ОФИЦЕРЫ В СКВ

[/b]


Офицерское землевладение, являясь одним из основных компонентов системы аграрных отношений в казачьих войсках, оказывало значительное влияние на социально-экономические и политические процессы, протекавшие в казачьей среде. Без его комплексного изучения невозможно полно раскрыть причины нарастания в казачьих станицах в конце XIX – начале ХХ вв. внутрисословных и межсословных противоречий. В данной статье анализируются правовые основы офицерского землевладения в Сибирском казачьем войске, выявляются основные этапы и особенности его формирования, характеризуется численность и социальный состав владельцев офицерских земель.
В отличие от офицеров регулярной армии, казачьи офицеры до 1870-х гг. не имели права на получение пенсии по выслуге лет из государственного казначейства или войсковой казны после выхода в отставку. Отсутствие этого права компенсировалось наделением классных чинов ряда казачьих войск пожизненными земельными участками, которые должны были стать основным средством их материального обеспечения вне службы. Впервые такая категория земель появилась в 1835 г. на основании «Правил о поземельных довольствиях в Донском войске». В отличие от уже сложившегося на Дону поместного землевладения, пожизненные офицерские участки представляли собой своеобразную условную форму дворянского землевладения при формальном признании войска конечным собственником этой земли.
В Сибирском линейном казачьем войске начало офицерскому землевладению было положено реформой 1846 г., когда действие донских «Правил…» было распространено на его служащих и отставных классных чинов. Казачьим штаб- и обер-офицерам предоставлялось право на получение из состава войсковых земель в «неотъемлемое владение» пожизненных участков площадью в 400 и 200 десятин соответственно . Право на особое земельное обеспечение распространялось и на семьи классных чинов. Офицерские пожизненные участки должны были иметь «все выгоды довольствия, потребные для хозяйства и быть в сем отношении сколь можно уравнительнее между собою». Владельцам разрешалось возводить на них усадьбы и хозяйственные постройки, сдавать их в аренду. Вместе с тем пожизненные земли не подлежали продаже, залогу, завещанию по духовным.
Однако законы об офицерском землевладении на Дону были перенесены в Западную Сибирь механически, без учета местной специфики. Беспрерывная 25-летняя служба, основанная на военно-поселенных началах, отсутствие достаточных денежных средств не позволяли сибирским казачьим офицерам, в отличие от донцов, заниматься своим хозяйством. Как отмечал современник, «они, служа там, где укажет необходимость, не знают домов своих». Сибирское многоземелье и закрытость войсковой территории для разночинцев не позволяли офицерам рассчитывать на получение доходов от сдачи своих участков в аренду. Поэтому вплоть до начала 1861 г., когда началось коренное реформирование Сибирского войска, правом на получение пожизненного участка не воспользовался ни один из его офицеров.
Со времени образования Сибирского линейного казачьего войска в 1808 г. военная служба его казаков была постоянной и бессменной, что позволяло современникам сравнивать ее со службой в регулярной армии. В ходе реформы 1861 г. в Сибирском войске по примеру других казачьих войск был введен очередной порядок действительной военной службы, когда пребывание казаков в полевых частях чередовалось с их периодическим выходом на льготу. Отправленные на льготу офицеры лишались денежного содержания и вместе с рядовыми казаками должны были обеспечивать семьи и снаряжаться к очередному выходу на службу «на собственный счет от избытков домашнего хозяйства». Подобная ситуация – своего рода экономическое принуждение – заставила многих войсковых офицеров обратиться к праву, считавшемуся ими ранее бесполезным.
Активные работы по наделению офицеров пожизненными участками в 3-м, 4-м, 5-м, 6-м и 7-м полковых округах (на Пресногорьковской и Иртышской линиях) начались с 1862 г. Земли для этого еще в 1850-е гг. были включены в состав юртовых наделов при их проектном межевании. Землемерам полагалось нарезать офицерам то количество угодий, которое определялось высочайше утвержденным проектом соответствующего полкового округа. Например, для обер-офицерских участков в 3-м полковом округе их соотношение было следующим: усадебная и пахотная земля – 8 дес., луг – 5 дес., лес – 24 дес., степь – 163 дес. Однако на практике пожизненные участки были гораздо больше установленных законом размеров, так как включали и неудобные земли.
Находившиеся в различных районах войсковой территории, они не могли быть равноценными по качеству, соотношению угодий и выгодности экономического положения. Зачастую участки обладали избытком одних угодий при нехватке или полном отсутствии иных и поэтому, естественно, далеко не всегда устраивали своих будущих владельцев. Так, в 1866 г. 46 офицеров, приписанных к станице Омской, отказались от их получения, мотивируя это малоценностью земель, и прежде всего незначительным количеством лугов. Они считали, что возможный доход от использования таких участков не смог бы компенсировать даже затраты на их охрану .
С конца 1860-х гг., когда вследствие выявления грубых нарушений в проведении землеустроительных работ началось полное перемежевание войсковых земель, ситуация еще более осложнилась: офицерские участки стали отводиться не в пожизненное владение, а лишь во временное пользование – «впредь до особого распоряжения». Для офицеров возникала реальная угроза потери своих участков в ходе последующих межевых работ.
В 1874 г. Комитет иррегулярных войск предоставил сибирским казачьим офицерам право выбора места для отвода пожизненных участков. Теперь они могли получить их не только в районе станиц, к которым были приписаны, но и в любой части войсковой территории при наличии там свободных земель. Как отмечало войсковое начальство, «при этом только условии некоторые офицеры пожелали получить земельные наделы» .
К середине 1870-х гг. войсковой межевой партией было отведено 297 офицерских пожизненных участков, но треть из них так и остались невостребованными: лишь 198 офицеров, их вдов и сирот реализовали свое право на особое земельное обеспечение . Подавляющее большинство из них получили земли в Омском и Петропавловском уездах Акмолинской области (соответственно 75 и 56 участков) и в Павлодарском уезде Семипалатинской области (42 участка). Однако в отличие от других казачьих областей, земли пожизненного владения в Сибирском войске в подавляющем большинстве случаев не стали основой материального обеспечения классных чинов и их семей вне службы.
В 1870-е гг. произошла значительная корректировка политики правительства в отношении офицерского землевладения. С целью ограничения его дальнейшего роста законом от 23 апреля 1870 г. было прекращено наделение пожизненными участками донских казачьих офицеров . В дальнейшем все лица, получавшие первый классный чин, при выходе в отставку обеспечивались денежными пенсиями из войсковой казны. Этим же законом был изменен статус уже отведенных офицерских земель: они становились потомственной собственностью их владельцев.
Стремление военного министерства к унификации «казачьего» законодательства поставило на повестку дня вопрос о разработке аналогичного положения для Сибирского войска. По распоряжению генерал-губернатора Западной Сибири генерал-адъютанта А.П. Хрущова проект положения «Об обеспечении офицеров Сибирского казачьего войска» был подготовлен местным войсковым комитетом в 1872 г. В отличие от донского закона, он предоставлял классным чинам право выбора способа своего материального обеспечения вне службы: наделения землями потомственной собственности или получения денежного содержания из войсковой казны . Вследствие малой доходности земель Сибирского войска большинство его офицеров склонялось ко второму варианту.
Законопроект не был поддержан Главным управлением иррегулярных войск, так как представлял «резкую разницу с утвержденными уже для других казачьих войск положениями». Позиция военного ведомства была обусловлена не только стремлением унифицировать законодательную практику, но и опасением того, что реализация этого проекта может расстроить и без того скудную войсковую казну: в начале 1870-х гг. правительственные субсидии составляли более 60 % войсковых доходов .
В 1875 г. члены местного комитета, сформированного уже новым генерал-губернатором Западной Сибири генерал-адъютантом Н.Г. Казнаковым, настойчиво и последовательно отстаивая материальные интересы сибирских казачьих офицеров, предложили компромиссный вариант решения проблемы, устроивший военное министерство. Именно он лег в основу положения «Об обеспечении генералов, штаб- и обер-офицеров и классных чиновников Сибирского казачьего войска», высочайше утвержденного 7 мая 1877 г. Существенно отличаясь от аналогичных актов и учитывая местную специфику, этот закон закреплял за частью сибирских казачьих офицеров реальную возможность выбора – службы «на пенсию» или «на землю».
Потомственными землями в обязательном порядке наделялись все лица, имевшие пожизненные участки (последние должны были стать ядром их потомственных наделов). Поэтому все офицеры и чиновники войска были разделены на три категории: 1) получившие первый классный чин до 30 августа 1877 г. (то есть до дня обнародования закона на местах) и имевшие пожизненные участки; 2) получившие первый классный чин до этого дня, но подобных участков не имевшие; 3) получившие первый классный чин после 30 августа 1877 г. Лица второй категории имели право отказаться от земельного обеспечения и служить «на пенсию». Офицеры третьей категории при выходе в отставку должны были обеспечиваться денежными пенсиями. Однако, в отличие от других казачьих войск, и они при желании могли обменять свою пенсию на участок потомственной собственности.
Особая позиция правительства в отношении офицерского землевладения в Сибирском войске не сводилась только к этому. Если на Дону и Кубани оно стремилось ограничить рост офицерского землевладения, то в Западной Сибири – напротив, старалось его стимулировать. О заинтересованности правительственных органов и войсковой администрации в насаждении в Сибирском войске офицерского землевладения свидетельствует ряд дополнительных прав и льгот, предоставлявшихся классным чинам при получении земельных участков. Так, офицеры могли выбирать место для отвода своего участка, правда, с условием, «чтобы станичные общества отнюдь не были стеснены в пользовании занимаемыми ими землями». Для офицеров 2-й и 3-й категорий был определен 10-летний срок подачи заявлений на отвод участков потомственной собственности – до 30 августа 1887 г. (в других войсках он был годичным). Норма земельного обеспечения классных чинов в Сибирском войске выросла в несколько раз: обер-офицеру полагалось 600 дес., штаб-офицеру – 1 000 дес. удобной земли. Более того, войсковой администрации разрешалось увеличивать площадь их участков на основе правил о таксационном межевании, которые применялись в отношении юртовых наделов. Земли потомственной собственности не подлежали обложению какими-либо денежными сборами или пошлинами (на Дону они облагались 1,5-копеечным сбором в пользу войсковой казны и пошлиной для формирования войскового пенсионного капитала).
Кроме того, стремление правительства увеличить офицерское землевладение в Сибирском войске ярко проявилось во введении жесткого правила наделения потомственными участками (по выражению Г.Е. Катанаева, «удивительного подневольного землевладения») отставных офицеров, офицерских вдов и сирот (вдовы и их дети имели право на получение половины участка, причитавшегося их мужу и отцу). Они «должны были «сесть на землю» или вернее – считаться севшими на нее, не зная, что с нею теперь делать» . Основной причиной этого было не столько намерение создать основу будущего экономического развития войска в виде офицерских «образцовых» хозяйств, сколько желание сократить расходы войсковой казны на пенсионные выплаты.
7 сентября 1879 г. генерал-губернатор Западной Сибири Н.Г. Казнаков утвердил «Подробные правила отмежевания наделов офицерам Сибирского казачьего войска» . Отвод участков потомственной собственности должен был проводиться одновременно с таксационным межеванием юртовых наделов или сразу же после его окончания. На основе поданных офицерами прошений войсковое хозяйственное правление составляло порайонные списки очередности получения участков по чину и старшинству. Массив свободных войсковых земель, подлежащих к отводу в потомственную собственность, предварительно разбивался на участки. Они осматривались доверенным лицом будущих владельцев, в случае необходимости уравнивались, а затем распределялись по жребию в присутствии представителей войсковой администрации. После этого составлялся проектный план группы близлежащих участков, который представлялся на утверждение генерал-губернатора. С момента утверждения проектных планов офицеры и их семьи могли пользоваться своими землями. В ходе следующего – формального – этапа межевания устанавливались постоянные межевые знаки на границах участков и составлялись их окончательные планы. В полную собственность участок переходил после получения его владельцем крепительного документа – «данной». С этого времени он мог передаваться по наследству и продаваться: на него распространялись все общие правила для частных потомственных владений .
Проектное межевание участков офицерской потомственной собственности, начавшееся в 1880 г., завершилось к середине 1890-х гг. Одновременного межевания юртовых земель и офицерских участков в большинстве случаев не получалось. Отвод потомственных земель существенно отставал, что объяснялось отсутствием у межевой партии точного представления о количестве, площади и местах отвода участков для классных чинов. Одной из причин этого являлось злоупотребление офицерами предоставленными им льготами: 10-летним сроком подачи заявлений на получение земли и правом выбора места. Некоторые офицеры долго не могли определиться: служить им «на пенсию» или «на землю». Так, сотник П.А. Бабиков подал пять заявлений о желании служить «на пенсию» и шесть – об обратном. Проектирование офицерских участков также осложнялось отсутствием в ряде районов свободных войсковых запасов.
