с.207-208
Последнее редактирование: 26 янв 2015 15:50 от Витязь.
- Витязь
26 янв 2015 20:56 - 26 янв 2015 21:03 #26586
от Витязь
К. Чуркин
АДАПТИВНЫЕ СТРАТЕГИИ ПОВЕДЕНИЯ ОДНОДВОРЦЕВ В СИБИРИ В 40-е ГГ. XIX–XX ВВ.*
В современной исторической науке проблема генезиса и формирования социальной идентичности локального сообщества однодворцев рефлексируется в широких полемических границах. Более того, в раскрытии самого понятия «однодворцы», имеют место значительные расхождения. Однодворцы определяются и как особый класс военных земледельцев, живших на окраинах Московии и обязанных нести службу по охране пограничья, и как одна из категорий государственных крестьян, образованная из служилых людей по прибору, оборонительная функция которой потеряла значение в первой четверти XVIII в. в связи с созданием регулярной армии.
В этой связи, решение вопроса о социальной идентичности однодворцев, специфике оформления группы и её эволюции, неразрывными нитями связано, во-первых, с колонизационным процессом, во-вторых, с логикой структуризации российского общества, уходящей своими корнями в эпоху формирования Московского централизованного государства, в продолжительных хронологических границах XIV – начала XVII вв.
Социальной основой образовавшейся государственности с центром в Москве стал военно-служилый класс, что обуславливалось активной внешней политикой нового государства, продолжавшейся колонизацией окраинных земель и военными опасностями. В этих условиях, происходило и конституирование основных принципов организации сословной структуры внутри складывавшейся модели государственности, определяемой двумя основополагающими понятиями: служба и тягло. Экономической основой образования военно-служилого класса и составляющих его категорий являлось условное землевладение, распространявшееся на все группы от боярства до низших категорий военно-служилого класса, выполнявших охранные функции в районе засечных черт. При этом, формально, «поместные права» верхушки военно-служилой группы и «низших чинов» служилых людей к концу XVI–XVII вв. принципиально не отличались во внешних своих проявлениях, однако, земельные наделы служилых людей «по прибору» значительно уступали по размеру дворянским поместьям. Кроме того, часто «земельные дачи» отводились не индивидуально служилому человеку, а консолидированной группе: пушкарям, стрельцам, городовым казакам, рассыльщикам и т.д., что сближало их не с дворянским поместьям, а с крестьянской общиной. Добавим, что низшие категории служилых людей получали земли окраинные, не вовлечённые в земледельческий оборот и, соответственно, не населённые лицами крестьянского сословия.
Другим содержательным аспектом эволюции служилого землевладения, непосредственно связанным с описанными выше процессами, необходимо признать факт постепенного сближения мелкого служилого землевладения с крестьянским и формирования на этой базе новой сословной конфигурации. В состав дворянства вошла лишь верхушка служилых людей и часть детей боярских. Они либо получили офицерские чины, либо сумели создать на своей земельной даче, пусть и небольшую, деревню крепостных крестьян. Основная масса уже в XVII в. все чаще фигурирует под именем однодворцев, означая, что эти служилые люди живут, работают, владеют и несут службу одним своим двором, одной своей семьей. В начале XVIII в. они, наряду с другими категориями государственных крестьян, облагаются подушной податью и выполняют ряд государственных повинностей, типичных для других категорий государственных крестьян: постойную, подводную, содержание дорог и мостов, рекрутскую обязанность. Уже в первой четверти XVIII в. однодворцы теряют статус промежуточной группы между господствующим и эксплуатируемым сословием, входя в состав последнего. В период петровских реформ необходимость содержать военно-земледельческий слой крестьян в центральных районах страны, по сути переставших быть окраинами окончательно исчезла. Часть представителей данной категории была включена в состав дворянства, но значительная доля по бедности и измельчанию земельных наделов оказалась причисленной к податному сословию и перешла в разряд государственных крестьян. Численность однодворцев к концу первой четверти XVIII в. составляла 453 д. м.п., к середине XIX в. потомков однодворцев насчитывалось более 1 млн. человек [2, с. 126]
Географические границы размещения однодворцев в Российской империи XIX в., исторически определялись территориями, в рамках которых предки однодворцев исполняли свои военно-служилые обязанности. Наибольшей концентрации однодворческий сегмент достигал в губерниях центральночерноземного региона: Воронежской, Курской, Орловской, Тамбовской, Пензенской и Рязанской.
Характерно, что колонизация черноземной полосы, начавшаяся в XVI в., осуществлялась в параметрах универсальной логики продвижения русской оседлости в границы не освоенных и слабоосвоенных регионов, соответствуя принципам колонизации «от моря до моря», классифицированных В.П. Семёновым-Тян-Шанским. По мере исчерпания военной угрозы, в регионе шли процессы переориентации лиц служилого сословия к сугубо земледельческим занятиям, за счёт государственных и частично помещичьих (утеклецов) крестьян расширялся спектр гражданской колонизации. Вследствие данных обстоятельств всё отчетливее оформлялась земледельческая специализация региона, который уже на рубеже XVII–XVIII столетий превращался в зону форсированного земледельческого освоения. О степени вовлечения в земледельческий оборот территорий черноземной части России, косвенно свидетельствуют данные о расчистке лесов в Европейской России под пашню, значительная доля которой формировалась в Черноземном Центре: 1696–1725 гг. – 203 000 га; 1726–1741 гг. – 203 000 га; 1742–1762 – 233 000 га; 1763–1796 гг. – 216 000 га; 1797–1861 гг. – 164 000 га; 1862–1888 гг. – 902 000 га; 1889–1914 гг. – 440 000 га [17, с. 133]
Господство экстенсивных методов в земледелии, предопределённое регулярными климатическими экстремумами, способствовало активизации пагубных антропогенных воздействий на окружающий ландшафт. В результате в чернозёмной полосе Европейской России ускоренными темпами шли процессы деструктуризации ландшафта, формировались антропогенные комплексы низкого бонитета – «антропогенный бедленд»: эродированные и заболоченные почвы, подвижные пески, овраги и т. д. - как следствие нерационального ведения хозяйства. В условиях кризисных изменений ландшафта и его составляющих климат, средние значения которого объективно не являлись препятствиями для сельскохозяйственного производителя, постепенно превращался в реально действующего агента, влияющего на производственные результаты.
Первые признаки аграрно-экологического кризиса в регионе дали знать о себе ещё на стыке XVIII–XIX вв. В пореформенный же период – фактическим выражением экологического кризиса в центрально-чернозёмном районе, стали качественные трансформации экономического состояния крестьянских хозяйств, снижение уровня жизни земледельческого населения, рост переселенческой активности крестьянства.
Рискнём предположить, что в сложившейся ситуации, в социальной матрице категорий населения, ориентированной исключительно на земледельческое производство также происходили существенные видоизменения. Во-первых, в условиях доминирования земледельческих практик происходил процесс конструирования сословной идентичности крестьянства, характерными признаками которой являлась общность хозяйственных занятий, внутриобщинная консолидация, гарантированное исполнение государством патерналистских обязательств в отношении сословия – обеспечение земельным наделом. В данной обстановке не могли не реализовываться ситуации стирания демаркационных препятствий между отдельными локальными сообществами, в том числе имеющими субэтнический статус (однодворцы). Во-вторых, однодворцы, представляя собой особую этнокультурную локальную группу южнорусского населения, расселялись в пределах региона компактными посёлками, что до некоторой степени амортизировало процесс их сословного слияния с крестьянством. Так, в пределах Воронежского края однодворческие селения располагались преимущественно в северо-западной его части (например, в Воронежском уезде это села Никольское, Приваловка, Верхняя Хава, Спасское, Чертовицкое, Усмань-Собакино, Курино, Рогачевка, Камышино, Ступино и другие). Сословной замкнутости однодворцев также способствовало юридическое оформление их землепользования. Дело в том, что землепользование крестьян-однодворцев приравнивалось к землевладению. Земля передавалась в пожизненное пользование главе семьи-двора – «большаку», который имел право передавать участок по наследству старшему сыну. По формам владения землей однодворцы разделялись на «владельцев по четвертям» (четверть примерно 0,5 дес.) и «владельцев по душам», т.е. в расчете на души мужского пола. По данным статистики землевладения 1905 г., подворное землевладение в государственной деревне Новооскольского и Старооскольского уездов являлось преобладающим. При данной форме владения, землей можно было самостоятельно распоряжаться, планировать посевы зерновых, технических культур. Эта группа государственных крестьян имела возможность создавать на своих землях хозяйства фермерского типа. В середине XIX в. на двор государственного крестьянина на четвертном праве приходилось в среднем 13,8 дес. земли в Курской и 14,2 дес. – в Воронежской губерниях [1]
Однако, частые переделы земли, по установившейся в деревне традиции через каждые 3–6–12 лет, в условиях демографического взрыва 60–70-х гг. XIX в. неизбежно приводили к сокращению душевого надела и общего количества земли на двор. Экономическое положение однодворцев, таким образом, приближалось к той ситуации, которая сложилась в крестьянских хозяйствах, что приводило к их статусному сближению, а также обнаружению выхода из сложившейся ситуации в подготовке и осуществлении переселенческого акта.
При всём многообразии детерминирующих факторов (природно- географических, экономических, социально-психологических) миграционной мобильности населения Черноземья, внутрисословных несовпадениях и коллизиях, следует признать, что для участников переселенческого процесса существовала общая конечная цель – максимально быстро приспособиться к местным условиям, организовать эффективную хозяйственную деятельность, достигнуть экономического успеха. Осмысление истории переселенческого движения, наглядно подтверждает, что наибольшего успеха в реализации своих миграционных побуждений достигли те категории переселенцев, которые представляли собой консолидированные локальные сообщества (выходцы из Прибалтийских губерний, немцы, старообрядцы и т.д.). В данном отношении однодворцы, имевшие многовековой опыт колонизации целинных земель, также могут быть отнесены к группе с высокой мотивацией достижения и позитивным колонизационным потенциалом, который частично «купировался» продолжительным во времени совместным проживанием в местах выхода с представителями крестьянского сословия.
Степень вероятности достижения экономического успеха хозяйствами однодворцев черноземных губерний вследствие массовых переселений в пореформенное время непосредственно зависела от ситуации, в которой происходило их водворение и обустройство. Существенным моментом в колонизации Зауралья стало то обстоятельство, что переселенцы попадали в Сибири не на безлюдные земли, а территории, где уже проживали потомки представителей первой волны земледельческой колонизации региона (старожилы), а также коренное население (инородцы), обладавшие своеобразным набором социокультурных представлений, соответствовавших местным условиям, хозяйственным традициям и особенностями быта. Пополняя сельское население Сибири, переселенцы испытывали на себе влияние новой климатической, географической, этнической, социальной, психологической среды и, приспосабливаясь к новым условиям жизни, были вынуждены согласовывать с её проявлениями своё поведение.
В современной науке, явление социально-психологической адаптации понимается, как сложный процесс, где высшей ступенью является не взаимное приспособление и уравновешивание индивида и среды, а объединение их в новой системе более высокого уровня организации. Новая система возникает в результате активного взаимодействия индивида и среды и предполагает взаимные, двусторонние изменения. При оптимальном построении системы взаимодействия человек реализуется в продуктивной деятельности, которая, одновременно, приветствуется со стороны социальной среды. Рассматривая процесс адаптации как взаимодействие, формируется и вполне определённое понимание свойства адаптивности – как способности к построению продуктивных систем взаимодействия. Такая способность может проявляться в стратегиях поведения, которые использует человек в процессе адаптации.
Принимая во внимание то обстоятельство, что адаптация – это не только результат «приращения» индивида или группы людей к новым социокультурным условиям, но и, в значительной мере, постоянный приспособительный процесс, можно выделить основные универсальные элементы адаптационного цикла, к разряду которых следует отнести наличие адаптивной ситуации и адаптивных барьеров, сообразно с которыми индивид и переселенческая ячейка в целом, вырабатывали адекватные стратегии адаптивного поведения.
Применительно к периоду активизации переселенческого движения в Сибирь из четырёх губерний Европейской России во второй половине XIX – начале XX вв. очевидным выглядит постепенное формирование специфической ситуации, то есть совокупности объективных условий, в которых субъекту приходилось действовать определённым образом. Своеобразие адаптивной ситуации в местах водворения мигрантов определялось различными факторами, оказавшими влияние на способность и темпы приспособления переселенцев к условиям региона. Далеко не последнюю роль в данном процессе играл природно-географический контекст, отдельные элементы которого часто выступали прямым опровержением того образа Сибири, который формировался в сознании переселенцев на родине. Указания на несоответствие природных условий избранной местности первоначальным представлениям о них являлись наиболее распространённым аргументом в объяснениях переселенцами их постоянно ухудшавшегося имущественного положения: «неблагоприятные климатические условия отражаются на состоянии нашего здоровья и хозяйстве» [16]; «вследствие вредного влияния на здоровье климата Сибири мы окончательно обнищали» [10, с. 24]; «по причине неблагоприятного климата не имеем возможности применить в Сибири свои знания и развить садоводство» [10, с. 24–25].
Важнейшим компонентом адаптивной ситуации, сложившейся в ходе колонизационного процесса, являлась социальная среда, в которой были вынуждены действовать мигранты, поскольку второе и последующие поколения сибиряков становились носителями изменённой, преломлённой на сибирской почве культуры. Сибиряки, по мнению исследователей дореволюционного периода, обладали теми отличительными свойствами, которые были свойственны всем колонистам в условиях осваиваемых регионов. Освоение сибирских земель, требовавшее громадной энергии, развило в сибиряке дух предприимчивости, привычку полагаться только на себя.
Земельный простор дал старожилу возможность развернуть свои силы, а суровость природных условий требовала крайнего их напряжения. По замечанию Н.М. Ядринцева, русский крестьянин «явился на Восток без всяких знаний, без могущественных научных и технических средств и сил для борьбы с природою... Положив основание повсюду будущей колонизации, он выполнил большую часть самой трудной работы и совершил половину исторической задачи. Едва ли можно отказать ему в героизме, но трудно также и не понять, что подобная борьба не отразилась на утрате многих высших, культурных свойств и не сделала это население более грубым и отсталым» [20, с. 100-101].
Стереотипы поведения сибиряка, сложившиеся под влиянием природных условий региона водворения, определили специфику адаптации переселенцев, способствовали пролонгации процесса их личного и производственного приспособления к новым условиям жизни. С очевидным своеобразием этих условий переселенцы сталкивались уже при первом соприкосновении с сибирским социумом: в большей степени в ситуации совместного проживания со старожилами, в меньшей – при образовании самостоятельных посёлков. Насколько различно протекали адаптационные процессы в условиях смешанного или однородного поселений, косвенно свидетельствует позиция местных сибирских властей, пришедших в результате продолжительных наблюдений за переселенцами к выводу, что «в виду коренных различий между переселенцами и старожилами в отношении обычаев, хозяйственных приёмов, религиозных верований - результаты приселения выходцев из Европейской России к старожильческим посёлкам крайне неблагоприятны. Поэтому надлежит оказывать на переселенцев воздействие с целью образования ими самостоятельных населённых пунктов» [6, Л. 13–15]. Объективным барьером адаптации в начальной стадии обустройства переселенцев в Сибири являлась естественная преграда – сложность восприятия чужого человека. Очевидцы аграрного освоения Зауралья, отмечая осознание местным старожилым населением своего областного типа, неоднократно указывали на устойчивость данных представлений: «Если сибиряк русскому, который посещает его гостеприимный двор, говорит дружелюбно: «Милостивый государь, вы \"россейский\"», то этим он не хочет сказать, что вы земляк, а напротив, хочет обозначить противоположность себе как сибиряку» [20, с. 109]. Иногда это противопоставление принимало крайние формы: «Знаешь, твоё высокое благородие, наша сибирская собака не станет есть твоего \"россейского\" хлеба...» [9, с. 101]. Противопоставление старожилов переселенцам по линии «мы – они», «свои – чужие» свидетельствовало о том, что адаптивные барьеры отражали систему объективных и субъективных, внутренних и внешних факторов, тормозивших приспособление личности (группы) к разноуровневым адаптивным ситуациям. К разряду основных адаптивных препятствий, сдерживавших процесс «вплетения» переселенцев из чернозёмных губерний России в социальную ткань сибирской жизни относились мировоззренческий, эмоционально-психологический, ситуативный, временной барьеры.
В условиях адаптивной ситуации и преодоления адаптивных барьеров в местах выхода и водворения, складывались и поведенческие стратегии мигрантов, характеризуемые тремя основными качествами: контактностью (контактная или избегающая адаптация), активностью (активная или пассивная), направленностью (направлена на изменение среды или на изменение себя)
Для активной, контактной, направленной вовне адаптивной стратегии характерно стремление активно воздействовать на среду или партнёра с целью изменить их, «приспособить» к своим особенностям и потребностям. Она предполагает широкий арсенал средств и может реализоваться через активное давление на партнёра, преобразование среды, а также различные виды манипуляции. Другими словами - это «стратегия кузнеца и воина» («всякий человек своему счастью кузнец») [12, с. 16–29]. Миграционное поведение представителей данного типа, обуславливалось их природной активностью, стремлением к побуждающим ситуациям, высокой мобильностью и склонностью к оптимистической оценке перспективы. Все они являлись инициаторами выхода на переселение, обладали лидерскими способностями, свободно ориентировались в экстремальных ситуациях. Преимущественно из этой категории вербовались мирские ходоки для осмотра и закрепления за обществом участков будущего водворения. По характеристике С.П. Швецова, перед нами: «Серьёзный, умный, дельный мужик. который знает на память все железнодорожные станции и переселенческие участки» [18, с. 31]. Активная жизненная позиция и уверенность в собственных силах укрепляли их лидерский авторитет, способствовали вовлечению в переселенческое движение широких масс. Опрос переселенцев, выходцев из однодворческих посёлков чернозёмных местностей Европейской России, пришедших на заготовленные для них участки в Томской губернии в 1887–1888 гг., показал, что из 3 605 мигрантов 1/3 в своих действиях (от принятия решения о переселении до обустройства и водворения) руководствовалась советами ходоков [18, с. 30–31].
Мобильность, лёгкость вхождения в новую ситуацию, высокий энергетический потенциал, способствовали эффективной адаптации в условиях Сибири, относительно безболезненному преодолению адаптивных барьеров.
Ко второму варианту следует отнести активный, избегающий, направленный вовне способ адаптивного поведения переселенцев, который можно обозначить как «стратегию перелётной птицы» («Рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше», «На одном месте и камень мхом обрастает», «Сокол на одном месте не сидит, а где птицу видит, туда и летит»). Названная стратегия представляет собой прямой уход индивида из ситуации с целью поиска новой среды, которая бы более гармонировала с его свойствами. Человек уходит от контакта с фрустрирующей средой и сосредотачивает силы на поиске новых, более приемлемых условий существования.
Симптоматично, что разрыв с регионом-«реципиентом» (Европейская Россия) и процесс включения в среду региона-«донора» (Сибирь) у крестьян, носителей такой стратегии адаптивного поведения, выстраивался с различной степенью результативности.
Опросы однодворцев из губерний чернозёмного центра в сопоставлении с данными об имущественном и бытовом положении в местах домиграционного размещения, показывают, что относившаяся к этому типу часть потенциальных переселенцев отчётливо представляла себе не только причины своих экономических затруднений (малоземелье, увеличение плотности населения), но и располагала достаточными ресурсами для реализации собственных планов и достоверными сведениями о регионе предстоящего вселения. Материалом, подтверждающим существование такой группы земледельцев в переселенческом движении, может послужить сообщение Малоархангельского уездного съезда губернатору Орловской губернии со списком 12 крестьянских семей, ходатайствующих о переселении в Барнаульский уезд Томской губернии. Из документа следует, что 11 домохозяев «уже посылали ходоков в Алтайский округ, которые отыскали место для посёлка и произвели посев, а также распродали имущество на родине, выручив достаточно средств на обзаведение и устройство хозяйства на месте переселения» [4, Л. 41–42 об.].
По мнению А.А. Чарушина «.курские переселенцы, за малым исключением, пришли на участок со своими средствами, устроились и в настоящее время обладают продовольственными средствами вполне достаточными. Из 28 семей в этом посёлке 27 имеют свои дома, 86 штук рабочего и рогатого скота, засеяли под озимые 15 десятин земли, заготовили сена больше, чем требуется для прокормления скотины» [18, с. 116].
Таким образом, данной категории переселенцев было свойственно сохранение и поддержание на всех отрезках адаптации первоначальных представлений о регионе вселения, основанных на реальном знании о преимуществах и трудностях, связанных с самим актом переселения. В целом подготовленность данной группы к миграции способствовала относительно быстрому и безболезненному преодолению адаптивных барьеров. Однако те же черты и постоянная потребность в побуждающих ситуациях обусловливали сохранение в этой группе перманентной миграционной активности, что проявлялось в частых внутрирегиональных миграциях. Этот факт подтверждается многочисленными косвенными и прямыми свидетельствами, содержавшимися в отчётах чиновников, материалах по исследованию экономического положения и быта переселенцев, водворённых в населённых пунктах Западной Сибири. Так, представитель тобольского губернского совета по крестьянским делам в отчёте на имя губернатора за 1894 г. об осуществлении выдачи ссуд на домообзаводство сообщал, «что он не имеет возможности выдать таковые многим семьям, ввиду их нахождения в неизвестной отлучке» [5, Л. 7–8]. Чиновник по крестьянским делам Спасского участка Каинского округа по поводу прошения курских переселенцев о пособии докладывал в МВД о том, что многих из них уже нет на месте или они могут в ближайшее время «выбыть в другие места» [7, Л. 7]. В общей сложности, как следует из материалов переписи 1897 г., в пореформенный период во вторичных миграциях приняло участие более 50 000 тысяч крестьян [16].
Стереотипы поведения данной категории мигрантов наиболее предметно описаны С.П. Швецовым, отмечавшим, что «им свойственно с лёгкостью бросать насиженное место и безо всяких причин менять его на новое, часто гораздо худшее» [19, с. 324].
Третий путь - активный, избегающий, направленный вовнутрь (активный уход от контакта со средой и погружение во внутренний мир) – «стратегия улитки» («И зрячий глаз, да не видит нас»). Можно уйти от контакта с фрустрирующей средой, физически не отдаляясь от неё. Означенная стратегия – это избегание контакта со средой посредством замыкания во внутреннем, «своём» мире. Проявления стратегии достаточно разнообразны и включают, в частности, поиск альтернативы реальному миру в собственных фантазиях, а также в религиозных и философских системах.
Наиболее явно активный уход мигрантов от контакта со средой, как модель адаптивного поведения проявился в религиозной сфере. Известно, что привыкший на родине к интенсивной религиозной деятельности переселенец попадал в Сибири зачастую в совершенно иную обстановку. Такие свойства характера старожилов, как замкнутость и прагматизм, многократно отмечались переселенцами в жалобах и прошениях на имя правительственных чиновников («старожилы Бога не чтут: с ними не замолишься, благословения божеского не будет»). По замечанию В.П. Семёнова-Тян-Шанского, «сибирякам была мало свойственна религиозность. Живя разбросанными на огромном пространстве деревнями в 15, 20, 50, 80 верстах от церкви, сибирский крестьянин поневоле бывал в ней очень редко, часто только раз в жизни, когда приходилось венчаться. Сибиряк отвыкал от церкви и в конечном счёте отвык до такой степени, что не хотел в неё идти, когда она находилась недалеко от его жилья. В Сибири не стеснялись хоронить в лесу без отпевания» [14, с. 226–227]. На почве религиозного равнодушия родилось явление, отмеченное многими исследователями и непосредственными участниками колонизационных мероприятий в Сибири: «Там, где церковь стоит в середине села, половина которого заселена старожилами, а вторая половина – российскими «новосёлами», видно, что из последней идёт к службе масса народа, а из первой – единицы» [14, с. 227]. Вследствие такого положения вещей старожилы первого и последующего поколений попадали под мощное влияние адептов старообрядчества и представителей религиозных сект не православного толка, естественным образом втягиваясь в духовное противоборство с переселенческой массой. Особенно заметным это противостояние стало в период массовых аграрных миграций во второй половине XIX – начале XX вв., что проявилось в регулярных столкновениях на религиозной почве.
Отметим, что религиозная конфликтность в рассматриваемый хронологический отрезок являлась существенным адаптивным барьером для всех категорий сибирского населения. Известны случаи, когда под напором действий консолидированной партии православных переселенцев, староверы были вынуждены отступить. П.П. Сущинский писал: «Раскольники на Алтае образуют самостоятельные общества и очень отрицательно относятся к «мирским» людям. Однако это не мешает новосёлам постепенно приселяться к ним и, образовав свою сильную партию, получить от местной епархии разрешение на строительство церкви, после чего старожилы уходили в ещё более глухие места Алтая» [15, с. 32–33]. Не менее редкими являлись и жалобы православных крестьян на старожилов-старообрядцев и сектантов, когда вследствие «гонений» за веру или особо настойчивых попыток по обращению в раскол, переселенцы были вынуждены возвращаться на родину или ремигрировать [13, Л. 596–598].