К 1897 г. офицерам и их семьям было отведено 587 422 дес. (около 12 % войсковых земель) в восьми уездах Акмолинской и Семипалатинской областей: Петропавловском – 137 547 дес., Омском – 158 023 дес., Кокчетавском – 28 810 дес., Павлодарском – 148 875,5 дес., Семипалатинском – 73 927,5 дес., Усть-Каменогорском – 23 500,5 дес., Каркаралинском – 15 330 дес. И Зайсанском – 1 408,5 дес. . Участков потомственной собственности в Акмолинском, Атбасарском уездах Акмолинской области и Бийском уезде Томской губернии не было, что объяснялось, во-первых, отсутствием в этих районах войсковых запасов и, во-вторых, запретом отводить офицерские участки на землях, принадлежность которых Сибирскому войску оспаривалась местными гражданскими властями.
Для 512 лиц землемеры войсковой межевой партии нарезали 732 участка. У 34 % из них земли находились в нескольких местах. Владельцам пожизненных участков для полного земельного обеспечения по закону 7 мая 1877 г. полагалось получить дополнительные наделы. Отвести их рядом с прежними участками, как правило, не было возможности. Поэтому дополнительные участки проектировались там, где были свободные войсковые земли, нередко – в других уездах. Двумя участками владела и часть офицеров, получивших в период с 1877 по 1887 гг. штаб-офицерские чины. Их обер-офицерские наделы также увеличивались за счет новых земельных отводов.
Лесостепные, степные и предгорные зоны войсковой территории резко отличались характером почв и природно-климатическими условиями. Следствием этого было существенное колебание размеров офицерских участков и различное соотношение угодий в их составе. По нашим подсчетам, в Сибирском войске площадь участка (участков) классного чина была значительно выше средних донских размеров (на Дону участки размером до 200 дес. составляли 72 % ). Так, доля офицерских наделов, не превышавших 200 дес., составляла 2 %, от 200 до 500 дес. – 16 %, от 500 до 800 дес. – 24 %, от 800 до 1 500 дес. – 40 %, более 1 500 десятин – 18 %. Удобные земли в составе офицерских наделов преобладали и составляли от 74 до 94 % их общей площади. Исключением был лишь Каркаралинский уезд, где неудобья на землях классных чинов достигали 46 %.
С окончанием проектного межевания наделов потомственной собственности к концу XIX в. в целом завершился процесс институционализации офицерского землевладения в войске, хотя его юридическое оформление далеко не закончилось: формальное межевание офицерских земель значительно отставало от проектного. К 1897 г. было формально обмежевано не более 24 % их общей площади (140 341 дес.), через полтора десятилетия – только 63,5 % (335 046 дес.). К этому времени лишь три четверти владельцев земель офицерской потомственной собственности – 392 из 524 человек – имели участки с окончательно оформленными границами . С 1912 г. формальное межевание офицерских земель было прекращено в связи с началом их полного перемежевания.
Еще сложнее обстояло дело с получением владельцами полных прав собственности на свои участки. «Данные» на них до начала ХХ в. практически не выдавались. Дело в том, что значительная часть офицерских участков выделялась в 10-верстной полосе, земли которой до 1904 г. находились во временном пользовании войска и не могли переходить в собственность офицеров. Кроме того, неопределенность части войсковых границ долгое время не позволяла выдавать «данные» на участки, прилегавшие к спорным территориям. Поэтому к началу 1900 г. из-за незавершенности комплекса межевых мероприятий лишь 11 землевладельцев получили крепительные документы на свои участки.
Активная выдача этих документов войсковым хозяйственным правлением осуществлялась с 1906 г. по 1912 г., в результате чего «данные» на участки офицерской потомственной собственности получили 382 человека. Таким образом, подавляющее большинство владельцев офицерских участков (или их наследников) получило права полной собственности на землю только в первое десятилетие XX в. 142 лица (27 %) их так и не получили и вплоть до 1917 г. владели своими землями без права отчуждения последних .
Социальный состав владельцев офицерских земель в Сибирском казачьем войске не был однородным. Участки потомственной собственности принадлежали не только казачьим классным чинам, но и рядовым казакам, чьи отцы-офицеры имели право на их получение, офицерским вдовам и дочерям, вышедшим замуж за купцов и мещан, а значит – перешедшим в иное сословие. Особую категорию собственников составляли лица, купившие офицерские наделы у их первоначальных хозяев. В начале ХХ в. значительная часть земель потомственной собственности лишь формально продолжала считаться «офицерскими». К началу 1917 г. в сибирских казачьих полках служило уже второе поколение офицеров, которые не имели никаких прав (кроме наследственных) на получение особых земельных участков.
Реализацию офицерами и их семьями владельческих прав на отведенные им участки можно рассматривать как непрерывно развивающийся процесс отделения земли как объекта собственности от земли как объекта хозяйствования. Классные чины не стали «пионерами экономического развития края», наделение их землями потомственной собственности не привело к появлению в Сибирском войске сети частновладельческих «образцовых ферм». Офицеры-землевладельцы и их наследники, как правило, не могли составить конкуренцию переселявшимся на территорию войска предпринимателям, имевшим опыт ведения крупного и среднего сельскохозяйственного производства и вкладывавшим в него большие финансовые средства. Основными способами использования владельцами своих земель стали сдача их в аренду и продажа. Начавшийся в Сибирском войске переход офицерских участков в руки разночинцев с некоторым запозданием повторил ситуацию на Дону и Кубани, где классные чины к первым годам XX в. потеряли до 60 % потомственных земель .
В этом плане землям офицерской потомственной собственности было суждено сыграть особую роль в процессе развития капитализма в сельском хозяйстве Степного края. В условиях экстенсивного аграрного производства они стали одной из основных составляющих при формировании местного земельного рынка. «…Появились целые группы, артели и общества колонистов южных губерний и крестьян, пожелавших поселиться на офицерских участках целыми деревнями и заняться земледелием, скотоводством. Цена на участки сразу поднялась до 35 руб. за десятину и, постепенно повышаясь в некоторых местах, близких к железной дороге, большим городам... дошла до 75—100 и более руб. за десятину. Началась общая распродажа и скупка участков. Все войсковое чиновничество и наследники лиц, которым первоначально были пожалованы эти участки, бросились ликвидировать свои отношения к земле и продавать свои наделы... кому бы то ни было, на вырученные деньги стали покупать дома в городах Омске, Петропавловске, Павлодаре, Семипалатинске и др. для собственного жилья и сдачи в наймы» . Некоторые участки за 15—20 лет поменяли четырех-пятерых хозяев. Например, земли хорунжего П.А. Голенкова у пос. Черноярского Павлодарского уезда к 1912 г. перешли в пятые руки. К 1911 г. почти четвертая часть офицерских участков, находившихся в Акмолинской области, – 105 наделов – уже были проданы предпринимателям . Только немцы-колонисты до начала Первой мировой войны приобрели в собственность 73 840 дес. (12,5 %) из состава офицерских земель .
Начало XX в. стало временем крутого поворота правительственной политики в отношении офицерских земель в Сибирском казачьем войске. В условиях растущего переселенческого движения и развивающегося в крае аграрного капитализма центральные и местные органы власти видели в них одно из важнейших средств для решения части внутривойсковых проблем. Для более стабильного существования войска как военно-хозяйственного организма было решено пожертвовать интересами большинства потомственных землевладельцев: увеличение числа войсковых земельных оброчных статей за счет отрезков от офицерских участков обещало некоторое улучшение состояния войсковой казны. Мобилизация 1900 г., неурожаи и голод 1900 – 1902 гг. истощили ее до такой степени, что, например, осуществление сметных расходов войска в 1902 г. стало возможным только после предоставления правительством 250 тыс. руб. в беспроцентную ссуду. Поэтому в ходе начавшегося перемежевания офицерских земель их часть была изъята и возвращена в войсковой запас.
26 февраля 1904 г. Военный совет поставил под сомнение результаты отвода земель офицерской потомственной собственности в Сибирском казачьем войске . Поводом для этого послужили существенные недостатки прежнего законодательства, касавшегося земель этой категории, и нарушения инструкции по проектному межеванию офицерских участков, которые в свое время сознательно допускались местными властями с молчаливого согласия Военного министерства для привлечения к земельному обеспечению большего количества классных чинов. Эта мера не касалась участков, на которые их владельцы уже получили права полной собственности.
Перемежевание офицерских участков началось в 1905 г. Порядок изъятия «излишне замежеванных земель» был следующим. После окончания нового межевания и определения площади излишка владельцу предлагалось выбрать часть участка, подлежавшую отрезке. С момента утверждения работ войсковым хозяйственным правлением отрезок зачислялся в войсковой запас, а его бывшему владельцу запрещалось им пользоваться. С 1905 по 1911 гг. площадь офицерских земель в войске сократилась на 73 931 дес., или на 12,3 % . Эти результаты в немалой степени предопределили начало нового, не менее масштабного, перемежевания офицерских земель.
Одним из направлений сенаторской ревизии, проведенной в 1910 – 1911 гг. в Омском военном округе, стала повторная проверка результатов работ по межеванию офицерских земель в Сибирском войске. Почти во всех осмотренных участках (около 100) ревизоры нашли «незаконно запроектированные» излишки удобной земли, размеры которых колебались от 10 до 250 % от общей площади, полагавшейся их владельцам по закону 7 мая 1877 г. Проверяющие сознательно отказались учитывать методику определения размера офицерских участков, которой пользовались в 1880 – 1890-е гг. чины войсковой межевой партии. Тогда в соответствии с инструкцией по межеванию земель от 5 января 1879 г. площадь участка определялась с учетом степени доходности земли (десятина пахотной земли среднего достоинства при обработке должна была ежегодно приносить в среднем 13 руб. валового дохода, десятина луга среднего достоинства – около 4 руб.). А в 1910 – 1911 гг. ревизоры оценивали земли по качеству угодий, причем использовали критерии, выработанные агрономией и почвоведением к началу XX в. (при этом результаты землеустройства на юртовых землях под сомнение не ставились). Один из противников этой ревизии справедливо отмечал: «...Когда отводились участки, никто не слышал о существовании так называемого «сухого земледелия», не существовало ни катков для уплотнения почвы, ни тракторов и т.п.»
Итогом сенаторской ревизии стало высочайше утвержденное 9 сентября 1911 г. решение Военного совета о перемежевании в Сибирском казачьем войске всех участков офицерской потомственной собственности, владельцы которых еще не получили «данных» . Выявленные излишки вновь должны были поступать в войсковой запас. Военный совет соглашался с тем, что часть владельцев не получила полных прав собственности на свои земли по причинам «в большинстве случаев от них не зависящих», что перемежевание их участков откладывало получение «данных» на неопределенный срок. Однако, по мнению его членов, «интересы отдельных лиц в данном деле должны быть по необходимости принесены в жертву интересам общественным» .
В июне 1912 г. была образована Комиссия по обмежеванию офицерских участков в Сибирском казачьем войске, деятельность которой регламентировалась инструкцией, утвержденной Степным генерал-губернатором Е.О. Шмитом. По официальным данным, площадь земель офицерской потомственной собственности с 1912 г. до начала 1916 г. уменьшилась на 23 177 дес. На самом деле сокращение было более масштабным: только в 1913 г. для передачи в войсковой запас комиссией было подготовлено 59 688 дес. По нашим подсчетам, по итогам работ за этот период отрезке подлежало не менее 73 220 дес. офицерских земель .
Такая разница в данных объясняется тем, что нередко между определением в составе офицерского участка излишка земли и его официальным зачислением в войсковой запас проходил значительный срок. Например, часть излишков, отрезанных в 1912 г., была зачислена в войсковой запас лишь через год – в ноябре 1913 г. Некоторые отрезки, выделенные в 1913 г., были официально закреплены за войском лишь в 1916 г. Подобная ситуация была связана с рядом межевых формальностей и проверкой войсковым хозяйственным правлением результатов работ по каждому офицерскому участку. Кроме того, войсковая администрация стремилась создать из отрезков, имевших разные размеры, конфигурацию и угодья, новые оброчные статьи, более удобные для сельскохозяйственного производства или занятий промыслами. Это делалось путем совместного переустройства отрезков и войсковых арендных участков, к которым прилегали офицерские наделы.
Работы по перемежеванию участков офицерской потомственной собственности были приостановлены в апреле 1917 г. по решению I войскового съезда (круга) «впредь до общего решения земельного вопроса Учредительным собранием». Несмотря на незавершенность кампании, к 1917 г. перемежевание участков классных чинов вместе с продолжавшейся покупкой этих земель разночинцами сократило общую площадь офицерского землевладения в Сибирском войске на треть (до 401 549 дес.): не менее 100 – 130 тыс. дес. было продано, остальное изъято в войсковой запас .
После Февральской революции этой категории войсковых земель было суждено стать предметом острой борьбы разнородных политических сил, многие из которых видели в ликвидации офицерского землевладения необходимое условие разрешения внутрисословных и межсословных противоречий, существовавших в Сибирском казачьем войске.

Свод законов Российской империи. Т. XII. Ч. 2. СПб., 1857. С. 13.
Государственный архив Омской области (ГАОО). Ф. 67. Оп. 1. Д. 1046. Л. 115об.
ГАОО. Ф. 67. Оп. 1. Д. 1054. Л. 11.
ГАОО. Ф. 67. Оп. 1. Д. 1070. Л. 386об.; Д. 1169. Л. 22 об.; Д. 1441. Л. 137.