Вместе с тем необходимо признать, что подобные религиозные коллизии, с точки зрения процесса адаптации, приводили к неодинаковым последствиям для переселенцев и старожилов. Старообрядческий и сектантский сегменты старожилого населения Сибири в силу досконального знания местности, большей внутриобщинной сплочённости, а также упрощённости и, как следствие, относительной дешевизны обрядово-ритуальных манипуляций объективно имели больше шансов на восстановление и поддержание адаптивного сатус-кво. Переселенцы, в свою очередь, находились в ситуации постоянного присутствия альтернативы: либо отказаться от своих идейных убеждений, принять религиозную и бытийную картину мира старожилов, получив тем самым возможность развернуть своё хозяйство и ускорить темпы приспособления к социальным условиям местности, либо придерживаться прежних взглядов, рискуя потерпеть экономический крах и вернуться на родину разорёнными.
Мировоззренческая несовместимость переселенцев и старожилов в религиозной сфере вкупе с финансовыми и организационными трудностями организации церковного быта переселенцев в самостоятельных посёлках выступала в качестве важного адаптивного барьера, снижавшего потенциальные адаптивные возможности новосёлов. Для многих мигрантов успех хозяйственной деятельности определялся степенью доверия к ним со стороны местных жителей, что, в свою очередь, могло быть обеспечено только реальным восприятием переселенцами «правильности» мировоззрения старожилов Сибири. Причём там, где отсутствовали религиозные разногласия, мировоззренческие антиномии, зависящие от обыденного жизненного и производственного опыта, выражались не менее остро. В подавляющем большинстве случаев в сознании переселенцев, окончательно решивших связать свою дальнейшую судьбу с новым местом жительства, формировалась устойчивая готовность отказаться от прежних убеждений – личностных, религиозных, экономических – с целью преодоления мировоззренческого барьера. В этой связи не выглядят абсурдными и безнравственными способы, к которым мигранты вынуждены были прибегать, рассчитывая достигнуть желаемого результата. Так, курские переселенцы, водворившиеся в 1884 г. в посёлке Чибурлинском Викуловской волости Тарского уезда Тобольской губернии, при первом знакомстве со старожилами «сумели подкупить их смирением, кланялись сходу в пояс» [11, с. 31]. Заметным явлением были и частые переходы крестьян из официального православия в старообрядчество и сектантство. В первое десятилетие XX в. только в Томской губернии уклонистов насчитывалось более полутора тысяч душ обоего пола [7, с. 77–83].
Четвёртый вариант – пассивный, контактный, направленный вовнутрь. Данная стратегия определяется тенденцией к пассивному подчинению условиям среды. Изменения происходят под воздействием влияния извне, без самостоятельного сознательного анализа ситуации и, в большинстве случаев, не предполагают глубокой личностной перестройки. Наиболее яркое проявление этой стратегии – внешнее конформное поведение. Стратегия может выражаться в форме пассивного согласия с внешними требованиями и несколько по-иному проявляется в феномене подражания.
Носителями такой адаптивной стратегии являлись мигранты, чье поведение определялось недостаточной способностью соблюдать принятые в новом окружении правила и нормы, учитывать собственный негативный опыт и склонностью к немедленной реализации своих побуждений в повседневности. Основной причиной миграции в этой группе были предшествовавшие ей нарушения социально-психологической адаптации, выражавшейся в недостаточно успешной деятельности, в неспособности к адекватной организации межличностных отношений в коллективе.
Значительный пласт потенциальных «неудачников» был представлен в переселенческом движении второй половины XIX–XX вв. крестьянами, шедшими в Сибирь самовольно, поскольку уже сам по себе факт нелегитимной миграции часто являлся признаком наличия внешнего или внутреннего конфликта. Группа семей самовольных переселенцев из Воронежской и Курской губерний, ходатайствуя об устройстве в Алтайском горном округе, описывала своё положение как «крайне безвыходное», объясняя сложившуюся ситуацию тем, что «распродали всё имущество на родине, а средства полностью истратили на переезд» [7, Л. 89–90]. Беднейшие крестьяне Землянского уезда Воронежской губернии, также распродав имевшееся, явились к губернатору с жалобой на то, что им «не выдали до сих пор увольнительных свидетельств» [3, Л. 1–15]. Чиновникам по крестьянским делам, выяснявшим обстоятельства переселений мигрантов, часто приходилось слышать объяснения такого рода: «...увольнительного приговора не получил... ушёл с места воровски, убёгом, чтобы волостные не поймали» [9, с. 28].
Отсутствие материальных возможностей, а главным образом чёткой стратегии и ясных представлений о том, за счёт каких ресурсов могут быть достигнуты позитивные результаты водворения на новом месте, существенно ограничивали жизненные перспективы таких переселенцев. Вследствие этого снижалась эффективность адаптации, особенно в начальный её период, когда установление адекватных взаимоотношений в системе «человек – среда» имело решающее значение для закрепления в Сибири. Уйдя из родных мест «воровски, убёгом», т. е. через конфликт, переселенец и в новом регионе оказывался в схожей ситуации: на земельное обеспечение он мог рассчитывать только при наличии свободных долей, ссудные мероприятия правительства касались его в исключительных случаях, льготы на данную категорию лиц также практически не распространялись. Показательный эпизод: самовольным переселенцам из Борисоглебского уезда Тамбовской губернии Жердеву, Трощеву и Камневу в 1893 г. было отказано в силу юридической их неправомочности в праве на получение свидетельства на удешевлённый тариф для проезда в Томскую губернию. Прибыв в Сибирь, они написали прошение о причисление к старожильческому посёлку Ядринцевский Тюкалинского округа Тобольской губернии, встреченное также отказом, поскольку пришли в регион «не по разрешению, а по паспорту» [6, Л. 1, 59–60].
Таким образом, можно констатировать следующее. Негативные явления в аграрной сфере черноземных губерний России, инициировали массовый исход населения, занятого в земледельческой сфере региона, за пределы территорий постоянного проживания. В потоке переселенцев, значительное место составлял и однодворческий контингент, достаточно сложно вычленяемый из общего миграционного потока. В то же время, учитывая обстоятельства формирования однодворческой группы земледельцев в европейской части страны (четвертные крестьяне), можно высказать предположение, что именно данная категория переселенцев, относилась в Сибири к наиболее активному и контактному типу, что обуславливалось как факторами материального порядка, так и значительным миграционным опытом. Вместе с тем, процессы сословной девальвации, происходившие в однодворческой среде, уже в местах выхода видоизменяли сословную и этнокультурную идентичность однодворцев, приводили к сближению и растворению данной категории в крестьянском сословии, формируя широкий спектр возможных вариантов адаптивных стратегий поведения в условиях региона-реципиента.
Список использованных источников и литературы
1. Винников А.З., Дынин В.И., Толкачёва С.П. Локально-этнические группы в составе южнорусского населения Воронежского края. http: // www.kraewed – vrn.livejournal.com / 7921.html (дата обращения: 12.09.2014).
2. Водарский Я.Е. Население России в конце XVII – начале XVIII века. М.: «Наука», 1977. – 264 с.
3. Государственный архив Воронежской области. Ф. 26. Оп. 22. Д. 80.
4. Государственный архив Орловской области. Ф.35. Оп.1. Д.53.
5. Государственный архив Тамбовской области. Ф. 26. Оп. 2. Д. 646.
6. Государственный архив г. Тобольска. Ф. 332. Оп. 1. Д. 158.
7. Государственный архив Томской области. Ф. 3. Оп. 44. Д. 4000.
8. Дудоладов А.А. Очерк переселенческого в Сибирь движения. – Б.м., 1884.
9. Емельянова Н.Ф., Пережогина И.Н., Семёнова О.Г. Крестьянский социализм в Зауралье при капитализме. – Курган, 1994.
10. Кашкаров М. Статистический очерк хозяйственного и имущественного положения крестьян Орловской и Тульской губерний // Русское экономическое обозрение. – 1889. – № 9.
11. Материалы дл
АДАПТИВНЫЕ СТРАТЕГИИ ПОВЕДЕНИЯ ОДНОДВОРЦЕВ В СИБИРИ В 40-е ГГ. XIX–XX ВВ.*
В современной исторической науке проблема генезиса и формирования социальной идентичности локального сообщества однодворцев рефлексируется в широких полемических границах. Более того, в раскрытии самого понятия «однодворцы», имеют место значительные расхождения. Однодворцы определяются и как особый класс военных земледельцев, живших на окраинах Московии и обязанных нести службу по охране пограничья, и как одна из категорий государственных крестьян, образованная из служилых людей по прибору, оборонительная функция которой потеряла значение в первой четверти XVIII в. в связи с созданием регулярной армии.
В этой связи, решение вопроса о социальной идентичности однодворцев, специфике оформления группы и её эволюции, неразрывными нитями связано, во-первых, с колонизационным процессом, во-вторых, с логикой структуризации российского общества, уходящей своими корнями в эпоху формирования Московского централизованного государства, в продолжительных хронологических границах XIV – начала XVII вв.
Социальной основой образовавшейся государственности с центром в Москве стал военно-служилый класс, что обуславливалось активной внешней политикой нового государства, продолжавшейся колонизацией окраинных земель и военными опасностями. В этих условиях, происходило и конституирование основных принципов организации сословной структуры внутри складывавшейся модели государственности, определяемой двумя основополагающими понятиями: служба и тягло. Экономической основой образования военно-служилого класса и составляющих его категорий являлось условное землевладение, распространявшееся на все группы от боярства до низших категорий военно-служилого класса, выполнявших охранные функции в районе засечных черт. При этом, формально, «поместные права» верхушки военно-служилой группы и «низших чинов» служилых людей к концу XVI–XVII вв. принципиально не отличались во внешних своих проявлениях, однако, земельные наделы служилых людей «по прибору» значительно уступали по размеру дворянским поместьям. Кроме того, часто «земельные дачи» отводились не индивидуально служилому человеку, а консолидированной группе: пушкарям, стрельцам, городовым казакам, рассыльщикам и т.д., что сближало их не с дворянским поместьям, а с крестьянской общиной. Добавим, что низшие категории служилых людей получали земли окраинные, не вовлечённые в земледельческий оборот и, соответственно, не населённые лицами крестьянского сословия.
Другим содержательным аспектом эволюции служилого землевладения, непосредственно связанным с описанными выше процессами, необходимо признать факт постепенного сближения мелкого служилого землевладения с крестьянским и формирования на этой базе новой сословной конфигурации. В состав дворянства вошла лишь верхушка служилых людей и часть детей боярских. Они либо получили офицерские чины, либо сумели создать на своей земельной даче, пусть и небольшую, деревню крепостных крестьян. Основная масса уже в XVII в. все чаще фигурирует под именем однодворцев, означая, что эти служилые люди живут, работают, владеют и несут службу одним своим двором, одной своей семьей. В начале XVIII в. они, наряду с другими категориями государственных крестьян, облагаются подушной податью и выполняют ряд государственных повинностей, типичных для других категорий государственных крестьян: постойную, подводную, содержание дорог и мостов, рекрутскую обязанность. Уже в первой четверти XVIII в. однодворцы теряют статус промежуточной группы между господствующим и эксплуатируемым сословием, входя в состав последнего. В период петровских реформ необходимость содержать военно-земледельческий слой крестьян в центральных районах страны, по сути переставших быть окраинами окончательно исчезла. Часть представителей данной категории была включена в состав дворянства, но значительная доля по бедности и измельчанию земельных наделов оказалась причисленной к податному сословию и перешла в разряд государственных крестьян. Численность однодворцев к концу первой четверти XVIII в. составляла 453 д. м.п., к середине XIX в. потомков однодворцев насчитывалось более 1 млн. человек [2, с. 126]
Географические границы размещения однодворцев в Российской империи XIX в., исторически определялись территориями, в рамках которых предки однодворцев исполняли свои военно-служилые обязанности. Наибольшей концентрации однодворческий сегмент достигал в губерниях центральночерноземного региона: Воронежской, Курской, Орловской, Тамбовской, Пензенской и Рязанской.
Характерно, что колонизация черноземной полосы, начавшаяся в XVI в., осуществлялась в параметрах универсальной логики продвижения русской оседлости в границы не освоенных и слабоосвоенных регионов, соответствуя принципам колонизации «от моря до моря», классифицированных В.П. Семёновым-Тян-Шанским. По мере исчерпания военной угрозы, в регионе шли процессы переориентации лиц служилого сословия к сугубо земледельческим занятиям, за счёт государственных и частично помещичьих (утеклецов) крестьян расширялся спектр гражданской колонизации. Вследствие данных обстоятельств всё отчетливее оформлялась земледельческая специализация региона, который уже на рубеже XVII–XVIII столетий превращался в зону форсированного земледельческого освоения. О степени вовлечения в земледельческий оборот территорий черноземной части России, косвенно свидетельствуют данные о расчистке лесов в Европейской России под пашню, значительная доля которой формировалась в Черноземном Центре: 1696–1725 гг. – 203 000 га; 1726–1741 гг. – 203 000 га; 1742–1762 – 233 000 га; 1763–1796 гг. – 216 000 га; 1797–1861 гг. – 164 000 га; 1862–1888 гг. – 902 000 га; 1889–1914 гг. – 440 000 га [17, с. 133]
Господство экстенсивных методов в земледелии, предопределённое регулярными климатическими экстремумами, способствовало активизации пагубных антропогенных воздействий на окружающий ландшафт. В результате в чернозёмной полосе Европейской России ускоренными темпами шли процессы деструктуризации ландшафта, формировались антропогенные комплексы низкого бонитета – «антропогенный бедленд»: эродированные и заболоченные почвы, подвижные пески, овраги и т. д. - как следствие нерационального ведения хозяйства. В условиях кризисных изменений ландшафта и его составляющих климат, средние значения которого объективно не являлись препятствиями для сельскохозяйственного производителя, постепенно превращался в реально действующего агента, влияющего на производственные результаты.
Первые признаки аграрно-экологического кризиса в регионе дали знать о себе ещё на стыке XVIII–XIX вв. В пореформенный же период – фактическим выражением экологического кризиса в центрально-чернозёмном районе, стали качественные трансформации экономического состояния крестьянских хозяйств, снижение уровня жизни земледельческого населения, рост переселенческой активности крестьянства.
Рискнём предположить, что в сложившейся ситуации, в социальной матрице категорий населения, ориентированной исключительно на земледельческое производство также происходили существенные видоизменения. Во-первых, в условиях доминирования земледельческих практик происходил процесс конструирования сословной идентичности крестьянства, характерными признаками которой являлась общность хозяйственных занятий, внутриобщинная консолидация, гарантированное исполнение государством патерналистских обязательств в отношении сословия – обеспечение земельным наделом. В данной обстановке не могли не реализовываться ситуации стирания демаркационных препятствий между отдельными локальными сообществами, в том числе имеющими субэтнический статус (однодворцы). Во-вторых, однодворцы, представляя собой особую этнокультурную локальную группу южнорусского населения, расселялись в пределах региона компактными посёлками, что до некоторой степени амортизировало процесс их сословного слияния с крестьянством. Так, в пределах Воронежского края однодворческие селения располагались преимущественно в северо-западной его части (например, в Воронежском уезде это села Никольское, Приваловка, Верхняя Хава, Спасское, Чертовицкое, Усмань-Собакино, Курино, Рогачевка, Камышино, Ступино и другие). Сословной замкнутости однодворцев также способствовало юридическое оформление их землепользования. Дело в том, что землепользование крестьян-однодворцев приравнивалось к землевладению. Земля передавалась в пожизненное пользование главе семьи-двора – «большаку», который имел право передавать участок по наследству старшему сыну. По формам владения землей однодворцы разделялись на «владельцев по четвертям» (четверть примерно 0,5 дес.) и «владельцев по душам», т.е. в расчете на души мужского пола. По данным статистики землевладения 1905 г., подворное землевладение в государственной деревне Новооскольского и Старооскольского уездов являлось преобладающим. При данной форме владения, землей можно было самостоятельно распоряжаться, планировать посевы зерновых, технических культур. Эта группа государственных крестьян имела возможность создавать на своих землях хозяйства фермерского типа. В середине XIX в. на двор государственного крестьянина на четвертном праве приходилось в среднем 13,8 дес. земли в Курской и 14,2 дес. – в Воронежской губерниях [1]
Однако, частые переделы земли, по установившейся в деревне традиции через каждые 3–6–12 лет, в условиях демографического взрыва 60–70-х гг. XIX в. неизбежно приводили к сокращению душевого надела и общего количества земли на двор. Экономическое положение однодворцев, таким образом, приближалось к той ситуации, которая сложилась в крестьянских хозяйствах, что приводило к их статусному сближению, а также обнаружению выхода из сложившейся ситуации в подготовке и осуществлении переселенческого акта.
При всём многообразии детерминирующих факторов (природно- географических, экономических, социально-психологических) миграционной мобильности населения Черноземья, внутрисословных несовпадениях и коллизиях, следует признать, что для участников переселенческого процесса существовала общая конечная цель – максимально быстро приспособиться к местным условиям, организовать эффективную хозяйственную деятельность, достигнуть экономического успеха. Осмысление истории переселенческого движения, наглядно подтверждает, что наибольшего успеха в реализации своих миграционных побуждений достигли те категории переселенцев, которые представляли собой консолидированные локальные сообщества (выходцы из Прибалтийских губерний, немцы, старообрядцы и т.д.). В данном отношении однодворцы, имевшие многовековой опыт колонизации целинных земель, также могут быть отнесены к группе с высокой мотивацией достижения и позитивным колонизационным потенциалом, который частично «купировался» продолжительным во времени совместным проживанием в местах выхода с представителями крестьянского сословия.
Степень вероятности достижения экономического успеха хозяйствами однодворцев черноземных губерний вследствие массовых переселений в пореформенное время непосредственно зависела от ситуации, в которой происходило их водворение и обустройство. Существенным моментом в колонизации Зауралья стало то обстоятельство, что переселенцы попадали в Сибири не на безлюдные земли, а территории, где уже проживали потомки представителей первой волны земледельческой колонизации региона (старожилы), а также коренное население (инородцы), обладавшие своеобразным набором социокультурных представлений, соответствовавших местным условиям, хозяйственным традициям и особенностями быта. Пополняя сельское население Сибири, переселенцы испытывали на себе влияние новой климатической, географической, этнической, социальной, психологической среды и, приспосабливаясь к новым условиям жизни, были вынуждены согласовывать с её проявлениями своё поведение.
В современной науке, явление социально-психологической адаптации понимается, как сложный процесс, где высшей ступенью является не взаимное приспособление и уравновешивание индивида и среды, а объединение их в новой системе более высокого уровня организации. Новая система возникает в результате активного взаимодействия индивида и среды и предполагает взаимные, двусторонние изменения. При оптимальном построении системы взаимодействия человек реализуется в продуктивной деятельности, которая, одновременно, приветствуется со стороны социальной среды. Рассматривая процесс адаптации как взаимодействие, формируется и вполне определённое понимание свойства адаптивности – как способности к построению продуктивных систем взаимодействия. Такая способность может проявляться в стратегиях поведения, которые использует человек в процессе адаптации.
Принимая во внимание то обстоятельство, что адаптация – это не только результат «приращения» индивида или группы людей к новым социокультурным условиям, но и, в значительной мере, постоянный приспособительный процесс, можно выделить основные универсальные элементы адаптационного цикла, к разряду которых следует отнести наличие адаптивной ситуации и адаптивных барьеров, сообразно с которыми индивид и переселенческая ячейка в целом, вырабатывали адекватные стратегии адаптивного поведения.
Применительно к периоду активизации переселенческого движения в Сибирь из четырёх губерний Европейской России во второй половине XIX – начале XX вв. очевидным выглядит постепенное формирование специфической ситуации, то есть совокупности объективных условий, в которых субъекту приходилось действовать определённым образом. Своеобразие адаптивной ситуации в местах водворения мигрантов определялось различными факторами, оказавшими влияние на способность и темпы приспособления переселенцев к условиям региона. Далеко не последнюю роль в данном процессе играл природно-географический контекст, отдельные элементы которого часто выступали прямым опровержением того образа Сибири, который формировался в сознании переселенцев на родине. Указания на несоответствие природных условий избранной местности первоначальным представлениям о них являлись наиболее распространённым аргументом в объяснениях переселенцами их постоянно ухудшавшегося имущественного положения: «неблагоприятные климатические условия отражаются на состоянии нашего здоровья и хозяйстве» [16]; «вследствие вредного влияния на здоровье климата Сибири мы окончательно обнищали» [10, с. 24]; «по причине неблагоприятного климата не имеем возможности применить в Сибири свои знания и развить садоводство» [10, с. 24–25].
Важнейшим компонентом адаптивной ситуации, сложившейся в ходе колонизационного процесса, являлась социальная среда, в которой были вынуждены действовать мигранты, поскольку второе и последующие поколения сибиряков становились носителями изменённой, преломлённой на сибирской почве культуры. Сибиряки, по мнению исследователей дореволюционного периода, обладали теми отличительными свойствами, которые были свойственны всем колонистам в условиях осваиваемых регионов. Освоение сибирских земель, требовавшее громадной энергии, развило в сибиряке дух предприимчивости, привычку полагаться только на себя.
Земельный простор дал старожилу возможность развернуть свои силы, а суровость природных условий требовала крайнего их напряжения. По замечанию Н.М. Ядринцева, русский крестьянин «явился на Восток без всяких знаний, без могущественных научных и технических средств и сил для борьбы с природою... Положив основание повсюду будущей колонизации, он выполнил большую часть самой трудной работы и совершил половину исторической задачи. Едва ли можно отказать ему в героизме, но трудно также и не понять, что подобная борьба не отразилась на утрате многих высших, культурных свойств и не сделала это население более грубым и отсталым» [20, с. 100-101].
Стереотипы поведения сибиряка, сложившиеся под влиянием природных условий региона водворения, определили специфику адаптации переселенцев, способствовали пролонгации процесса их личного и производственного приспособления к новым условиям жизни. С очевидным своеобразием этих условий переселенцы сталкивались уже при первом соприкосновении с сибирским социумом: в большей степени в ситуации совместного проживания со старожилами, в меньшей – при образовании самостоятельных посёлков. Насколько различно протекали адаптационные процессы в условиях смешанного или однородного поселений, косвенно свидетельствует позиция местных сибирских властей, пришедших в результате продолжительных наблюдений за переселенцами к выводу, что «в виду коренных различий между переселенцами и старожилами в отношении обычаев, хозяйственных приёмов, религиозных верований - результаты приселения выходцев из Европейской России к старожильческим посёлкам крайне неблагоприятны. Поэтому надлежит оказывать на переселенцев воздействие с целью образования ими самостоятельных населённых пунктов» [6, Л. 13–15]. Объективным барьером адаптации в начальной стадии обустройства переселенцев в Сибири являлась естественная преграда – сложность восприятия чужого человека. Очевидцы аграрного освоения Зауралья, отмечая осознание местным старожилым населением своего областного типа, неоднократно указывали на устойчивость данных представлений: «Если сибиряк русскому, который посещает его гостеприимный двор, говорит дружелюбно: «Милостивый государь, вы \"россейский\"», то этим он не хочет сказать, что вы земляк, а напротив, хочет обозначить противоположность себе как сибиряку» [20, с. 109]. Иногда это противопоставление принимало крайние формы: «Знаешь, твоё высокое благородие, наша сибирская собака не станет есть твоего \"россейского\" хлеба...» [9, с. 101]. Противопоставление старожилов переселенцам по линии «мы – они», «свои – чужие» свидетельствовало о том, что адаптивные барьеры отражали систему объективных и субъективных, внутренних и внешних факторов, тормозивших приспособление личности (группы) к разноуровневым адаптивным ситуациям. К разряду основных адаптивных препятствий, сдерживавших процесс «вплетения» переселенцев из чернозёмных губерний России в социальную ткань сибирской жизни относились мировоззренческий, эмоционально-психологический, ситуативный, временной барьеры.
В условиях адаптивной ситуации и преодоления адаптивных барьеров в местах выхода и водворения, складывались и поведенческие стратегии мигрантов, характеризуемые тремя основными качествами: контактностью (контактная или избегающая адаптация), активностью (активная или пассивная), направленностью (направлена на изменение среды или на изменение себя)
Для активной, контактной, направленной вовне адаптивной стратегии характерно стремление активно воздействовать на среду или партнёра с целью изменить их, «приспособить» к своим особенностям и потребностям. Она предполагает широкий арсенал средств и может реализоваться через активное давление на партнёра, преобразование среды, а также различные виды манипуляции. Другими словами - это «стратегия кузнеца и воина» («всякий человек своему счастью кузнец») [12, с. 16–29]. Миграционное поведение представителей данного типа, обуславливалось их природной активностью, стремлением к побуждающим ситуациям, высокой мобильностью и склонностью к оптимистической оценке перспективы. Все они являлись инициаторами выхода на переселение, обладали лидерскими способностями, свободно ориентировались в экстремальных ситуациях. Преимущественно из этой категории вербовались мирские ходоки для осмотра и закрепления за обществом участков будущего водворения. По характеристике С.П. Швецова, перед нами: «Серьёзный, умный, дельный мужик. который знает на память все железнодорожные станции и переселенческие участки» [18, с. 31]. Активная жизненная позиция и уверенность в собственных силах укрепляли их лидерский авторитет, способствовали вовлечению в переселенческое движение широких масс. Опрос переселенцев, выходцев из однодворческих посёлков чернозёмных местностей Европейской России, пришедших на заготовленные для них участки в Томской губернии в 1887–1888 гг., показал, что из 3 605 мигрантов 1/3 в своих действиях (от принятия решения о переселении до обустройства и водворения) руководствовалась советами ходоков [18, с. 30–31].