ГАОО. Ф. 67. Оп. 1. Д. 1170. Л. 11—26; Д. 1441. Л. 137.
23 апреля 1870 г. было принято «Положение об обеспечении генералов, штаб- и обер-офицеров и классных чиновников Донского войска» (Сборник правительственных распоряжений по казачьим войскам. Т. VI. СПб., 1871. С. 71—81).
ГАОО. Ф. 67. Оп. 1. Д. 1244. Л. 37—38, 58—58об.
Усов Ф.Н. Статистическое описание Сибирского казачьего войска. СПб., 1879. С. 106; ГАОО. Ф. 67. Оп. 1. Д. 1305. Л. 508об.
Полное собрание законов Российской империи. Собрание 2-е. Т. LII. Отд. I. № 57 304.
Катанаев Г.Е. Офицерство и рядовое казачество наше (к вопросу о землеустройстве в Сибирском казачьем войске). Омск, 1918. С. 11—12.
Подробные правила отмежевания наделов гг. офицерам Сибирского казачьего войска. Омск, б/г. С. 1—12.
Сборник правительственных распоряжений по казачьим войскам. Т. XIII. Ч. 1. СПб., 1878. С. 143.
Отчет о состоянии Сибирского казачьего войска за 1897 г. Ч. 2. Омск, 1899. С. 3, 6.

До последней четверти ХIХ в. материальное обеспечение казачьих классных чинов по размеру и своим основным составляющим существенно отличалось от видов содержания, полагавшихся армейским кавалерийским офицерам. Это было связано с особым статусом казачьих войск, которые были иррегулярными военно-хозяйственными организациями, дававшими государству возможность экономить на содержании легкой кавалерии - одного из дорогостоящих родов войск.
Почти полная зависимость сибирских атаманов и сотников от государственного обеспечения на протяжении ХVIII в. отличала их от служилой аристократии в казачьих войсках, которые образовывались путем вольной колонизации. Так, превращение в крупных землевладельцев при большой военной и гражданской власти на Дону дали местной старшине возможность добиться в 1789 г. закрепления за ней дворянских прав. Однако подобные меры не коснулись казачества Сибири.
Первое положение о Сибирском линейном казачьем войске 19 августа 1808 г. сохраняло ограниченность прав казачьих офицеров. В отличие от регулярной армии, сибирские войсковые классные чины увольнялись в отставку «единственно по старости и дряхлости» без какой бы то ни было пенсии. Их денежное содержание заметно увеличилось по сравнению с концом XVIII в., но размер этих выплат оставался значительно меньшим, чем в регулярных частях. Кроме того, офицеры лишались хлебного и фуражного довольствия, получаемого ранее. Вооружение, снаряжение, лошадей они также должны были приобретать за свой счет. Вместе с тем общий объем служебных обязанностей сибирских казачьих офицеров был более значительным, нежели в других казачьих войсках и в армейских полках.
В 1830-е гг. генерал-губернатор Западной Сибири И.А.Вельяминов внес в военное министерство предложение о предоставлении сибирским казачьим офицерам полных прав офицеров русской армии, в том числе - права на пенсию после 35 лет службы: «Офицеры сего войска, будучи большею частью, из воспитанников войскового училища, имеют достаточные теоретические сведения в науках и хорошо приготовлены к строевой службе, между ними и других войск офицерами, особенно Оренбургскими и Уральскими, насчет образованности большое различие. ...Жалование получают по штату 1808 г. (подполковник 215 руб., хорунжий 71 руб. в год) и, прослужа, так сказать, всю молодость большею частью в отлучении от домов своих, при старости и дряхлости своей увольняются уже, как неспособные и не нужные по службе, в отставку без всякого права на пенсию, единственную подпору и надежду служащих; и тогда нищета и лишение прав офицерского звания остаются им в наследие». Но в ходатайстве было отказано /Катанаев Г.Е. Киргизский вопрос в Сибирском казачьем войске. Омск, 1904. С.70-71/.
Новое положение о Сибирском линейном казачьем войске, принятое в 1846 г., не внесло серьезных изменений в материальное положение казачьих классных чинов, сохраняло сложившуюся их «второсортность» (лишь в 1849 г. офицеры Сибирского войска были уравнены в правах с армейскими чинами - дворянами).
Денежное обеспечение казачьих офицеров всех войск до 1870 гг. постоянно «отставало» от размеров денежных выплат офицерам регулярной кавалерии. Главной причиной этого, по мнению военного, министерства было «неудовлетворительное состояние государственного казначейства». В 1858 г. донским офицерам денежные оклады были повышены до армейских по табели 1841 г. На Сибирское войско эта мера была распространена в 1861 г. При этом существовавшая прежде разница доплачивалась из войсковых сумм. Следующее увеличение казачьих офицерских окладов (по табели 1859 г.) произошло в 1870 г. В этот же период сохранялись некоторые различия между регулярными кавалерийскими и казачьими офицерами в выплатах столовых и квартирных денег.
В отличие от офицеров регулярной армии, казачьи офицеры до 1870-х гг. не имели права на получение пенсии по выслуге лет из государственного казначейства или войсковой казны после выхода в отставку. До 1876 г. не пользовались они и так называемыми эмеритальными кассами, суть которых заключалась в выплате офицерам и их семьям дополнительных пособий сверх пенсий от казны. Для этого на протяжении всей службы из офицерского жалования ежемесячно вычиталось 6%. Размер эмеритурных пенсий был примерно равен пенсиям основным. /Столетие военного министерства (1802-1902). СПб., 1902. Т.11. Ч.1. C.504-505; Волков С.В. Русский офицерский корпус. М., 1993. С.228-231, 238-240, Таб.56, 66).
С 1830-1840-х гг. особыми законами отсутствие пенсионного обеспечения в ряде казачьих войск, в том числе и в Сибирском, компенсировалось выделением классным чинам особых пожизненных участков, которые должны были стать основным средством их материального обеспечения вне службы. Вместе с тем, особенности несения военной службы на сибирских пограничных линиях, причины природно-климатического, экономического характера не позволяли казачьим офицерам до начала 1860-х гг. реализовать свое особое право на землю.
Изменение порядка несения военной службы, которое вводилось в 1861 г. новым положением о войске, периодически освобождало часть казачьих офицеров от военной службы. Эти классные чины в течение 4-х лет нахождения на «льготе» лишались денежного жалования. Они должны были содержать свои семьи и снаряжаться к очередному выходу на службу "на собственный счет от избытков домашнего хозяйства". Подобная ситуация - своего рода «экономическое принуждение» - заставило офицеров войска обратиться к получению пожизненных участков - праву, считавшемуся ими ранее бесполезным.
Однако в сибирских условиях 1860-х - начала 1870-х гг. пожизненное землевладение в большинстве случаев не могло стать основой материального обеспечения классных чинов и их семей вне службы. Для сибирских казачьих офицеров более актуальным, в отличие от других казачьих войск, был вопрос о получении денежного обеспечения, и, прежде всего - пенсии после выхода в отставку. Это стремление нашло свое отражение в подготовке войскового проекта положения «Об обеспечении офицеров Сибирского казачьего войска» в 1872-75 гг. Суть его, в отличие от соответствующих законов, касавшихся других войск, сводилась к предоставлению классным чинам права выбора способа своего материального обеспечения вне службы: наделение землями потомственной собственности или получение денежного содержания из войсковой казны. Именно к последнему варианту склонялось большинство офицеров Сибирского войска из-за малодоходности участков пожизненного владения. Правительство учло сибирскую специфику и, несмотря на сохраняющееся стремление к унификации казачьего законодательства, пошло на некоторые уступки, предоставив части сибирских казачьих офицеров возможность выбора - службы «на пенсию» или «на землю».
Однако в условиях, когда государственные дотации в бюджете войска составляли до 64 %, центральные органы и войсковая администрация были заинтересованы в том, чтобы возможно меньшее число офицеров избрало пенсию в качестве своего материального обеспечения в отставке. Поэтому, если на Дону правительство стремилось ограничить рост площади офицерских земель, то в Западной Сибири - принятием положения 7 мая 1877 г., напротив, старалось его стимулировать. Это выражалось, во-первых, в предоставлении классным чинам при получении земельных участков дополнительных прав и льгот и, во-вторых, в применении жесткого правила наделения потомственными участками (по выражению Г.Е.Катанаева - «удивительным подневольным землевладением») отставных офицеров, их вдов и сирот /Катанаев Г.Е. Офицерство и рядовое казачество наше. Омск, 1918. С.11/.
С 1887 г. наделение потомственными земельными участками всех казачьих офицеров, получавших свой первый классный чин, прекращалось. Земельная «составляющая» исключалась из состава материального обеспечения офицеров войска. К началу 1917 г. в сибирских казачьих полках служило уже второе поколение офицеров, которые получали исключительно денежное содержание. Этот факт позволяет поставить вопрос о необходимости пересмотра устоявшегося в советской историографии представления о мотивации позиций и политического поведения сибирских казачьих офицеров в годы российских революций и гражданской войны.

В творческом наследии Г.Е.Катанаева значительное место занимает комплекс во-просов, связанных с историей формирования в среде сибирского казачества старшины и офицерства, их места и роли в жизни Сибирского казачьего войска, участия в изу-чении и освоении Сибири и Киргизской степи. Многие материалы, собранные Г.Е.Катанаевым и хранящиеся в фонде 366 в Государственном архиве Омской облас-ти, не вошли в его научные работы. Часть этих материалов была использована для написания данной статьи.
Старшина сибирских казаков никогда не имела тех серьезных экономических и политических позиций, которые занимала служилая аристократия в казачьих войсках, формировавшихся путем вольной колонизации. Так, превращение донской старшины в крупных землевладельцев при большой военной и гражданской власти давало ей основание добиваться закрепления за собой дворянских прав. Закрепление за дон-скими чиновниками прав российского дворянства в 1798 г. сравняло их в чинопроиз-водстве с офицерами регулярной армии.
Однако подобные меры не коснулись линейного казачества Сибири. Основная масса сибирской служилой аристократии, находясь на должностях, соответствующих IX-XIV классам, не смогла добиться получения даже личного дворянства. Абсолюти-стское государство хотело иметь здесь прочную опору в лице сибирской бюрократии, но не собиралось создавать полноценный региональный дворянский корпус. При сравнительной слабости экономических связей между регионами страны появление в Сибири значительного слоя поместного дворянства могло бы привести к усилению центробежных тенденций (История казачества Азиатской России. – Екатеринбург: УрО РАН, 1995. Т.1.С.89).
Поэтому пожалование местной казачьей старшине армейских офицерских чинов практиковалось крайне редко, за особые отличия. Причем присвоение чина не обес-печивалось автоматически соответствующим материальным содержанием, и коман-дирам Сибирского корпуса приходилось дополнительно ходатайствовать перед воен-ной коллегией о предоставлении этим лицам возможности «содержать себя по званию офицера».
Впервые общие черты правового, социального и материального положения особой категории сибирских линейных казаков – казачьего офицерства – очертило положе-ние о войске, Высочайше утвержденное 19 августа 1808 г. (ПСЗ-I. Т.ХХХ № 23239. СПб, 1830. С.537-543)
Положение определяло штат полка Сибирского линейного казачьего войска, ко-мандный состав которого состоял из трех офицеров (в полках Донского войска с 1802 г. их было по 12). «Три офицера при полку необходимы, ибо старший нужен для ко-мандования полка, второй на случай разделения оного, болезни или убыли старшего, третий отправлять может должности комиссара и квартирмистра. В мирное же вре-мя… менее положенного штатом числа офицеров также иметь неудобно; ибо частые командировки за границу для лучшего порядка и сохранения там дисциплины, долж-ны делаемы быть при офицерах». Причина утверждения такого числа классных чинов в полках, по-видимому, носила финансовый характер – создание нового казачьего войска требовало значительных единовременных затрат казны. Всего в 10 полках, ре-зервной команде и двух конно-артиллерийских ротах должны были состоять 43 офи-цера.
Положение 1808 г. определило существовавшее до конца 1840-х гг. разделение ка-зачьих офицеров на две категории: 1) имеющих действительные офицерские чины, т.е. приравненных по ряду прав и преимуществ к офицерам регулярной армии, и 2) офицеров-зауряд – чинов войска, пользующихся лишь частью офицерских прав во время занятия ими соответствующей вакансии. Положением предписывалось «…в должное уважение службы признавать и принимать их прилично чину офицерскому; соответственно чему и в налагаемых на них за вины штрафах поступать так, как об обер-офицерах установлено, доколе в сих званиях пребывают».
Жалованье офицеры войска должны были получать по окладам пехотных полков: полковник – 1062 руб. 90 коп. ассигнациями, подполковник – 705 руб. 25 коп., вой-сковой старшина – 541 руб. 05 коп., есаул – 406 руб. 10 коп., сотник – 286 руб. 37 1/2 коп., хорунжий – 238 руб. 30 коп. в год.
«По достаточному назначению жалованья» офицерам войска провиант и фураж для их лошадей более не выдавались. Все необходимое для службы: лошадей, снаря-жение, вооружение, обмундирование офицеры должны были приобретать и содер-жать на собственный счет.
Служба офицеров войска, как и всех прочих чинов, должна была быть бессрочной – «доколе в силах». Получить отставку они могли лишь «единственно по старости и дряхлости или же по болезням и увечьям», т.е. в случае совершенной неспособности к продолжению службы. Причем в отставке никакого казенного содержания им не по-лагалось.
Так как определенное положением число офицерских должностей превышало чис-ло наличных офицеров, имевшихся в войске, то на открывавшиеся вакансии разреша-лось назначать урядников с производством их в соответствующие чины. Особо отме-чалось, что все офицерские должности должны замещаться исключительно выходца-ми из Сибирского войска.
Сказавшийся через некоторое время недостаток офицеров привел к увеличению их числа в 1816 г. до 5 на полк. В 1821 г. к штату 1808 г. был добавлен еще 71 офицер производством наиболее достойных урядников и воспитанников войскового училища.
Введение в действие Устава о сибирских киргизах, Высочайше утвержденного 22 июля 1822 г., значительно увеличило обязанности войска. С 1824 г. отряды казаков стали регулярно направляться в степь для несения сторожевой службы и охраны от-крывавшихся там окружных приказов. Напряженность службы сибирских линейных казаков существенно возросла.
Настоятельная просьба об «облегчении бремени службы» была сформулирована в «Записке войсковой канцелярии о тяжелых материальных условиях, в которые по-ставлено Сибирское линейное казачье войско…», подготовленной в 1827 г. (ГАОО. Ф.366. Оп.1. Д.134) по случаю сенаторской ревизии. Записка содержала ходатайство о предоставлении чинам войска «пособий», которые, по мнению членов войсковой канцелярии, должны были соответствовать регулярному характеру их службы. В от-ношении офицеров предлагалось увеличить их жалованье до размеров окладов в ар-мейской кавалерии, сократить им срок службы, предоставить право на получение пенсии после выхода в отставку и распространить на них и их детей права и преиму-щества российского дворянства. Однако просьба эта была оставлена без внимания.
Общее представление о социальном и материальном положении войсковых офи-церов этого периода дают сделанные Г.Е.Катанаевым копии формулярных списков офицеров 1, 3, 7, 8, 9 полков и конно-артиллерийской бригады Сибирского линейного казачьего войска за 1830 г. (ГАОО. Ф.366. Оп.1. Д.Д. 143, 144, 145, 146, 147, 148).
81 формулярный список характеризует 60 % офицеров из 136 положенных войску (120 – в десяти полках и 16 – конно-артиллерийской бригаде). Только в одном полку из пяти рассматриваемых - в 9-м - и в войсковой артиллерии число состоявших офи-церов соответствовало штату. В других четырех полках служило от 11 до 15 классных чинов. На момент составления формуляров значительная часть офицеров (30 человек - почти 37 %) находилась вне своих частей. Все они были в разного рода командиров-ках и, прежде всего, в степных отрядах (11 офицеров). Нередко практиковались пере-воды в другие полки без зачисления в их состав (6 офицеров). Так, хорунжий зауряд-сотник Г.П.Бахирев из 3 полка был даже «у командования 2 полком». 8 офицеров бы-ли направлены из полков для исполнения тех или иных обязанностей, связанных с во-енным и гражданским управлением войском. Командировка одного из них в войско-вую канцелярию на должность асессора уже длилась в течение 10 лет. Из-за недос-татка в Западной Сибири чиновников 5 наиболее подготовленных казачьих офицеров были привлечены для замещения ряда невойсковых должностей в канцелярию Ом-ской области, в штаб корпуса и пр.
Большинство офицеров в полках – 43 или 66 % - имели звание зауряд (все офице-ры конно-артиллерийской бригады имели действительные чины). Примечательно, что 9 офицеров в полках имели двойные звания, состоявшие из их Высочайше пожало-ванных действительных чинов и чинов занимаемых ими должностей: хорунжий за-уряд-сотник, сотник зауряд-есаул. Подавляющее большинство офицеров –73 (90 %) были сотниками и хорунжими (действительными и зауряд) и только 4 человека имели штаб-офицерские чины. Карьерный рост шел быстрее у выходцев из обер-офицерских детей. У 4 из них за 21 год службы в классных чинах было от 4 до 6 производств в звания действительные и зауряд (в среднем, одно в пять лет), а один за 8 лет службы офицером повышался в чине 4 раза. У 51 офицера из нижних чинов срок со времени присвоения последнего классного чина или срок между двумя последними производ-ствами составлял от 7 до 26 лет (7 лет –26 человек, 8 лет – 21; от 12 до 26 лет – 4).
Формуляры содержат сведения о социальном происхождении войсковых офице-ров. Подавляющее большинство из них – 71 (почти 88 %) - были выходцами из ниж-них чинов (казачьи, солдатские дети и пр.). В качестве обер-офицерских детей было засвидетельствовано 9 человек, 5 из их числа служили в конно-артиллерийской бри-гаде. Отец штаб-лекаря этой бригады принадлежал к духовенству.
На момент присвоения офицерского звания прослужили в нижних чинах (в том числе в качестве воспитанников войскового училища, которые с 1815 г. по достиже-нии 14 лет зачислялись в штаты казачьих полков): от 2 до 5 лет – 16 человек; от 6 до 10 лет – 33 человека; от 11 до 15 лет – 14 человек; от 16 до 20 лет – 10 человек; от 21 до 25 лет – 6 человек; более 26 лет – 1 человек.
Бессрочный характер службы во многом определял достаточно высокий возраст войсковых офицеров: от 19 до 30 лет – 34 человека (около 42 %), из них 13 из конно-артиллерийской бригады; от 31 до 40 лет – 24 человека (около 30 %); от 41 до 50 – 21 человек; от 51 и выше – 2 человека (в последних двух группах – более 28 %).
Уровень образования среди офицеров войска был для того времени весьма высо-ким. Более половины из них (53 %) закончили полный или неполный курс обучения в войсковом училище. В конно-артиллерийской бригаде служили 14 выпускников вой-скового училища и 1 выпускник Императорской медико-хирургической академии. Остальные классные чины, а в их числе - все командиры пяти полков и конно-артиллерийской бригады, «по российски читать и писать умели». Грамотность была одним из условий производства из нижнего в офицерский чин.
За время службы 55 офицеров побывали в командировках в Киргизской степи. Только 1 из 81 офицера за время службы побывал в 6-месячном отпуске. Подвергну-ты штрафам или под судом и следствием были 4 офицера (около 5 %).
Формулярные списки показывают и существовавшую практику награждений офи-церов Сибирского линейного казачьего войска. В отличие от офицеров армии, права на получение некоторых наград (аренд, ряда орденов за выслугу лет, золотого оружия и др.) они не имели. Но вместе с тем, виды наград, которых удостаивались войсковые офицеры, были разнообразными: Высочайшее производство в действительный чин, награждение орденами Св.Владимира и Св.Анны (их кавалерами было 5 человек), по-дарками (бриллиантовым перстнем и др. – 2 человека), денежными суммами, им объ-являлись Высочайшее благоволение, благодарности корпусного и войскового началь-ства.
Собственного недвижимого имущества не имело 57 офицеров, т.е. более 70 %.
Проблема тяжелого материального положения казачьих офицеров, сформулиро-ванная войсковой канцелярией в 1827 г., вновь была поднята командиром Отдельного Сибирского корпуса генералом от инфантерии И.А.Вельяминовым. В отношении к дежурному генералу Главного штаба, подготовленном по его поручению в июне 1830 г. начальником штаба корпуса (бывшим командующим войском) генерал-майором С.Б.Броневским, отмечалось: «Сибирское линейное казачье войско … по устройству и по роду служения своего совершенно не похоже ни на одно из прочих казачьих войск … Полки … войска…, содержа кордоны на 2400 верстах, комплектуются из де-тей казаков; по достижении 17-летнего возраста все считаются в службе и никакой смены или отдохновения на своей оседлости не имеют…, ибо их слишком недоста-точно на таком значительном пространстве… Все … необходимые обязанности по службе, занимая казаков к оной способных, едва доставляют им весьма мало досуже-го времени несколько подсматривать за своею домашностью для содержания своего семейства. Сверх того, они с 1808 г. … по причине вывода из Сибири всех полевых войск и кавалерии, приведены в регулярное устройство, одеты и вооружены наподо-бие улан, образованы в познании кавалерийской службы в детальной степени; одина-ково посажены на лошадей и сии последние выезжены и уравнены до того, что полки маневрируют как в Уставе о строевой кавалерийской службе предписано…
Такое состояние Сибирского линейного казачьего войска показывает разность от других казачьих войск, которые, исполняя по очереди обязанности службы, возвра-щаются в дома свои единственно для сельского хозяйства и не наряжаются на службу иной раз 10 и более лет, как то бывает в Донском и Черноморском казачьем войске, тогда как сии, служа беспрерывно, и не зная никакой очереди, ежечасно готовы по первому приказу на службу или в поход куда бы ни было, а штатом 1808 г. и срока службы им не полагается»(ГАОО. Ф.366. Оп.1. Д.186. Л.1-2об.) .
Особое внимание С.Б.Броневским было уделено положению офицеров. «Офицеры сего войска, будучи большей частью из воспитанников войскового училища, имеют достаточные теоретические сведения в науках и хорошо приготовлены к строевой службе, между ними и других войск офицерами, особенно оренбургскими и ураль-скими, насчет образования большое различие. Они, служа тоже, где укажет необхо-димость, не знают домов своих, жалованье получают по штату 1808 г. …, чины им велено иметь зауряд… По ходатайству предшественников моих многие имели чины армейские, украшены и всеми знаками офицерскими…, но остаются при том же скудном жаловании и, прослужа … всю молодость большею частью в отлучении от домов своих, при старости и дряхлости своей, увольняются уже как неспособные и, следовательно, не нужные службе в отставку, без всякого права на пенсию, единст-венную подпору и надежду служащих, тогда нищета и лишение прав офицерского звания остаются им в наследие, и если паче чаяния впал бы отставной офицер в уго-ловное преступление, прослужив иногда более 30 лет в офицерском звании, то мог быть подвергнут судом гражданским позорному на теле наказанию, что совершенно уничижает служащих офицеров, его сотоварищей и подавляет в них дух чести, без которого военное звание существовать не может. При том, сыновья их, прижитые в офицерстве, даже если бы кто имел действительный штаб-офицерский чин, не разли-чаются правами с детьми простых казаков» (Там же, Л.2об-3об.).
Характеризуя далее ряд подобных моментов, касавшихся офицеров конно-артиллерийской бригады войска, С.Б.Броневский полагал необходимым распростра-нить на всех офицеров войска права и преимущества офицеров регулярной армии, в том числе: а) офицеров-зауряд произвести в действительные офицерские чины – «…без сего они теряют уважение к себе нижних чинов и дисциплина от того весьма терпит»; б) всем офицерам, дослужившимся до штаб-офицерского чина, предоставить право на отставку и разрешение поступать на гражданскую службу (но только в Ом-ской области и внешних округах и без выхода из войска); в) жалованье офицерам увеличить до размеров окладов армейской легкой кавалерии и армейской конной ар-тиллерии; г) распространить на них действие Устава о пенсиях, Высочайше утвер-жденного 6 декабря 1827 г.; д) присвоить право на пожалование орденами Св. Геор-гия за 25-летнюю и Св. Владимира за 35-летнюю беспорочную службу и знаками от-личия беспорочной службы; е) присвоить права потомственного дворянства офице-рам, имеющим ордена (Там же, Л.3об-5об.).
В заключение, еще раз подчеркивая отличие Сибирского войска от других казачь-их войск, С.Б.Броневский предлагал его полки и роты именовать регулярными (оче-видно, по аналогии с существовавшими в свое время Екатеринославскими регуляр-ными казаками и Чугуевским казачьим регулярным полком).
Не получив на это ходатайство в течение 3 лет никакого ответа, И.А.Вельяминов обращался в военное ведомство с подобными представлениями еще дважды – в 1833 и 1834 г.г., но по-прежнему – безуспешно. Сменивший его на посту командира корпу-са в 1835 г. генерал-лейтенант Н.С.Сулима напомнил директору департамента воен-ных поселений генерал-адъютанту П.А.Клейнмихелю об этом деле. Начавшаяся пе-реписка растянулась на несколько лет.
Особый интерес представляют ее материалы, касающиеся, возможно, самого важ-ного вопроса для офицеров войска – об их пенсионном обеспечении. При ответе но-вого командира Отдельного Сибирского корпуса князя П.Д.Горчакова на один из за-просов департамента военных поселений прилагался список войсковых офицеров и их семей, подходивших по формальным требованиям под действие Устава о пенсиях 1827 г. (Там же, Л.15-35об.)