Мобильность, лёгкость вхождения в новую ситуацию, высокий энергетический потенциал, способствовали эффективной адаптации в условиях Сибири, относительно безболезненному преодолению адаптивных барьеров.
Ко второму варианту следует отнести активный, избегающий, направленный вовне способ адаптивного поведения переселенцев, который можно обозначить как «стратегию перелётной птицы» («Рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше», «На одном месте и камень мхом обрастает», «Сокол на одном месте не сидит, а где птицу видит, туда и летит»). Названная стратегия представляет собой прямой уход индивида из ситуации с целью поиска новой среды, которая бы более гармонировала с его свойствами. Человек уходит от контакта с фрустрирующей средой и сосредотачивает силы на поиске новых, более приемлемых условий существования.
Симптоматично, что разрыв с регионом-«реципиентом» (Европейская Россия) и процесс включения в среду региона-«донора» (Сибирь) у крестьян, носителей такой стратегии адаптивного поведения, выстраивался с различной степенью результативности.
Опросы однодворцев из губерний чернозёмного центра в сопоставлении с данными об имущественном и бытовом положении в местах домиграционного размещения, показывают, что относившаяся к этому типу часть потенциальных переселенцев отчётливо представляла себе не только причины своих экономических затруднений (малоземелье, увеличение плотности населения), но и располагала достаточными ресурсами для реализации собственных планов и достоверными сведениями о регионе предстоящего вселения. Материалом, подтверждающим существование такой группы земледельцев в переселенческом движении, может послужить сообщение Малоархангельского уездного съезда губернатору Орловской губернии со списком 12 крестьянских семей, ходатайствующих о переселении в Барнаульский уезд Томской губернии. Из документа следует, что 11 домохозяев «уже посылали ходоков в Алтайский округ, которые отыскали место для посёлка и произвели посев, а также распродали имущество на родине, выручив достаточно средств на обзаведение и устройство хозяйства на месте переселения» [4, Л. 41–42 об.].
По мнению А.А. Чарушина «.курские переселенцы, за малым исключением, пришли на участок со своими средствами, устроились и в настоящее время обладают продовольственными средствами вполне достаточными. Из 28 семей в этом посёлке 27 имеют свои дома, 86 штук рабочего и рогатого скота, засеяли под озимые 15 десятин земли, заготовили сена больше, чем требуется для прокормления скотины» [18, с. 116].
Таким образом, данной категории переселенцев было свойственно сохранение и поддержание на всех отрезках адаптации первоначальных представлений о регионе вселения, основанных на реальном знании о преимуществах и трудностях, связанных с самим актом переселения. В целом подготовленность данной группы к миграции способствовала относительно быстрому и безболезненному преодолению адаптивных барьеров. Однако те же черты и постоянная потребность в побуждающих ситуациях обусловливали сохранение в этой группе перманентной миграционной активности, что проявлялось в частых внутрирегиональных миграциях. Этот факт подтверждается многочисленными косвенными и прямыми свидетельствами, содержавшимися в отчётах чиновников, материалах по исследованию экономического положения и быта переселенцев, водворённых в населённых пунктах Западной Сибири. Так, представитель тобольского губернского совета по крестьянским делам в отчёте на имя губернатора за 1894 г. об осуществлении выдачи ссуд на домообзаводство сообщал, «что он не имеет возможности выдать таковые многим семьям, ввиду их нахождения в неизвестной отлучке» [5, Л. 7–8]. Чиновник по крестьянским делам Спасского участка Каинского округа по поводу прошения курских переселенцев о пособии докладывал в МВД о том, что многих из них уже нет на месте или они могут в ближайшее время «выбыть в другие места» [7, Л. 7]. В общей сложности, как следует из материалов переписи 1897 г., в пореформенный период во вторичных миграциях приняло участие более 50 000 тысяч крестьян [16].
Стереотипы поведения данной категории мигрантов наиболее предметно описаны С.П. Швецовым, отмечавшим, что «им свойственно с лёгкостью бросать насиженное место и безо всяких причин менять его на новое, часто гораздо худшее» [19, с. 324].
Третий путь - активный, избегающий, направленный вовнутрь (активный уход от контакта со средой и погружение во внутренний мир) – «стратегия улитки» («И зрячий глаз, да не видит нас»). Можно уйти от контакта с фрустрирующей средой, физически не отдаляясь от неё. Означенная стратегия – это избегание контакта со средой посредством замыкания во внутреннем, «своём» мире. Проявления стратегии достаточно разнообразны и включают, в частности, поиск альтернативы реальному миру в собственных фантазиях, а также в религиозных и философских системах.
Наиболее явно активный уход мигрантов от контакта со средой, как модель адаптивного поведения проявился в религиозной сфере. Известно, что привыкший на родине к интенсивной религиозной деятельности переселенец попадал в Сибири зачастую в совершенно иную обстановку. Такие свойства характера старожилов, как замкнутость и прагматизм, многократно отмечались переселенцами в жалобах и прошениях на имя правительственных чиновников («старожилы Бога не чтут: с ними не замолишься, благословения божеского не будет»). По замечанию В.П. Семёнова-Тян-Шанского, «сибирякам была мало свойственна религиозность. Живя разбросанными на огромном пространстве деревнями в 15, 20, 50, 80 верстах от церкви, сибирский крестьянин поневоле бывал в ней очень редко, часто только раз в жизни, когда приходилось венчаться. Сибиряк отвыкал от церкви и в конечном счёте отвык до такой степени, что не хотел в неё идти, когда она находилась недалеко от его жилья. В Сибири не стеснялись хоронить в лесу без отпевания» [14, с. 226–227]. На почве религиозного равнодушия родилось явление, отмеченное многими исследователями и непосредственными участниками колонизационных мероприятий в Сибири: «Там, где церковь стоит в середине села, половина которого заселена старожилами, а вторая половина – российскими «новосёлами», видно, что из последней идёт к службе масса народа, а из первой – единицы» [14, с. 227]. Вследствие такого положения вещей старожилы первого и последующего поколений попадали под мощное влияние адептов старообрядчества и представителей религиозных сект не православного толка, естественным образом втягиваясь в духовное противоборство с переселенческой массой. Особенно заметным это противостояние стало в период массовых аграрных миграций во второй половине XIX – начале XX вв., что проявилось в регулярных столкновениях на религиозной почве.
Отметим, что религиозная конфликтность в рассматриваемый хронологический отрезок являлась существенным адаптивным барьером для всех категорий сибирского населения. Известны случаи, когда под напором действий консолидированной партии православных переселенцев, староверы были вынуждены отступить. П.П. Сущинский писал: «Раскольники на Алтае образуют самостоятельные общества и очень отрицательно относятся к «мирским» людям. Однако это не мешает новосёлам постепенно приселяться к ним и, образовав свою сильную партию, получить от местной епархии разрешение на строительство церкви, после чего старожилы уходили в ещё более глухие места Алтая» [15, с. 32–33]. Не менее редкими являлись и жалобы православных крестьян на старожилов-старообрядцев и сектантов, когда вследствие «гонений» за веру или особо настойчивых попыток по обращению в раскол, переселенцы были вынуждены возвращаться на родину или ремигрировать [13, Л. 596–598].
Вместе с тем необходимо признать, что подобные религиозные коллизии, с точки зрения процесса адаптации, приводили к неодинаковым последствиям для переселенцев и старожилов. Старообрядческий и сектантский сегменты старожилого населения Сибири в силу досконального знания местности, большей внутриобщинной сплочённости, а также упрощённости и, как следствие, относительной дешевизны обрядово-ритуальных манипуляций объективно имели больше шансов на восстановление и поддержание адаптивного сатус-кво. Переселенцы, в свою очередь, находились в ситуации постоянного присутствия альтернативы: либо отказаться от своих идейных убеждений, принять религиозную и бытийную картину мира старожилов, получив тем самым возможность развернуть своё хозяйство и ускорить темпы приспособления к социальным условиям местности, либо придерживаться прежних взглядов, рискуя потерпеть экономический крах и вернуться на родину разорёнными.
Мировоззренческая несовместимость переселенцев и старожилов в религиозной сфере вкупе с финансовыми и организационными трудностями организации церковного быта переселенцев в самостоятельных посёлках выступала в качестве важного адаптивного барьера, снижавшего потенциальные адаптивные возможности новосёлов. Для многих мигрантов успех хозяйственной деятельности определялся степенью доверия к ним со стороны местных жителей, что, в свою очередь, могло быть обеспечено только реальным восприятием переселенцами «правильности» мировоззрения старожилов Сибири. Причём там, где отсутствовали религиозные разногласия, мировоззренческие антиномии, зависящие от обыденного жизненного и производственного опыта, выражались не менее остро. В подавляющем большинстве случаев в сознании переселенцев, окончательно решивших связать свою дальнейшую судьбу с новым местом жительства, формировалась устойчивая готовность отказаться от прежних убеждений – личностных, религиозных, экономических – с целью преодоления мировоззренческого барьера. В этой связи не выглядят абсурдными и безнравственными способы, к которым мигранты вынуждены были прибегать, рассчитывая достигнуть желаемого результата. Так, курские переселенцы, водворившиеся в 1884 г. в посёлке Чибурлинском Викуловской волости Тарского уезда Тобольской губернии, при первом знакомстве со старожилами «сумели подкупить их смирением, кланялись сходу в пояс» [11, с. 31]. Заметным явлением были и частые переходы крестьян из официального православия в старообрядчество и сектантство. В первое десятилетие XX в. только в Томской губернии уклонистов насчитывалось более полутора тысяч душ обоего пола [7, с. 77–83].
Четвёртый вариант – пассивный, контактный, направленный вовнутрь. Данная стратегия определяется тенденцией к пассивному подчинению условиям среды. Изменения происходят под воздействием влияния извне, без самостоятельного сознательного анализа ситуации и, в большинстве случаев, не предполагают глубокой личностной перестройки. Наиболее яркое проявление этой стратегии – внешнее конформное поведение. Стратегия может выражаться в форме пассивного согласия с внешними требованиями и несколько по-иному проявляется в феномене подражания.
Носителями такой адаптивной стратегии являлись мигранты, чье поведение определялось недостаточной способностью соблюдать принятые в новом окружении правила и нормы, учитывать собственный негативный опыт и склонностью к немедленной реализации своих побуждений в повседневности. Основной причиной миграции в этой группе были предшествовавшие ей нарушения социально-психологической адаптации, выражавшейся в недостаточно успешной деятельности, в неспособности к адекватной организации межличностных отношений в коллективе.
Значительный пласт потенциальных «неудачников» был представлен в переселенческом движении второй половины XIX–XX вв. крестьянами, шедшими в Сибирь самовольно, поскольку уже сам по себе факт нелегитимной миграции часто являлся признаком наличия внешнего или внутреннего конфликта. Группа семей самовольных переселенцев из Воронежской и Курской губерний, ходатайствуя об устройстве в Алтайском горном округе, описывала своё положение как «крайне безвыходное», объясняя сложившуюся ситуацию тем, что «распродали всё имущество на родине, а средства полностью истратили на переезд» [7, Л. 89–90]. Беднейшие крестьяне Землянского уезда Воронежской губернии, также распродав имевшееся, явились к губернатору с жалобой на то, что им «не выдали до сих пор увольнительных свидетельств» [3, Л. 1–15]. Чиновникам по крестьянским делам, выяснявшим обстоятельства переселений мигрантов, часто приходилось слышать объяснения такого рода: «...увольнительного приговора не получил... ушёл с места воровски, убёгом, чтобы волостные не поймали» [9, с. 28].