К концу 1836 г. в войске было 43 отставных штаб- и обер-офицера. В их числе - один из заслуженных казаков - 60-летний подполковник Алексей Максимович Лукин, кавалер орденов Св.Владимира 4 ст., Св.Анны 2 и 3 степеней. Он прослужил в войске 44 года (с 1792 г. по 1836 г.), побывав за это время в отпуске всего один раз – на 3 ме-сяца «для излечения болезни и поклонения мощам». Он совершил 10 походов в степь. Помимо орденов, Высочайше награждался бриллиантовым перстнем, деньгами, имел 6 Высочайших благоволений. Из 18-ти других офицеров, уволенных, как и он, по рас-строенному здоровью, 1 прослужил 41 год, 1 – 35 лет, 4 – свыше 30 лет, 2 – свыше 25 лет, 4 – свыше 20 лет. «Все эти лица, - подчеркивал кн. П.Д.Горчаков, - несмотря на болезнь, полученную во время исправления служебных обязанностей, оставлены без всякой пенсии и пособия».
По Уставу 6 декабря 1827 г. на получение пенсий могли рассчитывать и оставшие-ся без средств к существованию 8 семей офицеров, умерших, но прослуживших бес-порочно более 20 лет. В их числе - вдова и трое детей войскового старшины Николая Алексеевича Пахомова, бывшего командира роты воспитанников войскового казачье-го училища, кавалера орденов Св.Станислава 4 ст. и Св.Анны 4 ст. Он прослужил в войске без отпусков с 1812 по 1836 г. Обладая педагогическими и административны-ми способностями, он сделал очень многое для развития училища, за что был Высо-чайше награжден золотыми часами, бриллиантовым перстнем, годовым жалованием, имел 12 благодарностей от командира и начальника штаба корпуса, командующего войском.
К 1837 г. 43 офицера, из состоящих еще на службе, в случае положительного ре-шения вопроса, могли бы получать пенсии в случае ухода в отставку: 16 из них про-служило более 35 лет (за что в армии был положен полный оклад жалованья), 11 офицеров – более 30 лет (2/3 оклада жалованья), 16 офицеров – более 20 лет (1/3 ок-лада жалованья).
Но решение вопроса затягивалось, а выплачивать офицерам пенсии из войсковых сумм, как это было на Дону, в Сибирском линейном казачьем войске из-за ограни-ченности доходов не было возможности.
Осенью 1834 г. Николаю I из Отдельного корпуса жандармов было доставлено до-несение о том, что Сибирское войско находится «в совершенном расстройстве, как по строевой части, так и по части внутреннего хозяйства». Ревизия, проведенная гене-рал-майором Мусиным-Пушкиным, подтвердила наличие серьезных недостатков, связанных, прежде всего, с финансовыми злоупотреблениями войскового начальства и отсутствием должного контроля со стороны местной военной и гражданской вла-стей.
Главным результатом ревизии стало решение о создании комитета по разработке нового положения о войске, более детально регламентирующего управление послед-ним. Законопроект был подготовлен комитетом под руководством генерал-майора Гурко к началу 1836 г. Однако дальнейшая инициатива по подготовке проекта поло-жения была перехвачена новым генерал-губернатором Западной Сибири генерал-лейтенантом князем П.Д.Горчаковым, который имел «относительно Сибирского ка-зачьего войска особые предположения». Ряд этих «предположений» напрямую или косвенно касался офицеров войскового сословия, определяя принципы политики ме-стной власти в их отношении до начала 1860-х гг.
Так, П.Д.Горчаков справедливо считал необходимым установление более жесткого контроля за деятельностью казачьих офицеров с целью пресечения их произвола: «Чиновники войска, связанные родством, а после еще теснейшими узами взаимных выгод с казаками наиболее зажиточными, производящие общие с ними или даже под их именами разные торговые обороты, вооруженные сугубою властью начальствова-ния военного и земского во всех своих поступках не могут встретить гласного проти-воречия, а тем менее подвергнуться доносам. Каждый казак знает, что ни он лично в рядах своих товарищей, ни семейство его в доме, не избегнут в таком случае гонений, и что дошедшая до начальства просьба, по неимению других посредников, неминуе-мо поступит на рассмотрение если не самого оскорбителя, то, по крайней мере, его сотоварищей, имеющих очевидную выгоду обвинить просителя, дабы его наказанием устрашить непокорных в части ему самому доверенной» (ГАОО. Ф.366. Оп.1. Д.168. Л.7об-.
Осуществлять подобный контроль должны были офицеры регулярной армии, на-значаемые на ключевые командные должности в войске: «Определить бригадных ко-мандиров из регулярной кавалерии по примеру Кавказского линейного войска, где полковые даже начальники избирались из армии…», иначе «всевозможная бдитель-ность … останется без пользы, если ему (командиру войска – С.А.) не будут даны по-мощники из сословия постороннего». Аналогичные злоупотребления, царившие в этот период в среде офицеров военных поселений и армейских полков, не могли, од-нако, поколебать П.Д.Горчакова в этом убеждении, и распоряжение о назначении ар-мейских бригадных командиров, по его мнению, следовало сделать «постоянным правилом», «но, не упоминая о том положительно в уставы» (Там же, Л.7об., 8об., 13об.).
Был у Н.Д.Горчакова и свой взгляд на судьбу образования казачьих офицеров, в основе которого лежали расхожие представления консерваторов о том, что необходи-мо обозначить пределы народного образования: «Ныне училище действительно най-дено мною в отличном порядке… Но … никак не могу, однако же, уверить себя не только в пользе учреждения, но даже в возможности, чтоб без вреда могло оно далее существовать в настоящем виде. Излишнее образование лиц, долженствующих силою обстоятельств оставаться в нижних чинах воинского состояния, едва ли не пагубнее самого невежества. …В войске обер-офицерских вакансий никогда не может быть в соразмерности приготовляемых в них кандидатов, от чего возродится … класс людей неминуемо недовольных, а … со временем, может быть, и опасных. Собственно для казаков, кажется мне, будет достаточным устройство полковых школ со степенью обучения по примеру военно-сиротских отделений, из которых малому числу отлич-нейших учеников можно будет давать высшее образование... Прекрасное это заведе-ние может с малыми изменениями быть обращено в кадетский корпус постепенным прекращением дальнейшего приема в школу казачьих детей» (Там же, Л.10-10об.).
Командиром Отдельного Сибирского корпуса не была оставлена без внимания и проблема материального обеспечения казачьих офицеров. Но, как и в случаях с его предшественниками, предложения П.Д.Горчакова о распространении пенсионного законодательства на офицеров войскового сословия, направленные в 1842 г. в воен-ное министерство, не имели последствий.
Положение о Сибирском линейном казачьем войске было Высочайше утверждено 5 декабря 1846 г. (ПСЗ-2. Т.XXI. Отд.2. № 20671. СПб, 1847. С.588-616). Оно закре-пило существующее разделение казачьих офицеров на две категории. Офицеры-зауряд так и не были произведены в действительные чины. С этого времени они во-обще теряли право на их получение. Урядники из офицерских детей могли произво-диться в хорунжие через два года службы, урядники из казачьих детей на вакансии в хорунжие-зауряд – при выслуге на действительной службе 12 лет, а в канцелярских должностях – 20 лет.
Реализуя идеи князя П.Д.Горчакова, положение 1846 г. определяло права новой категории войсковых офицеров. В полках и конно-артиллерийской бригаде войска отныне разрешалось служить офицерам регулярной армии. Именно они становились своеобразной элитой войска. Лишь из их среды могли назначаться войсковой наказ-ной атаман, командиры казачьих бригад, дежурный штаб-офицер, бригадный и бата-рейные командиры конно-артиллерийской бригады.
Несмотря на то, что все офицеры регулярной армии при зачислении в полки вой-ска переименовывались в соответствующие казачьи чины, они продолжали пользо-ваться на службе и при отставке всеми преимуществами, предоставленными им зако-нодательством. Жалованье они получали по армейским кавалерийским окладам, по-сле отставки им была положена пенсия, они имели преимущество перед казачьими офицерами при назначении на освободившуюся должность.
Положение сохраняло постоянный характер службы всех казаков, в том числе и офицеров. Льготы от службы офицерам предоставлялись лишь по исключительным, «заслуживающим особого уважения причинам», но на срок не более одного года.
Впервые определялся срок службы офицера – 25 лет (при этом офицеры-зауряд на момент выхода в отставку должны были прослужить в офицерских должностях не менее 6 лет). Однако эта мера вряд ли реально могла облегчить положение казачьих офицеров. Пенсии после выхода в отставку им по-прежнему не полагалось. Наделе-ние их по аналогии с Донским войском правом на получение пожизненных земель-ных участков (штаб-офицерам – 400 дес., обер-офицерам – 200 дес.), за счет исполь-зования которых они должны были обеспечить свою старость, являлось лишь фор-мальной попыткой решить проблему. Отсутствие у казачьих офицеров времени, средств, соответствующего опыта для ведения собственного хозяйства, очень низкие арендные цены на землю в войске не могли сделать пожизненные участки стабиль-ным источником доходов. Но даже получение этих участков могло быть отложено на неопределенный срок – их выделение могло начаться только после завершения меже-вания войсковой территории, а создание межевой партии в войске положением 1846 г. лишь только предполагалось. Поэтому для большинства казачьих офицеров жало-ванье продолжало оставаться единственным источником доходов, и это вынуждало их продолжать службу для материального обеспечения себя и своих семей.
Размеры жалованья, получаемого от казны, в полку Сибирского линейного казачь-его войска были следующими: оклад полковника – 321 руб. сер.; подполковника – 215 руб. 40 коп.; войскового старшины – 165 руб.; есаула – 123 руб.; сотника – 88 руб. 80 коп.; хорунжего – 71 руб. 55 коп. Столовые деньги полагались только командиру пол-ка – 280 руб. 20 коп. в год. Офицерам-зауряд полагался лишь половинный размер по-ложенного соответствующему чину жалования. Размер оклада увеличивался почти вдвое в случаях командировок в степь: у подполковник – 416 руб.; у войскового старшины –318; у есаула – 237; у сотника – 171 руб.; у хорунжего – 138 руб.
В отличие от казачьих полковых офицеров, офицеры конно-артиллерийской бри-гады, имевшие звания регулярной армии, получали жалованье по окладам армейской конной артиллерии: подполковник – 419 руб. 25 коп.; штабс-капитан – 307 руб. 05 коп.; поручик – 282 руб. 75 коп.; подпоручик – 238 руб. 80 коп.; прапорщик – 224 руб. 25 коп. Офицеры войскового сословия, назначавшиеся в батарею отныне с Высочай-шего соизволения по особому представлению корпусного командира, должны были получать жалованье по штату Донской легкой конно-артиллерийской батареи.
Снаряжаться на службу офицеры по-прежнему должны были за собственный счет. Поэтому создававшийся в войске по положению 1846 г. вспомогательный капитал, из которого некоторым офицерам должны были выдаваться пособия (в размере годового жалованья в виде беспроцентного займа на три года), не решал задачу реальной мате-риальной помощи классным чинам и их семьям. Его главным предназначением было снаряжение «бедных и недостаточных офицеров», направляемых в отдаленные ко-мандировки.
Вместе с тем положением 1846 г. на казачьих офицеров, имевших действительные чины, были распространены некоторые права армейских офицеров: право на получе-ние знаков отличия беспорочной службы, орденов Св.Георгия и Св.Владимира за вы-слугу лет, право на награждение чином и мундиром при выходе в отставку, право на получение пенсии по ранению от комитета, Высочайше учрежденного 14 августа 1814 г., ряд прав, связанных с поступлением на службу в полки и производством в офицеры их детей.
Таким образом, положение о войске 1846 г. реально не улучшило материального положения казачьих офицеров, более того, оно закрепило их низкий социальный ста-тус, статус офицеров второго сорта - выходцев из «полезного» сословия, как неодно-кратно называл сибирских линейных казаков кн. П.Д.Горчаков (ГАОО. Ф.366. Оп.1. Д.168. Л.17, 27об.).
Высочайший указ от 6 декабря 1849 г., отменивший в войске производство в офи-церы-зауряд и предоставивший этой категории офицеров действительные чины и ряд прав и преимуществ, существенно не изменило их материальное и социальное поло-жение. Хотя дворянство казачьи офицеры отныне получали на тех же основаниях, что и в Донском войске (потомственное – по достижении чина войскового старшины, личное – при производстве в чин хорунжего), размер их жалованья по-прежнему ос-тавался значительно меньшим, чем у офицеров армии (ГАОО. Ф.366. Оп.1. Д.186. Л.12-13).
Нерешенность важнейших для офицеров войскового сословия проблем была под-тверждена ревизией генерал-адъютанта Анненкова в 1851 г.
«Из состоящих по списку в 9 полках 15 штаб-офицеров и 149 обер-офицеров на-ходятся постоянно в командировках … 2 штаб-офицера и 45 обер-офицеров. Сверх сего значительное число офицеров бывает во временных командировках … (в на-стоящее время в таковых командировках находятся штаб-офицер - 1 и обер-офицеров - 16). Из состоящих ныне налицо 4 штаб-офицерам и 24 обер-офицерам, за нахожде-нием под судом, под следствием и другим причинам, не вверяется командование час-тями; всего не исполняющих при полках служебных обязанностей – штаб-офицеров – 7, обер-офицеров – 85; офицеров действительно служащих в полках так мало (штаб-офицеров - 9 и обер-офицеров - 61), что многими сотнями командуют урядники.