Отсутствие материальных возможностей, а главным образом чёткой стратегии и ясных представлений о том, за счёт каких ресурсов могут быть достигнуты позитивные результаты водворения на новом месте, существенно ограничивали жизненные перспективы таких переселенцев. Вследствие этого снижалась эффективность адаптации, особенно в начальный её период, когда установление адекватных взаимоотношений в системе «человек – среда» имело решающее значение для закрепления в Сибири. Уйдя из родных мест «воровски, убёгом», т. е. через конфликт, переселенец и в новом регионе оказывался в схожей ситуации: на земельное обеспечение он мог рассчитывать только при наличии свободных долей, ссудные мероприятия правительства касались его в исключительных случаях, льготы на данную категорию лиц также практически не распространялись. Показательный эпизод: самовольным переселенцам из Борисоглебского уезда Тамбовской губернии Жердеву, Трощеву и Камневу в 1893 г. было отказано в силу юридической их неправомочности в праве на получение свидетельства на удешевлённый тариф для проезда в Томскую губернию. Прибыв в Сибирь, они написали прошение о причисление к старожильческому посёлку Ядринцевский Тюкалинского округа Тобольской губернии, встреченное также отказом, поскольку пришли в регион «не по разрешению, а по паспорту» [6, Л. 1, 59–60].
Таким образом, можно констатировать следующее. Негативные явления в аграрной сфере черноземных губерний России, инициировали массовый исход населения, занятого в земледельческой сфере региона, за пределы территорий постоянного проживания. В потоке переселенцев, значительное место составлял и однодворческий контингент, достаточно сложно вычленяемый из общего миграционного потока. В то же время, учитывая обстоятельства формирования однодворческой группы земледельцев в европейской части страны (четвертные крестьяне), можно высказать предположение, что именно данная категория переселенцев, относилась в Сибири к наиболее активному и контактному типу, что обуславливалось как факторами материального порядка, так и значительным миграционным опытом. Вместе с тем, процессы сословной девальвации, происходившие в однодворческой среде, уже в местах выхода видоизменяли сословную и этнокультурную идентичность однодворцев, приводили к сближению и растворению данной категории в крестьянском сословии, формируя широкий спектр возможных вариантов адаптивных стратегий поведения в условиях региона-реципиента.
Список использованных источников и литературы
1. Винников А.З., Дынин В.И., Толкачёва С.П. Локально-этнические группы в составе южнорусского населения Воронежского края. http: // www.kraewed – vrn.livejournal.com / 7921.html (дата обращения: 12.09.2014).
2. Водарский Я.Е. Население России в конце XVII – начале XVIII века. М.: «Наука», 1977. – 264 с.
3. Государственный архив Воронежской области. Ф. 26. Оп. 22. Д. 80.
4. Государственный архив Орловской области. Ф.35. Оп.1. Д.53.
5. Государственный архив Тамбовской области. Ф. 26. Оп. 2. Д. 646.
6. Государственный архив г. Тобольска. Ф. 332. Оп. 1. Д. 158.
7. Государственный архив Томской области. Ф. 3. Оп. 44. Д. 4000.
8. Дудоладов А.А. Очерк переселенческого в Сибирь движения. – Б.м., 1884.
9. Емельянова Н.Ф., Пережогина И.Н., Семёнова О.Г. Крестьянский социализм в Зауралье при капитализме. – Курган, 1994.
10. Кашкаров М. Статистический очерк хозяйственного и имущественного положения крестьян Орловской и Тульской губерний // Русское экономическое обозрение. – 1889. – № 9.
11. Материалы дл
Последнее редактирование: 26 янв 2015 21:03 от Витязь.
- nataleks
- Не в сети
Меньше
Больше
- Сообщений: 355
- Репутация: 68
- Спасибо получено: 2134
27 янв 2015 04:35 #26591
от nataleks
Пропали последние сноски... Если можно, исправьте, пожалуйста.
Витязь пишет: 11. Материалы дл
Пропали последние сноски... Если можно, исправьте, пожалуйста.
- Витязь
27 янв 2015 07:20 #26597
от Витязь
11. Материалы для изучения быта переселенцев, водворённых в Тобольской губернии за 15 лет (с конца 70-х гг. XIX века по 1893 г.). – М., 1895.– Т.1.
12. Мельникова Н.Н. Классификация стратегий адаптивного поведения // Теоретическая, экспериментальная и практическая психология: сб. науч. тр. – Челябинск: ЮуРГУ, 2001. – Т.3.
13. Российский государственный исторический архив. Ф. 391. Оп. 4. Д. 1.
14. Россия. Полное географическое описание нашего Отечества. Настольная и дорожная книга для русских людей. – СПб., 1907.
15. Сущинский П.П. Экономический быт и правовые отношения старожилов и новосёлов на Алтае. – СПб., 1898.
16. Тихонов В.Б. Переселения в России во второй половине XIX в. (по материалам переписи 1897 г. и паспортной статистики). – М., 1978.
17. Цветков М.А. Изменение лесистости Европейской России с конца XVII столетия до 1914 г. – М., 1957.
18. Чарушин А.А. Крестьянские переселения в бытовом их освещении. – Архангельск, 1911.
19. Швецов С.П. Переселенческое движение на Алтай // Северный вестник. – 1891. – № 7.
20. Ядринцев Н.М. Сибирь как колония в географическом, этнографическом и историческом отношении. – Новосибирск, 2003.
nataleks пишет: Пропали последние сноски... Если можно, исправьте, пожалуйста.
11. Материалы для изучения быта переселенцев, водворённых в Тобольской губернии за 15 лет (с конца 70-х гг. XIX века по 1893 г.). – М., 1895.– Т.1.
12. Мельникова Н.Н. Классификация стратегий адаптивного поведения // Теоретическая, экспериментальная и практическая психология: сб. науч. тр. – Челябинск: ЮуРГУ, 2001. – Т.3.
13. Российский государственный исторический архив. Ф. 391. Оп. 4. Д. 1.
14. Россия. Полное географическое описание нашего Отечества. Настольная и дорожная книга для русских людей. – СПб., 1907.
15. Сущинский П.П. Экономический быт и правовые отношения старожилов и новосёлов на Алтае. – СПб., 1898.
16. Тихонов В.Б. Переселения в России во второй половине XIX в. (по материалам переписи 1897 г. и паспортной статистики). – М., 1978.
17. Цветков М.А. Изменение лесистости Европейской России с конца XVII столетия до 1914 г. – М., 1957.
18. Чарушин А.А. Крестьянские переселения в бытовом их освещении. – Архангельск, 1911.
19. Швецов С.П. Переселенческое движение на Алтай // Северный вестник. – 1891. – № 7.
20. Ядринцев Н.М. Сибирь как колония в географическом, этнографическом и историческом отношении. – Новосибирск, 2003.
- Витязь
30 янв 2015 11:39 #26747
от Витязь
А.А. Крих
ПЕРЕСЕЛЕНИЕ ОДНОДВОРЦЕВ В СИБИРЬ: 1840-Е И 1890-Е – 1910-Е ГГ.*
Составной частью процесса реформирования государственной деревни в Европейской России в первой половине XIX в. было переселение крестьян в Сибирь. Первые шаги в этом направлении были сделаны М.М. Сперанским, подробно изучавшим материалы о ссылке и пришедшего к выводу о неэффективности этого метода колонизации Сибири. 10 апреля 1822 г. принимается указ «О дозволении казенным крестьянам переселяться на земли сибирских губерний», действие которого распространялось лишь на государственных крестьян малоземельных губерний1. Процесс переселения по этому указу осложнялся требованием оформления крестьянами массы документов, в связи с чем выдача разрешения на переезд занимала, в лучшем случае, 1,5–2 года.
Сибирское начальство на местах оказалось не подготовлено к приему и размещению больших партий переселенцев. За период с 1822 по 1833 гг. в Омской области было наделено землей 4841 чел. м.п., но около 32% оказались недовольны выделенными участками и самовольно выехали в Оренбургскую губернию. Среди крестьян, получивших наделы в Среднем Прииртышье, 75% составили выходцы из Воронежской и Курской губерний (2083 и 1517 чел. м.п. соответственно). На третьем месте по количеству переселенцев находилась Оренбургская губ, из которой землю в Омской области получили 588 чел. м. п. Далее следовали Слободская Украина – 165 чел. м. п., Пензенская и Тверская губернии – 188 чел. м. п. из каждой, Рязанская губернии – 67, Тамбовская – 42 и Пермская – 3 чел. м. п.2
В результате выполнения указа от 10 апреля 1822 г. на землях Сибирского казачьего войска Пресногорьковской линии поселяются крестьяне и однодворцы из Курской и Воронежской губерний, которые сселяться в деревнях Воскресенской, Ершовке, Нижне-Алабужской, Филиповой, Успенской и др. Петропавловского уезда3. В 1827 г. на поселение в Петропавловский уезд Омской области собирались отправить 1291 д.м.п. однодворцев из Нижнедвинского и Землянского уездов Воронежской губернии. Однако 11 д.м.п. в дальнейшем от переселения отказалось, а 36 д.м.п. в ходе переезда остались на поселении в Оренбургской губернии4. В крестьянском состоянии эти переселенцы проживали на линии военных укреплений до 1847 г., после чего были зачислены в казаки.
Учитывая опыт переселения 1820-х гг., сибирская администрация в следующем десятилетии организовала землеустроительные работы для определения площади угодий и изъятия излишков земель у старожилов для размещения переселенцев на этих участках5. В 1837–1841 гг. проводилась реформа государственной деревни под руководством П.Д. Киселева, составной частью которой являлась организация крестьянского переселения в Сибирь. Первые партии переселенцев по направлению Министерства государственного имущества прибыли в Западную Сибирь в 1845 г. из числа государственных крестьян Псковской и Смоленской губерний. Но в дальнейшем среди переселенцев возобладала категория однодворцев6. Как отмечал П.Т. Сигутов, в течение 30–50-х гг. XIX в. в Среднее Прииртышье переселялось население преимущественно из Смоленской, Тамбовской, Орловской, Рязанской, Курской, Тульской, Пензенской, Витебской и Черниговской губерний7. По подсчетам А.Д. Колесников, в середине XIX в. в Среднее Прииртышье переселилось более 30 тыс. человек из европейских губерний России8.
В первой половине XIX в. однодворцы занимали промежуточную позицию в социальной структуре населения между дворянами и государственными крестьянами, а часть однодворцев являлась владельцами крестьян, получивших название однодворческие. По материалам VIII ревизии населения, проходившей в 1833–1834 гг., в России насчитывалось 10877 чел. м.п., в том числе 8 крестьян принадлежало однодворцам, переселившимся в Омскую область9. Однодворческие крестьяне проживали вместе со своими владельцами на однодворческих землях, а иногда в одних с ними домах. По закону они не могли быть продаваемы представителям других сословных групп, а только таким же однодворцам, но, при этом, управляющий V Отделением СЕИВК П.Д. Киселев по сути рассматривал однодворцев в качестве крестьянского населения. В своем письме от 31 октября 1851 г. к управляющему II Отделением СЕИВК Д.Н. Блудову П.Д. Киселев писал: «Неприличие подобного рода владения побудило Правительство принять меры к уничтожению его; но что бы сделать менее недовольных, положено было сначала предложить однодворцам уступить своих крестьян добровольно в счет недоимок с доплатою остающейся суммы из особо ассигнуемых сумм из Государственного Казначейства»10. В результате предпринятых усилий, с 1841 по 1851 гг. казной было приобретено 7955 м.д. однодворческих крестьян и 2579 м.д. осталось во владении однодворцев, не пожелавших уступать своих крестьян государству11. П.Д. Киселев полагал, что в 1851 г. «… настало время постановить окончательную меру для уничтожения права однодворцев владеть крестьянами»12.
Часть однодворцев, представители которых дослужились до офицерских чинов, вошла в состав безземельного и мелкопоместного дворянства, охарактеризованного в 1844 г. сенатором Ф.А. Дурасовым как «…класс … людей, снискивающих себе пропитание, между прочим, чрез сочинение ябеднических просьб и других бумаг…»13. Присоединение однодворцев к дворянскому состоянию привело к тому, что «в самих казенных волостях и селениях образовались чересполосные мелкие владения, которые вследствие захватов и возникающих от того споров, нарушают общее спокойствие, составляя предмет нескончаемых дел и переписки, обременяющей присутственные места»14.