В 3 полку, представленном мне на смотре в составе 6 сотен, было в строю кроме полкового командира только 2 офицера: командир 1 сотни и исправляющий долж-ность полкового адъютанта.
Полковые командиры отзываются крайним затруднением в управлении полками без помощников, ибо благонадежные штаб- и обер-офицеры назначаются большей частью в должности начальников военных отрядов в степи, а также в разные должно-сти при войсковом штабе. Полковых адъютанта, казначея и квартирмистра по войско-вому штату не положено и для исправления этих 3 должностей назначается в каждом полку 1 только офицер, который по огромности переписки и отчетности … лишен всякой возможности использовать с пользой для службы возложенные на него обя-занности, это одна из причин запутанности в полковых делах и затруднений в сдаче и приеме полков»(ГАОО. Ф.366. Оп.1. Д.237. Л.9об.-11).
По мнению Анненкова, крайне напряженный характер службы казачьих офицеров не компенсируется должным материальным обеспечением: «Вообще все … офицеры находятся в крайней бедности, ибо жалования едва им достаточно на обмундировку и аммуницию (стоящие здесь очень дорого), на содержание лошади и конской принад-лежности; затем офицер постоянно нуждается в необходимых предметах для жизни и нередко находится в необходимости прибегать к пособию казаков, отчего неизбеж-ный упадок дисциплины и подчиненности. Недостаток прислуги крайне для них чув-ствителен, и в особенности для водворенных в степи, ибо на линии с малыми средст-вами еще можно нанимать киргиз, кочующих постоянно вблизи станиц, но в степи киргизы в услуги не нанимаются, и затем офицер бывает часто вынужден исполнять самые черные домашние работы, а в степи и обрабатывать свое поле и огород. В быт-ность мою на Копале хорунжий зауряд-сотник Обухов работал у себя на пашне и в огороде – это в особенности тяжело для молодых офицеров, воспитывавшихся в ка-детском корпусе и привыкших к довольству; лишения, которым они подвергаются с самого вступления на службу, конечно, могут иметь дурное влияние на нравствен-ность некоторых из них, вовлекая в неоплатительные по состоянию их долги. В столь скудном положении офицеров надобно искать одну из главных причин большого числа разжалованных в последние годы и ныне еще состоящих под судом и следстви-ем» (Там же, л.11об.12).
О тяжелом материальном положении казачьих офицеров вспоминал и Г.Н.Потанин, начавший свою военную службу в 1852 г. в 8 полку: «…Казачьи офице-ры … бедны потому, что бессменное нахождение на службе в продолжение 25-летнего срока еще менее позволяло им заняться хозяйством, чем простым казакам, жалованье же их было недостаточно для удовлетворения первых потребностей… Примеров бедности можно бы было указать множество; но достаточно сказать, что, несмотря на звание кавалеристов, почти все казачьи офицеры не имели до настоящего времени собственных лошадей и все походы в Киргизской степи делали на строевых лошадях.
Ожидание увеличения жалованья основано на такой вере в его законность, в его справедливость, что превратилось в постоянное ожидание, сделалось чем-то вроде обетования» (Потанин Г. Заметки о Сибирском казачьем войске // Военный сборник, 1861. № 5. С.20-21).
Хроническая нерешенность проблем материального свойства была одной из ос-новных причин назревания скрытого конфликта в офицерской среде войска. Зало-женное положением 1846 г. разделение офицеров войска на «казачьих» и «армей-ских» не могло не сказаться на их отношениях друг к другу, на возникновении взаим-ной неприязни. «Прежде всего казачьих офицеров обижала разница в жало¬ванье: ка-зачий офицер получал в год 72 руб., армеец 250 рублей; кроме того, армеец получал квартирные, фуражные, на отопление и освещение, казачий - никаких подобных при-бавок к жалованью не получал. Армейский имел денщика, казачий сам себе чистил сапоги, армеец по окончании службы имел право на получение пенсии, а казачий офицер не имел. Затем, имя армейца, при пе¬реходе в казачье войско, ставилось в спи-сок офицеров выше ка¬заков, поэтому, при производстве в высший офицерский чин, ка¬заки всегда отставали от армейцев. Это неравенство обособляло армейцев от каза-ков; армейцы составляли отдельную группу, ко¬торая была ближе к главному казачье-му начальству, атаману и полковым командирам, чем казаки; у начальства армейцы были на лучшем счету, пользовались большими льготами; атаман Во¬робьев, напри-мер, когда ему докладывали о наградах или о на¬казании какого-нибудь офицера, имел обыкновение всегда спра¬шивать: «Это из наших или из ихних?», т. е. из армейцев или из казаков? Если офицер «из наших», ему охотнее давалась на¬града - и наобо-рот»(Потанин Г.Н. Воспоминания // Литературное наследство Сибири. – Новоси-бирск, 1983. Т.6. С.45).
Зачисление в войско армейских офицеров предполагало, что они, обладая более высоким уровнем общего и военного образования, чем казачьи офицеры, закончив-шие в лучшем случае кадетский корпус, смогут улучшить управление частями и под-разделениями войска, качество их боевой подготовки. Однако реальность была иной. Г.Н.Потанин отмечал, что «эта мера мало принесла пользы, потому что в такую отда-ленную провинцию образованные офицеры не ехали, а ехали люди с таким же обра-зованием, как и казачьи офицеры, даже много было хуже» (Потанин Г. Заметки о Си-бирском казачьем войске // Военный сборник, 1861. № 5. С.21).
Нередкой была практика определения в полки войска отставных армейских офи-церов, пожелавших вновь выйти на военную службу (только в 1854 г. было три таких случая) (ГАОО. Ф.67. Оп.1. Д.687, Л. 830об., 933, 976). Многие армейские офицеры рассматривали службу в войске, как средство, пусть неудобное, но необходимое, для соответствующей записи в послужном списке для дальнейшего карьерного роста. По-лучив очередные должности и звания, они покидали войско, несмотря на постоянный некомплект офицеров в полках (в 1854 г. Высочайшими приказами есаул 1 полка Ни-колай Шрамм был назначен адъютантом к начальнику штаба Отдельного сибирск

сибирского корпуса генерал-лейтенанту Яковлеву с переводом в драгунский Его Императорского Величества Великого князя Константина Николаевича полк с переименованием в капитаны, есаул 6 полка Чириков был переведен в гусарский генерал-фельдмаршала графа Радецкого полк с переименованием в ротмистры, командир 3 бригады генерал-майор фон Фридерихс был назначен на должность военного губернатора области сибирских киргизов и т.д.) (Там же, Л. 696об., 754, 1134).
Подобная неприязнь формировалась еще в кадетском корпусе, где существовало разделение учащихся на привилегированную роту для детей армейских офицеров и гражданских чиновников и непрестижный эскадрон для казачьих детей, на «Европу» и «Азию», где будущие казачьи офицеры «чувствовали себя другой расой, сортом по-ниже…». Г.Н.Потанин в своих воспоминаниях писал: «В наших юных серд¬цах нена-висть против армейцев дошла до того, что мы стали мечтать о том, чтобы по выходе из корпуса начать против армей¬цев партизанскую войну. Мы уговаривались, одев-шись в киргиз¬ские шубы и малахаи и сев верхом на лошадей, нападать по ночам на проходящих по улицам города армейцев и стегать их нагайками»(Потанин Г.Н. Вос-поминания // Литературное наследство Сибири. – Новосибирск, 1983. Т.6. С.46).
В казачьей среде «армейские» получили насмешливое прозвище «фазаны», т.е. разноцветные кавалеристы, маменькины сынки (существовала даже шуточная пого-ворка – «Ну, быть войне, фазаны полетели!») (ГАОО. Ф.366. Оп.1. Д.312. Л.6об.).
В «Заметках на память при составлении истории Сибирского казачьего войска» Г.Е.Катанаева дается яркое и образное сравнение армейского и казачьего офицера: «Для одного служба и война это средство к добыче почестей и общественного поло-жения; для другого – неизбежная повинность, средство к существованию; один дерет-ся с «неприятелем» – а другой с киргизом, коканцем, бухарцем и др; один дерется с аффектацией, так сказать «священнодействует» – другой просто истребляет … людей, из-за которых ему приходится быть вне дома, оставляя семью в нищете; один после дела прокричит везде о своем подвиге, опишет его, облекши в тактико-стратегическую форму, другой, хорошо сознавая, что разбить киргиз совсем не под-виг, а только тягло, без шума постарается воспользоваться от разбитого чем только можно и пр., и пр.
…Отсюда и в конечном результате разница… Один лезет на стену, думая удивить этим мир, а другой же, не видя во всем этом ничего удивительного, бережет свою шкуру и старается достигнуть тех же (результатов) без особого риска и с наименьши-ми потерями.
Один лезет на штурм, ожидая, или получить Георгий, или почетную смерть героя, другой же, рассчитывая получить первого и, не видя геройства в смерти…, действует, соображаясь с обстоятельствами.
Один лезет на стену потому что знает, что его подвиг не останется без награды (при протекции и уменьи показать лицом товар); другой, не веря в возможность вы-движения его вперед, при отсутствии такой протекции, действует осмотрительно…; один верит в свою звезду и надеется на благоволение начальства, другой ясно сознает свои силы и горьким опытом сознал, что рассчитывать ему на многое нечего» (ГАОО. Ф.366. Оп.1. Д.314. Л.35-36об.).
В первые же десятилетия после принятия первого положения о Сибирском казачь-ем войске возникает комплекс острых проблем, касавшихся социального и матери-ального положения формирующегося войскового офицерства. Неоднократные пред-ложения местных властей о решении главных из них не получили поддержки цен-тральных государственных органов, что со временем придало этим проблемам хрони-ческий характер. Это дало основание Г.Е.Катанаеву образно назвать офицеров Си-бирского казачьего войска «париями русского офицерства». С принятием 13 марта 1861 г. нового закона о Сибирском казачьем войске начинается новый период в его истории – период коренных реформ, затронувших все стороны казачьей жизни. Одна-ко, «офицерский вопрос» окончательно так и не был решен, со временем он только обострялся под воздействием новых социальных противоречий.

[/b]

Правовой статус старшины инкорпорированного в структуру Российской империи казачества долгое время оставался неопределенным. В «Табель о рангах», разделившую неподатное служилое население России на 14 классов, чины казачьих «начальных людей» не были включены, так как правительство рассчитывало на быстрое исчезновение этой социальной группы по мере укрепления регулярного начала во всех сферах жизни общества.
Вместе с тем серьезные экономические и политические позиции служилой аристократии казачьих войск, формировавшихся путем вольной колонизации, позволяли ей сохранять достаточно высокий социальный статус. Так, превращение донской старшины в крупных землевладельцев при наличии реальной власти в рамках уже сложившейся войсковой организации давало ей основание добиваться закрепления за собой дворянских прав. Признание Павлом I за донскими чиновниками прав российского дворянства в 1798 г. уравняло их в чинопроизводстве с офицерами регулярной армии.
Однако подобные меры не коснулись крепостного и городового казачества Сибири. Основная масса сибирской служилой аристократии, находясь на должностях, соответствующих IX-XIV классам, не смогла добиться получения даже личного дворянства. Абсолютистское государство хотело иметь здесь прочную опору в лице сибирской бюрократии, но не собиралось создавать полноценный региональный дворянский корпус. При сравнительной слабости экономических связей между регионами страны появление в Сибири значительного слоя поместного дворянства могло бы привести к усилению центробежных тенденций .
Гарнизонное начальство Сибирских пограничных линий традиционно рассматривало крепостных (линейных) казаков в качестве «военно-рабочих» команд, что во многом определяло низкий социальный статус их старшины. В челобитной, представленной в 1763 г. в Сибирский приказ, иртышские казаки среди прочего отмечали: «…Преимущества же в рангах против регулярных чинов не только сотники, но и атаман, никакого не имеют и оттого не только подкомандных своих казаков от обид защитить не в состоянии, но и сами принуждены как от обер- и унтер-офицеров, так и от прочих нижних чинов претерпевать поносительное презрение и находиться у них неизъемлимо под командою и штрафах, чем и усердная их к службе … ревность и прилежные труды происходят бескуражны и несутся с немалым прискорбием…» . Поэтому пожалование местной казачьей старшине армейских офицерских чинов практиковалось крайне редко, за особые отличия. Причем присвоение чина не сопровождалось соответствующим материальным содержанием, и командованию Сибирских пограничных линий приходилось дополнительно ходатайствовать перед военной коллегией о предоставлении этим лицам возможности «содержать себя по званию офицера».
Впервые общие черты правового и социального статуса офицеров сибирского линейного казачества очертило Положение о войске, Высочайше утвержденное 19 августа 1808 г. . В соответствии с Положением в частях и командах войска должно было состоять 43 офицера. Все офицерские должности, как и в других казачьих войсках, полагалось замещать только выходцами из казачьей среды. Число казачьих офицеров, реально служивших на Сибирских пограничных линиях, было значительно меньшим. Поэтому на открывшиеся вакансии разрешалось назначать наиболее подготовленных урядников с производством их в соответствующие чины. Следствием подобного способа увеличения числа казачьих офицеров стало их разделение на две категории: 1) имевших действительные офицерские чины, т.е. пользовавшихся рядом прав и преимуществ офицеров регулярной армии, и 2) офицеров-зауряд – чинов войска, которым предоставлялась часть офицерских прав лишь на время занятия ими соответствующей должности. Законом предписывалось «…в должное уважение службы признавать и принимать их прилично чину офицерскому; соответственно чему и в налагаемых на них за вины штрафах поступать так, как об обер-офицерах установлено, доколе в сих званиях пребывают».