Сенатором было предложено неслужащим дворянам Курской губернии разрешить переселяться в Оренбургскую губернию на линии военных укреплений и отводить каждому мужчине по 104 десятины, с условием не отчуждать и не дробить между членами семьи. В качестве средства мотивации, случае если однодворцы отказались бы переселяться, предлагалось записать их в податное сословие, пока они не возобновят прав дворянства на государственной службе. По мнению Ф.А. Дурасова поселение однодворцев на Киргизской линии «введет в страну, почти необитаемую народонаселение, Православную веру и Русский язык»15. Главноуправляющий II-м Отделением Собственной его Императорского Величества Канцелярии статс-секртарь Д.Н. Блудов поддержал идею переселения однодворцев на пограничные линии для несения военной службы, заметив только, что поселять их можно не только в Оренбургской губернии, но и в Западной Сибири: землю давать в собственность по 100–150 десятин с обязанностью водвориться, землю не отчуждать никому, кроме своих прямых наследников по нисходящей мужской линии, с сохранением дворянских прав и преимуществ служить в казачьих войсках; по выслуге лет прибавлять еще земли (100–150 дес.) в пожизненное пользование. Таким образом создавалась бы группа «служилых дворян» из которой в последствии, по далеко идущим планам чиновников, можно было бы создать особые полки, с наименованием «земского» или «пограничного дворянского войска».
Безземельные дворяне, к которым относилась часть однодворческих семей, не приписанных к крестьянскому состоянию, обладающие правом свободного передвижения по стране, добирались до Сибири беспрепятственно, выписывая себе бессрочные паспорта в полицейских управлениях или проходные свидетельства в земских управах. Однако они не имели права на льготные проездные тарифы, которыми пользовались ходоки и крестьяне-переселенцы, получившие официальное разрешение на поселение в Сибири. Но самые большие сложности возникали у дворян-земледельцев уже по прибытии в Сибирь и связаны они были с процессом наделения казенной землей. Поселяясь в деревнях сибирских старожилов или переселенческих поселках дворяне, в силу своего социального положения, не могли быть причислены к сельским обществам, а без причисления к сельскому обществу они не могли землю в свое пользование.
Показательна в этом отношении история воронежских дворян Корчагиных, поведанная чиновником особых поручений Переселенческого управления МВД в своей записке от 29 января 1898 г., адресованной начальнику Переселенческого управления. До своего переселения в Сибирь Корчагины проживали в с. Сенном Задонского уезда Воронежской губернии, где владели около 45 дес. земли. В конце 1830-х гг. в результате семейных интриг они лишились своего земельного участка: земля «… отнята была… одним дьяконом, женившимся на родственнице…», которой в приданое отдали треть земельного участка, вследствие махинаций дьякона вся земля Корчагиных оказалась в его собственности16. В результате этого несчастья Корчагиным пришлось арендовать землю небольшими участками у ближайших помещиков по цене 15 руб. за десятину и собственноручно обрабатывать ее под посев. После того как помещики подняли арендную плату за землю, Корчагиным пришлось арендовать свободные душевые наделы у крестьян с. Сенного, которым, помимо аренды, приходилось поставлять каждый год ½ ведра водки с десятины.
Дальнейший рост арендных цен на землю вынудил дворян Корчагиных (двух братьев и 27-летнего сына одного из них) на переезд в Сибирь. Их выбор пал на д. Большие Чирки Ражевской волости Ишимского уезда Тобольской губернии, но, являясь дворянами, надельные участки от крестьянской общины этого поселения Корчагины получить не могли. Поэтому 27-летний сын главы незадачливого дворянского семейства,
Марей Иванов Корчагин, выпросил у крестьянского общества д. Большие Чирки приемный приговор и инициировал ходатайство в Задонское полицейское управление Воронежской губернии о причислении в крестьяне.
Чиновник Переселенческого управления, описавший эту историю, отметил, что случай с переселением дворян Корчагиных далеко не единственный и что большинство переселяющихся в Сибирь дворян-земледельцев прибывает из Центральной земледельческой полосы: Курской, Орловской, Калужской, Рязанской губерний.
Те из дворян, которые пришли в Сибирь с крестьянской переселенческой волной рубежа 1880–1890-х гг. смогли на основе «захватного права» получить участки казенной земли под пашню и официально водворится на этих участках на основании закона 13 июля 1881 г. Пять семей курских дворян Лихошерстовых и четыре семьи Степановых, поселившиеся в пос. Троицком Итатской волости Мариинского уезда Томской губернии в 1889 г., спустя 10 лет проживали в поселке на правах разночинцев17, имея крайне напряженные отношения с соседями-крестьянами18. В дальнейшем, однодворцы, которым удавалось доказать свое дворянское происхождение, получали возможность беспрепятственного переселения в Сибирь на основании закона 22 июня 1900 г. о переселении в Сибирь дворян-земледельцев.
Таким образом, в середине XIX в. шел процесс социального размежевания группы однодворцев, в результате которого бóльшая часть однодворцев оказалась в составе сословия сельских обывателей в качестве государственных крестьян, меньшая – в составе малоземельного дворянства. Исходя из этого переселение однодворцев в Сибирь в XIX – начале XX вв. регулировалось различными для крестьян и дворян законодательными актами и на разных условиях.
Примечания
1 Крестьянство Сибири в эпоху феодализма. – Новосибирск, 1982. – С. 169.
2 Там же. – С. 170.
3 ГИАОО. Ф. 16. Оп. 2. Д. 64. Лл. 163-163 об, 164 об; Д. 145. Лл. 169, 238 об, 269 об, 291 об, 512 об.
4 РГИА. Ф. 1285. Оп. 1. Д. 215. Л. 1-19.
5 Колесников А.Д. История заселения Омской области // Конференция по географии Западной Сибири. – Омск, 1977. – С. 55.
6 Колесников А.Д. Состав переселенцев в Сибирь // Вопросы формирования русского населения Сибири в XVII – начале XIX вв. – Томск, 1978. – С. 9–10.
7 Сигутов П.Т. Состав населения Омской области по районам выхода // Природа, население и хозяйство Омской области. – Омск, 1974. – С. 52.
8 Колесников А.Д. О национальном составе населения Омской области (Исторический процесс формирования населения Среднего Прииртышья в этническом и национальном отношениях) // Материалы к третьему научному совещанию географов Сибири и Дальнего Востока. Вып. 1. – Омск, 1966. – С. 94.
9 РГИА. Ф. 1589. Оп. 4. Д. 21. Л. 3.
10 Там же. Оп. 1. Д. 1034. Л. 44 об. – 45.
11 Там же. Л. 45.
12 Там же.
13 РГИА. Ф. 1589. Оп. 1. Д. 1034. Л. 68 об.
14 Там же. Л. 68 об. – 69.
15 Там же. Л. 69.
16 РГИА. Ф. 391. Оп. 2. Д. 388. Л. 2–2 об.
17 Там же. Л. 68 об.–70.
18 Там же. Оп.1. Д. 714. Л. 1 об.–2; Оп. 2. Д. 298. Л. 109.
ПЕРЕСЕЛЕНИЕ ОДНОДВОРЦЕВ В СИБИРЬ: 1840-Е И 1890-Е – 1910-Е ГГ.*
Составной частью процесса реформирования государственной деревни в Европейской России в первой половине XIX в. было переселение крестьян в Сибирь. Первые шаги в этом направлении были сделаны М.М. Сперанским, подробно изучавшим материалы о ссылке и пришедшего к выводу о неэффективности этого метода колонизации Сибири. 10 апреля 1822 г. принимается указ «О дозволении казенным крестьянам переселяться на земли сибирских губерний», действие которого распространялось лишь на государственных крестьян малоземельных губерний1. Процесс переселения по этому указу осложнялся требованием оформления крестьянами массы документов, в связи с чем выдача разрешения на переезд занимала, в лучшем случае, 1,5–2 года.
Сибирское начальство на местах оказалось не подготовлено к приему и размещению больших партий переселенцев. За период с 1822 по 1833 гг. в Омской области было наделено землей 4841 чел. м.п., но около 32% оказались недовольны выделенными участками и самовольно выехали в Оренбургскую губернию. Среди крестьян, получивших наделы в Среднем Прииртышье, 75% составили выходцы из Воронежской и Курской губерний (2083 и 1517 чел. м.п. соответственно). На третьем месте по количеству переселенцев находилась Оренбургская губ, из которой землю в Омской области получили 588 чел. м. п. Далее следовали Слободская Украина – 165 чел. м. п., Пензенская и Тверская губернии – 188 чел. м. п. из каждой, Рязанская губернии – 67, Тамбовская – 42 и Пермская – 3 чел. м. п.2
В результате выполнения указа от 10 апреля 1822 г. на землях Сибирского казачьего войска Пресногорьковской линии поселяются крестьяне и однодворцы из Курской и Воронежской губерний, которые сселяться в деревнях Воскресенской, Ершовке, Нижне-Алабужской, Филиповой, Успенской и др. Петропавловского уезда3. В 1827 г. на поселение в Петропавловский уезд Омской области собирались отправить 1291 д.м.п. однодворцев из Нижнедвинского и Землянского уездов Воронежской губернии. Однако 11 д.м.п. в дальнейшем от переселения отказалось, а 36 д.м.п. в ходе переезда остались на поселении в Оренбургской губернии4. В крестьянском состоянии эти переселенцы проживали на линии военных укреплений до 1847 г., после чего были зачислены в казаки.
Учитывая опыт переселения 1820-х гг., сибирская администрация в следующем десятилетии организовала землеустроительные работы для определения площади угодий и изъятия излишков земель у старожилов для размещения переселенцев на этих участках5. В 1837–1841 гг. проводилась реформа государственной деревни под руководством П.Д. Киселева, составной частью которой являлась организация крестьянского переселения в Сибирь. Первые партии переселенцев по направлению Министерства государственного имущества прибыли в Западную Сибирь в 1845 г. из числа государственных крестьян Псковской и Смоленской губерний. Но в дальнейшем среди переселенцев возобладала категория однодворцев6. Как отмечал П.Т. Сигутов, в течение 30–50-х гг. XIX в. в Среднее Прииртышье переселялось население преимущественно из Смоленской, Тамбовской, Орловской, Рязанской, Курской, Тульской, Пензенской, Витебской и Черниговской губерний7. По подсчетам А.Д. Колесников, в середине XIX в. в Среднее Прииртышье переселилось более 30 тыс. человек из европейских губерний России8.
В первой половине XIX в. однодворцы занимали промежуточную позицию в социальной структуре населения между дворянами и государственными крестьянами, а часть однодворцев являлась владельцами крестьян, получивших название однодворческие. По материалам VIII ревизии населения, проходившей в 1833–1834 гг., в России насчитывалось 10877 чел. м.п., в том числе 8 крестьян принадлежало однодворцам, переселившимся в Омскую область9. Однодворческие крестьяне проживали вместе со своими владельцами на однодворческих землях, а иногда в одних с ними домах. По закону они не могли быть продаваемы представителям других сословных групп, а только таким же однодворцам, но, при этом, управляющий V Отделением СЕИВК П.Д. Киселев по сути рассматривал однодворцев в качестве крестьянского населения. В своем письме от 31 октября 1851 г. к управляющему II Отделением СЕИВК Д.Н. Блудову П.Д. Киселев писал: «Неприличие подобного рода владения побудило Правительство принять меры к уничтожению его; но что бы сделать менее недовольных, положено было сначала предложить однодворцам уступить своих крестьян добровольно в счет недоимок с доплатою остающейся суммы из особо ассигнуемых сумм из Государственного Казначейства»10. В результате предпринятых усилий, с 1841 по 1851 гг. казной было приобретено 7955 м.д. однодворческих крестьян и 2579 м.д. осталось во владении однодворцев, не пожелавших уступать своих крестьян государству11. П.Д. Киселев полагал, что в 1851 г. «… настало время постановить окончательную меру для уничтожения права однодворцев владеть крестьянами»12.
Часть однодворцев, представители которых дослужились до офицерских чинов, вошла в состав безземельного и мелкопоместного дворянства, охарактеризованного в 1844 г. сенатором Ф.А. Дурасовым как «…класс … людей, снискивающих себе пропитание, между прочим, чрез сочинение ябеднических просьб и других бумаг…»13. Присоединение однодворцев к дворянскому состоянию привело к тому, что «в самих казенных волостях и селениях образовались чересполосные мелкие владения, которые вследствие захватов и возникающих от того споров, нарушают общее спокойствие, составляя предмет нескончаемых дел и переписки, обременяющей присутственные места»14.
Сенатором было предложено неслужащим дворянам Курской губернии разрешить переселяться в Оренбургскую губернию на линии военных укреплений и отводить каждому мужчине по 104 десятины, с условием не отчуждать и не дробить между членами семьи. В качестве средства мотивации, случае если однодворцы отказались бы переселяться, предлагалось записать их в податное сословие, пока они не возобновят прав дворянства на государственной службе. По мнению Ф.А. Дурасова поселение однодворцев на Киргизской линии «введет в страну, почти необитаемую народонаселение, Православную веру и Русский язык»15. Главноуправляющий II-м Отделением Собственной его Императорского Величества Канцелярии статс-секртарь Д.Н. Блудов поддержал идею переселения однодворцев на пограничные линии для несения военной службы, заметив только, что поселять их можно не только в Оренбургской губернии, но и в Западной Сибири: землю давать в собственность по 100–150 десятин с обязанностью водвориться, землю не отчуждать никому, кроме своих прямых наследников по нисходящей мужской линии, с сохранением дворянских прав и преимуществ служить в казачьих войсках; по выслуге лет прибавлять еще земли (100–150 дес.) в пожизненное пользование. Таким образом создавалась бы группа «служилых дворян» из которой в последствии, по далеко идущим планам чиновников, можно было бы создать особые полки, с наименованием «земского» или «пограничного дворянского войска».
Безземельные дворяне, к которым относилась часть однодворческих семей, не приписанных к крестьянскому состоянию, обладающие правом свободного передвижения по стране, добирались до Сибири беспрепятственно, выписывая себе бессрочные паспорта в полицейских управлениях или проходные свидетельства в земских управах. Однако они не имели права на льготные проездные тарифы, которыми пользовались ходоки и крестьяне-переселенцы, получившие официальное разрешение на поселение в Сибири. Но самые большие сложности возникали у дворян-земледельцев уже по прибытии в Сибирь и связаны они были с процессом наделения казенной землей. Поселяясь в деревнях сибирских старожилов или переселенческих поселках дворяне, в силу своего социального положения, не могли быть причислены к сельским обществам, а без причисления к сельскому обществу они не могли землю в свое пользование.
Показательна в этом отношении история воронежских дворян Корчагиных, поведанная чиновником особых поручений Переселенческого управления МВД в своей записке от 29 января 1898 г., адресованной начальнику Переселенческого управления. До своего переселения в Сибирь Корчагины проживали в с. Сенном Задонского уезда Воронежской губернии, где владели около 45 дес. земли. В конце 1830-х гг. в результате семейных интриг они лишились своего земельного участка: земля «… отнята была… одним дьяконом, женившимся на родственнице…», которой в приданое отдали треть земельного участка, вследствие махинаций дьякона вся земля Корчагиных оказалась в его собственности16. В результате этого несчастья Корчагиным пришлось арендовать землю небольшими участками у ближайших помещиков по цене 15 руб. за десятину и собственноручно обрабатывать ее под посев. После того как помещики подняли арендную плату за землю, Корчагиным пришлось арендовать свободные душевые наделы у крестьян с. Сенного, которым, помимо аренды, приходилось поставлять каждый год ½ ведра водки с десятины.
Дальнейший рост арендных цен на землю вынудил дворян Корчагиных (двух братьев и 27-летнего сына одного из них) на переезд в Сибирь. Их выбор пал на д. Большие Чирки Ражевской волости Ишимского уезда Тобольской губернии, но, являясь дворянами, надельные участки от крестьянской общины этого поселения Корчагины получить не могли. Поэтому 27-летний сын главы незадачливого дворянского семейства,
Марей Иванов Корчагин, выпросил у крестьянского общества д. Большие Чирки приемный приговор и инициировал ходатайство в Задонское полицейское управление Воронежской губернии о причислении в крестьяне.
Чиновник Переселенческого управления, описавший эту историю, отметил, что случай с переселением дворян Корчагиных далеко не единственный и что большинство переселяющихся в Сибирь дворян-земледельцев прибывает из Центральной земледельческой полосы: Курской, Орловской, Калужской, Рязанской губерний.
Те из дворян, которые пришли в Сибирь с крестьянской переселенческой волной рубежа 1880–1890-х гг. смогли на основе «захватного права» получить участки казенной земли под пашню и официально водворится на этих участках на основании закона 13 июля 1881 г. Пять семей курских дворян Лихошерстовых и четыре семьи Степановых, поселившиеся в пос. Троицком Итатской волости Мариинского уезда Томской губернии в 1889 г., спустя 10 лет проживали в поселке на правах разночинцев17, имея крайне напряженные отношения с соседями-крестьянами18. В дальнейшем, однодворцы, которым удавалось доказать свое дворянское происхождение, получали возможность беспрепятственного переселения в Сибирь на основании закона 22 июня 1900 г. о переселении в Сибирь дворян-земледельцев.
Таким образом, в середине XIX в. шел процесс социального размежевания группы однодворцев, в результате которого бóльшая часть однодворцев оказалась в составе сословия сельских обывателей в качестве государственных крестьян, меньшая – в составе малоземельного дворянства. Исходя из этого переселение однодворцев в Сибирь в XIX – начале XX вв. регулировалось различными для крестьян и дворян законодательными актами и на разных условиях.
Примечания
1 Крестьянство Сибири в эпоху феодализма. – Новосибирск, 1982. – С. 169.
2 Там же. – С. 170.
3 ГИАОО. Ф. 16. Оп. 2. Д. 64. Лл. 163-163 об, 164 об; Д. 145. Лл. 169, 238 об, 269 об, 291 об, 512 об.
4 РГИА. Ф. 1285. Оп. 1. Д. 215. Л. 1-19.
5 Колесников А.Д. История заселения Омской области // Конференция по географии Западной Сибири. – Омск, 1977. – С. 55.
6 Колесников А.Д. Состав переселенцев в Сибирь // Вопросы формирования русского населения Сибири в XVII – начале XIX вв. – Томск, 1978. – С. 9–10.
7 Сигутов П.Т. Состав населения Омской области по районам выхода // Природа, население и хозяйство Омской области. – Омск, 1974. – С. 52.
8 Колесников А.Д. О национальном составе населения Омской области (Исторический процесс формирования населения Среднего Прииртышья в этническом и национальном отношениях) // Материалы к третьему научному совещанию географов Сибири и Дальнего Востока. Вып. 1. – Омск, 1966. – С. 94.
9 РГИА. Ф. 1589. Оп. 4. Д. 21. Л. 3.
10 Там же. Оп. 1. Д. 1034. Л. 44 об. – 45.
11 Там же. Л. 45.
12 Там же.
13 РГИА. Ф. 1589. Оп. 1. Д. 1034. Л. 68 об.
14 Там же. Л. 68 об. – 69.
15 Там же. Л. 69.
16 РГИА. Ф. 391. Оп. 2. Д. 388. Л. 2–2 об.
17 Там же. Л. 68 об.–70.
18 Там же. Оп.1. Д. 714. Л. 1 об.–2; Оп. 2. Д. 298. Л. 109.
- Redut
31 янв 2015 04:17 #26781
от Redut
В 2003-2005 гг. опубликовано два сборников документов "Сибирские переселения"
ns.history.nsc.ru/kapital/project/peres1/index.html
ns.history.nsc.ru/kapital/project/peres2/index.html
ns.history.nsc.ru/kapital/project/peres1/index.html
ns.history.nsc.ru/kapital/project/peres2/index.html
- Витязь
31 янв 2015 06:16 - 31 янв 2015 14:10 #26783
от Витязь
Спасибо!
Но тут другое...
Как я понял, однодворцы переселялись в Сибирь двумя большими волнами.
Первая 1830-40 года, когда их в приказном порядке селили на Пресно-Горькой линии, записывали в казаки и наделяли хорошими земельными наделами. Тогда однодворцы, как и казаки, считались сельскими обывателями, приписанными к военной службе.
В 1866 году сословие однодворцев было упразднено, и они стали крестьянами-собственниками.
К 1890 годам однодворцы оказались в ХУДШЕМ материальном положении, чем бывшие крепостные-"барские", которым досталась помещичья земля на праве общинного пользования. Однодворцы же до того раздробили свои кусочки, что не хватало даже под нормальные огороды. В то же время, была жива память о родичах, которые полвека уехали в Сибирь. Как и всякое предание, предание о сибирской вольнице обрастало все новыми, часто мифическими подробностями, и скоро уже Сибирь представлялось некой "землей обетованной", где молочные реки и кисельные берега. Поэтому, когда в 1890-х годах правительство об'явило о новом переселении в Сибирь, хлынули туда как раз бывшие однодворцы (уже крестьяне). Записывать в казаки эту вторую волну уже не стали, просто выделили земельные участки в Томской губернии и на Алтае. И на том спасибо!
Еще нашел фамилии поселенцев "первой волны" из Данковского, Лебедянского, Ряжского, Козловского, Темниковского уездов. Попробую поискать еще...
Переселенцы Тамбовского уезда 1832г.
с.Лысых гор и Красногородской слободы (в Омскую губ).
Неронов, Пятов, Плотников, Гагулин, Кожевников, Синельников, Усков, Урюпин, Лихачев, Попов, Пудовскин, Баннников, Романцов, Стрельцов, Рыбников,
Но тут другое...
Как я понял, однодворцы переселялись в Сибирь двумя большими волнами.
Первая 1830-40 года, когда их в приказном порядке селили на Пресно-Горькой линии, записывали в казаки и наделяли хорошими земельными наделами. Тогда однодворцы, как и казаки, считались сельскими обывателями, приписанными к военной службе.
В 1866 году сословие однодворцев было упразднено, и они стали крестьянами-собственниками.
К 1890 годам однодворцы оказались в ХУДШЕМ материальном положении, чем бывшие крепостные-"барские", которым досталась помещичья земля на праве общинного пользования. Однодворцы же до того раздробили свои кусочки, что не хватало даже под нормальные огороды. В то же время, была жива память о родичах, которые полвека уехали в Сибирь. Как и всякое предание, предание о сибирской вольнице обрастало все новыми, часто мифическими подробностями, и скоро уже Сибирь представлялось некой "землей обетованной", где молочные реки и кисельные берега. Поэтому, когда в 1890-х годах правительство об'явило о новом переселении в Сибирь, хлынули туда как раз бывшие однодворцы (уже крестьяне). Записывать в казаки эту вторую волну уже не стали, просто выделили земельные участки в Томской губернии и на Алтае. И на том спасибо!
Еще нашел фамилии поселенцев "первой волны" из Данковского, Лебедянского, Ряжского, Козловского, Темниковского уездов. Попробую поискать еще...
Переселенцы Тамбовского уезда 1832г.
с.Лысых гор и Красногородской слободы (в Омскую губ).
Неронов, Пятов, Плотников, Гагулин, Кожевников, Синельников, Усков, Урюпин, Лихачев, Попов, Пудовскин, Баннников, Романцов, Стрельцов, Рыбников,
Последнее редактирование: 31 янв 2015 14:10 от Витязь.
- Витязь
01 фев 2015 09:43 #26791
от Витязь
Это сообщение содержит прикрепленные файлы.
Высылка з Беларусі шляхцічаў-паўстанцаў 1863–1864 г.
Вложение -18631864..pdf не найдено
Это сообщение содержит прикрепленные файлы.
Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь, чтобы увидеть их.
- Витязь
01 авг 2015 07:08 #30915
от Витязь
С.М. Соловьев. История России с древнейших времен. Том 24. Глава 6. Окончание царствования императрицы Елисаветы Петровны
Заботы об однодворцах продолжались. Думали облегчить их, изъявши из ведомства воевод и давши им особых выборных управителей; но выборное начало как в древней, так и в новой России не приносило ожидаемой пользы по недостатку в обществе сплоченности и силы, по которым оно могло бы сдерживать своих выборных чиновников. Новые однодворческие управители стали тягостнее воевод. Поэтому теперь Сенат отрешил всех однодворческих управителей, и однодворцы опять отданы в ведомство губернских и воеводских канцелярий; а для лучшего порядка велено быть из них же сотникам, пятидесятникам и десятникам; по делам между ними выбирать им самим поверенных, людей совестных и знающих; губернаторам же и воеводам наикрепчайше подтверждено, чтоб имели об однодворцах попечение и охраняли их от обид, ибо Сенат будет зорко смотреть и посылать нарочных для разведывания, с каким прилежанием губернаторы и воеводы заботятся об однодворцах.
Заботы об однодворцах продолжались. Думали облегчить их, изъявши из ведомства воевод и давши им особых выборных управителей; но выборное начало как в древней, так и в новой России не приносило ожидаемой пользы по недостатку в обществе сплоченности и силы, по которым оно могло бы сдерживать своих выборных чиновников. Новые однодворческие управители стали тягостнее воевод. Поэтому теперь Сенат отрешил всех однодворческих управителей, и однодворцы опять отданы в ведомство губернских и воеводских канцелярий; а для лучшего порядка велено быть из них же сотникам, пятидесятникам и десятникам; по делам между ними выбирать им самим поверенных, людей совестных и знающих; губернаторам же и воеводам наикрепчайше подтверждено, чтоб имели об однодворцах попечение и охраняли их от обид, ибо Сенат будет зорко смотреть и посылать нарочных для разведывания, с каким прилежанием губернаторы и воеводы заботятся об однодворцах.