Служба офицеров, как и у прочих чинов войска, была, во-первых, бессменной, и потому они лишались «льготы» (периодического отпуска для занятия собственным хозяйством), и, во-вторых, бессрочной – «доколе в силах». Получить отставку они могли лишь «единственно по старости и дряхлости или же по болезням и увечьям», т.е. в случае совершенной неспособности к продолжению службы. Причем в отставке никакого казенного содержания им не полагалось.
Бессменный и бессрочный характер службы на казенном содержании (но со самоснаряжением) обусловил те черты ее «регулярности», которыми Сибирское войско отличалось от других казачьих войск. Несмотря на это, оклад жалованья казачьих офицеров был значительно меньшим, чем у офицеров армейской кавалерии, войсковые классные чины не имели права на получение некоторых наград (аренд, ряда орденов за выслугу лет, права на получение золотого оружия и др.), пенсии по ранению, имевшим ордена не присваивались права потомственного дворянства и пр.
В последующие годы командование Отдельного Сибирского корпуса, учитывая возраставшую напряженность службы войсковых офицеров, неоднократно обращало внимание военного министерства на их тяжелое материальное положение и ограниченность прав. Так, генерал И.А. Вельяминов в 1830 г. писал: «Офицеры сего войска, будучи большей частью из воспитанников войскового училища, имеют достаточные теоретические сведения в науках и хорошо приготовлены к строевой службе, между ними и других войск офицерами, особенно оренбургскими и уральскими, насчет образования большое различие. Они, служа …, где укажет необходимость, не знают домов своих, жалованье получают по штату 1808 г. …, чины им велено иметь зауряд… По ходатайству предшественников моих многие имели чины армейские, украшены и всеми знаками офицерскими…, но остаются при том же скудном жаловании и, прослужа … всю молодость большею частью в отлучении от домов своих, при старости и дряхлости своей, увольняются уже как неспособные и, следовательно, не нужные службе в отставку, без всякого права на пенсию, единственную подпору и надежду служащих, тогда нищета и лишение прав офицерского звания остаются им в наследие, и если паче чаяния впал бы отставной офицер в уголовное преступление, прослужив иногда более 30 лет в офицерском звании, то мог быть подвергнут судом гражданским позорному на теле наказанию, что совершенно уничижает служащих офицеров, его сотоварищей и подавляет в них дух чести, без которого военное звание существовать не может. При том, сыновья их, прижитые в офицерстве, даже если бы кто имел действительный штаб-офицерский чин, не различаются правами с детьми простых казаков» . Ходатайства войскового начальства о предоставлении казачьим офицерам всех прав и преимуществ армейских офицеров, в том числе - права на пенсию после 35-летней службы, неизменно не получали поддержки.
В этой ситуации многие войсковые офицеры с тревогой думали о том дне, когда уже не смогут нести службу за мизерное содержание, и пытались хоть как-то обеспечить грядущую старость. В их положении, – отмечал один из историков войска, – «…не было средств и возможности заработать или сберечь что-нибудь, а угроза нищеты в будущем была настолько реальна, что невольно заставляла иметь «неверный взгляд» на военную добычу и обращавшиеся в руках казенные деньги» .
Серьезные недостатки в строевом состоянии казачьих частей и финансовые злоупотребления их начальства, выявленные ревизией войска в 1835 г., во многом определили политику западно-сибирской администрации в отношении войскового офицерства вплоть до начала 1860-х гг. Новый генерал-губернатор Западной Сибири П.Д. Горчаков не доверял «возникающей между казаками аристократии» и считал необходимым установить жесткий контроль за деятельностью казачьих офицеров со стороны офицеров регулярной армии, назначаемых на ключевые командные и административные должности в войске (аналогичные злоупотребления, царившие в этот период в среде офицеров военных поселений и армейских полков, не могли поколебать Горчакова в этом убеждении) .
Об «особом» отношении Горчакова к казачьим офицерам красноречиво свидетельствует его взгляд на судьбу войскового училища, готовившего кадры для казачьих строевых частей. Вскоре после его посещения в 1836 г., Горчаков писал в военное министерство: «Ныне училище действительно найдено мною в отличном порядке… Но … никак не могу, однако же, уверить себя не только в пользе учреждения, но даже в возможности, чтоб без вреда могло оно далее существовать в настоящем виде. Излишнее образование лиц, долженствующих силою обстоятельств оставаться в нижних чинах воинского состояния, едва ли не пагубнее самого невежества. … В войске обер-офицерских вакансий никогда не может быть в соразмерности приготовляемых … кандидатов, от чего возродится … класс людей неминуемо недовольных, а … со временем, может быть, и опасных. Собственно для казаков, кажется мне, будет достаточным устройство полковых школ со степенью обучения по примеру военно-сиротских отделений, из которых малому числу отличнейших учеников можно будет давать высшее образование... Прекрасное это заведение может с малыми изменениями быть обращено в кадетский корпус постепенным прекращением дальнейшего приема в школу казачьих детей» .
Новое Положение о Сибирском войске (1846 г.) , более четко очертившее правовое положение казачьих классных чинов, закрепило их невысокий социальный статус – офицеров «второго сорта», происходивших из среды «полезного» сословия, как называл сибирских линейных казаков П.Д. Горчаков.
Реализуя его идеи, Положение разделило офицеров войска на три категории: 1) армейских офицеров, зачисленных в состав полков и батарей с производством в соответствующие казачьи чины; 2) офицеров казачьего происхождения, пожалованных в действительные чины особыми Высочайшими указами; 3) казачьих зауряд-офицеров, пользовавшихся правами классных чинов лишь в период выполнения должностных обязанностей.
Армейские офицеры стали своеобразной элитой войска. Только из их среды назначались войсковой наказной атаман, бригадные командиры, дежурный штаб-офицер, командиры конно-артиллерийских батарей. Именно они составляли большую часть полковых командиров. Эти офицеры продолжали пользоваться всеми предоставленными им правами. Они получали жалованье по армейским окладам, после отставки им была положена пенсия, они имели преимущество перед казачьими офицерами при назначении на освободившуюся должность.
На казачьих офицеров, имевших действительные чины, были распространены некоторые права армейских офицеров: право на получение знаков отличия беспорочной службы, орденов Св. Георгия и Св. Владимира за выслугу лет, на награждение чином и мундиром при выходе в отставку, на получение пенсии по ранению. Но они по-прежнему «проигрывали» армейцам по многим показателям. Вершиной карьеры казачьего офицера могла стать должность полкового командира, причем он мог занять эту должность только в исключительных случаях с Высочайшего соизволения по особому представлению командующего Отдельным Сибирским корпусом. Его жалованье составляло 2/3 оклада армейского офицера. Обеспечение зауряд-офицера было еще меньшим – ему полагалось половинное жалованье казачьего классного чина, правами которого он пользовался. О невысоком социальном статусе последнего свидетельствовало и то, что ему, как и рядовым казакам, полагался также казенный провиант и фуражное довольствие.
Положение сохраняло постоянный характер службы офицеров войскового сословия, но впервые установило ее срок – 25 лет (зауряд-офицеры на момент выхода в отставку должны были прослужить на офицерской должности не менее 6 лет). Однако эта мера вряд ли реально могла облегчить их положение. Пенсии после выхода в отставку казачьим офицерам по-прежнему не полагалось. Наделение их по примеру Донского войска правом на получение пожизненных земельных участков (штаб-офицерам – 400 дес., обер-офицерам – 200 дес.) являлось лишь формальной попыткой решить проблему. Отсутствие у сибирских казачьих офицеров времени, средств, необходимого опыта для ведения хозяйства, очень низкие арендные цены на землю в войске не могли сделать пожизненные участки стабильным источником доходов. Но даже получение этих участков откладывалось на неопределенный срок, так как войско еще не имело своей межевой партии. Поэтому для большинства казачьих офицеров жалованье оставалось единственным источником дохода, что вынуждало их отказываться от выхода в отставку и продолжать службу.
Параграфы нового Положения, регламентировавшие порядок производства в офицерские чины, закладывали одно из оснований будущего обособления офицеров войска от рядового казачества, ускоряли процесс формирования закрытой сословной элиты. Отныне право на получение действительного офицерского чина имели только «обер-офицерские» дети – сыновья казачьих офицеров, имевших эти классные чины. В Сибирском войске, как и на Дону, они принимались на службу с 16 лет. После трехмесячной службы рядовыми им присваивались звания урядников, а через два года при «совершенном знании службы и отличном поведении» они производились в хорунжие на вакантные должности.
Дети зауряд-офицеров, офицерские дети, рожденные во время службы их отцов в нижних чинах, урядники из казачьих детей производились в зауряд-офицеры. Сыновья зауряд-офицеров поступали на службу с 19 лет на правах вольноопределяющихся. Урядниками они становились через полгода после зачисления в полк, но при наличии вакансии. В хорунжие-зауряд они производились после выслуги 12 лет в строю или 20 лет на канцелярских должностях. Действительные чины им присваивались в исключительных случаях: за военные подвиги, при получении ордена, дающего право на потомственное дворянство, и при достижении чина полковника.
Правда, Высочайший указ от 6 декабря 1849 г. отменил в Сибирском войске производство в зауряд-офицеры, предоставил всем сибирским казачьим офицерам действительные чины и ряд дополнительных прав и преимуществ, но это лишь отчасти изменило их социальное положение. Хотя дворянство они теперь получали на тех же основаниях, что и в Донском войске (потомственное – при достижении чина войскового старшины, с 1856 г. – чина полковника, личное – при производстве в чин хорунжего), размер их жалованья оставался значительно меньшим, чем у армейских офицеров .
Нерешенность важнейших для офицеров войскового сословия проблем была подтверждена в 1851 г. ревизией генерал-адъютанта Н.Н. Анненкова. По его мнению, крайне напряженный характер службы казачьих офицеров не компенсировался должным материальным обеспечением: «Вообще все … офицеры находятся в крайней бедности, ибо жалования едва им достаточно на обмундировку и аммуницию (стоящие здесь очень дорого), на содержание лошади и конской принадлежности; затем офицер постоянно нуждается в необходимых предметах для жизни и нередко находится в необходимости прибегать к пособию казаков, отчего [следует] неизбежный упадок дисциплины и подчиненности. Недостаток прислуги крайне для них чувствителен, и в особенности для водворенных в степи, ибо на линии с малыми средствами еще можно нанимать киргиз, кочующих постоянно вблизи станиц, но в степи киргизы в услуги не нанимаются, и … офицер бывает часто вынужден исполнять самые черные домашние работы, а в степи и обрабатывать свое поле и огород. В бытность мою на Копале хорунжий зауряд-сотник Обухов работал у себя на пашне и в огороде – это в особенности тяжело для молодых офицеров, воспитывавшихся в кадетском корпусе и привыкших к довольству; лишения, которым они подвергаются с самого вступления на службу, конечно, могут иметь дурное влияние на нравственность некоторых из них, вовлекая в неоплатительные по состоянию их долги» .
Хроническая нерешенность проблем материального свойства стала основной причин назревания скрытого конфликта в войсковой офицерской среде. Заложенное Положением 1846 г. разделение офицеров войска на «казачьих» и «армейских» не могло не сказаться на их отношениях друг к другу, на возникновении взаимной неприязни. «Прежде всего казачьих офицеров обижала разница в жало¬ванье: казачий офицер получал в год 72 руб., армеец 250 рублей; кроме того, армеец получал квартирные, фуражные, на отопление и освещение, казачий - никаких подобных прибавок к жалованью не получал. Армейский имел денщика, казачий сам себе чистил сапоги, армеец по окончании службы имел право на получение пенсии, а казачий офицер не имел. Затем, имя армейца, при пе¬реходе в казачье войско, ставилось в список офицеров выше ка¬заков, поэтому, при производстве в высший офицерский чин, ка¬заки всегда отставали от армейцев. Это неравенство обособляло армейцев от казаков; армейцы составляли отдельную группу, ко¬торая была ближе к главному казачьему начальству, атаману и полковым командирам, чем казаки; у начальства армейцы были на лучшем счету, пользовались большими льготами; атаман Во¬робьев, например, когда ему докладывали о наградах или о на¬казании какого-нибудь офицера, имел обыкновение всегда спра¬шивать: «Это из наших или из ихних?», т. е. из армейцев или из казаков? Если офицер «из наших», ему охотнее давалась на¬града - и наоборот» .
Подобная неприязнь формировалась еще в кадетском корпусе, где существовало разделение учащихся на привилегированную роту для детей армейских офицеров и гражданских чиновников и непрестижный эскадрон для казачьих детей, на «Европу» и «Азию», где будущие казачьи офицеры «чувствовали себя другой расой, сортом пониже…». Г.Н. Потанин в своих воспоминаниях писал: «В наших юных серд¬цах ненависть против армейцев дошла до того, что мы стали мечтать о том, чтобы по выходе из корпуса начать против армей¬цев партизанскую войну. Мы уговаривались, одевшись в киргиз¬ские шубы и малахаи и сев верхом на лошадей, нападать по ночам на проходящих по улицам города армейцев и стегать их нагайками» .
Т.о., выделение «войскового дворянства» из общей казачьей массы в дореформенный период не сопровождалось реализацией его особенных преимуществ в полной мере. Воспользоваться рядом из них в условиях военно-поселенного состояния войска было просто невозможно. Хронический характер проблем, касавшихся правового и социального положения классных чинов Сибирского казачьего войска, дал основание Г.Е. Катанаеву образно назвать их «париями русского офицерства» .
Реформа 1861 г. стала поворотным моментом в жизни сибирского казачества. Организация войсковой жизни по образцу других казачьих войск существенно изменила положение казачьих офицеров, значимость их прав и преимуществ проявилась более зримо. В результате коренного реформирования войскового управления (в частности оно было разделено на военное и гражданское) почти все командные и административные должности в его органах стали замещаться классными чинами казачьего сословия. Это объяснялось, конечно же, не только личностным фактором – большим доверием Г.Х. Гасфорда, сменившего в 1848 г. П.Д. Горчакова на посту генерал-губернатора Западной Сибири, к казачьим офицерам. Введение в Сибирском войске очередного порядка службы с периодическим выходом на льготу привело к ликвидации вакантных должностей для армейских офицеров, так как при сокращении числа казаков, находящихся на службе, в войске появился избыток собственных кадров.
Другим новшеством стала выборность ряда административных должностей, для чего был использован сословный принцип формирования уездных органов власти. Офицеры – войсковые дворяне – каждые три года участвовали в выборах должностных лиц всех звеньев войскового гражданского управления. Рядовые казаки имели право лишь на избрание станичной администрации и своих заседателей в окружных правлениях.
В ходе реформы 1861 г. размер денежного жалованья казачьих офицеров войска был увеличен до кавалерийских окладов по табели 1841 г. (в то же время для армейских офицеров в 1859 г. была введена новая табель денежных окладов), хотя право на его получение теперь имели только находившиеся на службе. При выходе на льготу офицерам войскового сословия, как и в других казачьих войсках, полагалось материально обеспечивать себя за счет пожизненных участков. Но в Сибирском войске межевание еще не было завершено и потому за льготными офицерами по причине отсутствия у них земельных участков на некоторое время было сохранено денежное содержание от казны.
Однако эта мера носила временный характер и офицеры не могли не думать о своем ближайшем будущем. Сложные для всех сибирских казаков первые годы жизни в новых условиях стали временем, когда впервые так ярко проявилось зарождавшееся противоречие между рядовым казачеством и «войсковым дворянством», своеобразным моментом истины, ускорившим начавшийся ранее процесс кристаллизации его самосознания. Когда войсковому комитету в 1863 г. было поручено доработать Положение 1861 г., в деятельности его членов явственно проявилось стремление казачьих офицеров закрепить и усилить свое влияние в гражданской жизни войска, в новых социально-экономических условиях защитить, пусть даже в ущерб общесословным интересам, свои интересы (например, они предлагали разрешить выкуп пожизненных участков, неоправданно увеличить число административных должностей в войске, высказались против введения в войске конскрипционного порядка отбывания воинской повинности, требовавшего сокращения численности офицеров и др.).
Формально считаясь частью российского дворянства, сибирские казачьи офицеры по-прежнему не обладали всей полнотой прав этого привилегированного сословия: как и рядовым казакам, им запрещалось проживать вне войсковой территории (свободное избрание места жительства им было разрешено только в 1868 г.), по распоряжению войскового начальства часть из них были вынуждены переселяться с семьями в Семиречье и на границу с Китаем, право выхода из войскового сословия и освобождение от обязательной 25-летней службы им было предоставлено только в 1869 г. По закону 21 апреля 1869 г., который имел «…для казачьих офицеров и чиновников то же значение, какое некогда имела жалованная грамота дворянству», все классные чины казачьих войск могли увольняться в отставку и вновь поступать на службу на основании правил, установленных для регулярных войск. Кроме этого, они получали права: 1) оставаясь в войсковом сословии, поступать на службу вне своих войск. В этом случае они могли пользоваться всеми правами и преимуществами, с нею связанными; 2) переводиться в другие казачьи войска с согласия их войскового начальства; 3) выходить из войскового сословия. Эти правами могли также воспользоваться и отставные офицеры .
Часть казачьих офицеров сразу после получения этого права поспешили выйти в отставку и перейти на службу в различные учреждения гражданского ведомства. Офицерские дети нередко, закончив военно-учебные заведения и пользуясь правом выхода из войскового сословия, сразу поступали в части регулярной армии, где на службе и в отставке им было гарантировано лучшее материальное обеспечение.
Одним из важных преимуществ службы в регулярной армии являлось предоставление офицеру пенсии после выхода в отставку. Казачьи офицеры, которые с 1871 г. стали, наконец, получать одинаковое с регулярными кавалеристами денежное содержание, по-прежнему должны были обеспечивать свою старость за счет использования земельных участков. Однако в отличие от других казачьих областей, офицерское землевладение в Сибирском войске в подавляющем большинстве случаев не могло стать основой материального обеспечения классных чинов вне службы. В сибирских условиях 1860-х - 1870-х гг. для казачьих офицеров более актуальным был вопрос о получении пенсии после выхода в отставку.
Несмотря на это, правительство достаточно долго не желало идти им навстречу. Правда, к 1877 г., когда был принят соответствующий закон, оно учло сибирскую специфику и пошло на некоторые уступки, предоставив части сибирских казачьих офицеров возможность выбора – службы «на пенсию» или «на землю». Вместе с тем, учитывая, что офицерские пенсии полагалось выдавать из войсковых капиталов, а доходы Сибирского войска почти на 2/3 состояли из государственных дотаций, военное министерство все-таки стремилось наделить землей возможно большее число казачьих офицеров. С этой целью правительством был принят ряд мер: увеличена площадь участков, они предоставлялись в потомственную собственность, но главное – было введено жесткое правило наделения потомственными землями отставных офицеров, их вдов и сирот, что было названо Г.Е. Катанаевым «удивительным подневольным землевладением»: они «…должны были “сесть на землю” или, вернее, – считаться севшими на нее, не зная, что с нею теперь делать» .
Отвод офицерских потомственных участков вызвал неоднозначную оценку со стороны рядового казачества, так как объективно ограничивал казачье захватное землепользование. Уже к концу века казачьи общества, начавшие испытывать недостаток пахотных угодий, стали рассматривать офицерские земли в качестве потенциального источника для увеличения юртовых (общинных) наделов и потому рассматривали предоставление офицерам земельных участков не в пожизненное пользование, а в потомственную собственность, как несправедливость. Они очень болезненно воспринимали переход офицерских участков в руки разночинцев, оценивая их продажу как расхищение войскового земельного фонда. И хотя сибирские казачьи офицеры, получившие первый классный чин после 1877 г. уже служили «на пенсию», негативное отношение казаков к владельцам офицерских земель механически распространялось на всех офицеров войска и способствовало назреванию внутрисословных противоречий.
Нарастанию последних способствовали и другие сословные права и преимущества офицеров. Так, существенная часть войсковых доходов шла на содержание классных чинов: на жалованье войсковой администрации, на дополнительные выплаты офицерам строевых частей, позволявшие ликвидировать разницу между армейскими и казачьими окладами, на пенсии отставным офицерам. С 1877 г. на средства войска содержался пансион для детей офицеров и чиновников войска, готовивший их для поступления в Сибирскую военную гимназию (Сибирский кадетский корпус). Долгое время стипендиями, выделявшимися войском для обучения в средних и высших учебных заведениях военного и гражданского ведомства, пользовались исключительно офицерские дети.
Влияние офицеров в казачьей среде усилилось после отмены в начале 1890-х гг. двойного подчинения казаков войсковым и гражданским властям, введенного в конце 1860-х гг. с целью «…объединить, сколько возможно, казачье сословие с другим, совместно с ним обитающим населением». Классные чины не только обладали преимуществами при формировании всех звеньев войскового управления, но и очень часто являлись представителями войсковой администрации, которая использовала не находившихся в строевых частях офицеров для усиления контроля и опеки за всеми сторонами жизни казачьих общин. При милитаризированном характере жизни, даже будучи на льготе, в вопросах, касавшихся военной службы, казаки должны были строить отношения с офицерами на основе требований военной дисциплины и воинского чинопочитания.
К концу XIX в. в правовом и материальном отношении сибирские казачьи офицеры уже мало чем отличались от офицеров армейских. Как и последние, подавляющее большинство классных чинов Сибирского войска жили лишь на жалованье. В условиях модернизации общества, когда менялись ценности и все большее значение приобретала власть денег, положение и армейских, и казачьих офицеров с их материальной и бытовой неустроенностью в глазах представителей других сословий становилось все более незавидным.
Однако в рамках войсковой организации, сохранившей на рубеже XIX-ХХ вв. ряд феодальных пережитков, казачье офицерство оставалось влиятельной социальной группой. Составляя вместе с членами семей около 1 % от общей численности сибирских казаков, офицерский корпус войска, формировавшийся в течение пореформенного периода преимущественно из офицерских детей, превратился в относительно закрытую корпорацию, сословную элиту, интересы которой далеко не всегда совпадали с интересами рядового казачества. Некоторая демократизация офицерского состава, произошедшая в начале ХХ века (в ходе русско-японской и Первой мировой войн за боевые отличия в офицерские чины было произведено более 100 рядовых казаков) серьезно не изменила ситуацию. Свои доминирующие позиции в Сибирском войске офицерство утратило лишь после февраля 1917 г. в ходе коренной реорганизации войскового управления и демократизации казачьей жизни.

Участие казаков Тюменского уезда в формировании офицерского корпуса сибирского казачьего войска.
А. И. Оборкин, Сибирское казачье войско, г. Искитим.

В 1700 г. в состав Тобольского разряда входили Уфимский, Верхотурский, Пелымский, Березовский, Туринский, Тобольский, Тюменский и Тарский уезды. Казаки Уфимского уезда в позднейшее время были включены в Оренбургское казачье войско. Служилые люди других упомянутых уездов и их потомки стали основой формирования «тюменских казаков» как особой территориальной подгруппы сибирских казаков, являющихся, в свою очередь, одной из этнографических групп русского народа. Следует отметить, что подобные исторические общности существовали и существуют независимо от наличия войсковой организации. К примеру, вплоть до
1917 г. в Малороссии проживали «полтавские казаки» как особая подгруппа этнографической группы запорожских казаков, причем в официальных документах, в том числе в послужных списках офицеров, так и указывалось: «из полтавских казаков». В начале XX в. в отношении неслужилых потомков казаков Восточной Сибири XVII-XIX вв. (енисейских, красноярских, иркутских) применялся следующий термин: «крестьяне из казаков». В первой четверти XVII в. в г. Тюмени служили участники Сибирского похода атамана Ермака Тимофеевича Поволжского: пеший казак Ивашка Захаров, сын которого, М. И. Захаров, исправлял должность Тюменского городничего [15, с. 38; 18, с. 71], и десятник конных казаков Гаврила Иванов, строивший Тюмень и назначенный в 1623 г. атаманом тюменских конных казаков [15, с. 37; 26, с. 153, 178, 266, 267; 22, с. 380; 18, с. 70, 71]. Уже в первой половине XVIII в. проводились переселения тюменских разночинцев и крестьян на Сибирскую военную линию. Так, в 1717 г. в Омскую слободу, деревни Кулачинскую, Луговую и Милетину (при Омской крепости) были переведены крестьяне из Тюменского уезда. С 1760 г., по Именному указу, на Верхний Иртыш перебрались 600 семей тюменских крестьян из ялуторовского, Ишимского и Краснослободского дистриктов. В дальнейшем поселенцы в массовом порядке зачислялись в СЛКВ. К примеру, в 1846 г. стали казаками 5380 крестьян с Иртышской и Ново-Ишимской линий [2, с. 122, 146, 155].
Нами составлен далеко не полный список потомков служилых людей Тюменского уезда XVII в., произведенных в XVIII — начале XX в. в генералы, офицеры и чиновники: генерал от кавалерии А. Попов, помощник войскового наказного атамана СКВ, 1914 г. [38, с. 159; 34, с. 52; 21, с. 126; 10, с. 71, 76; 57], генерал-лейтенанты Г. Е. Катанаев, из казаков XVIII в., 1907 г. [59; 13, с. 149], Н. Симонов, из ямских охотников XVII в. (ямщики — особая категория сибирских служилых людей), Сибирская казачья дивизия, 1904 г. [15, с. 46; 53], генерал-майоры С. В. Буров, потомок ямских охотников, помощник войскового наказного атамана СКВ, 1917 г., умер в Корее в 1929 г. [24, с. 165; 39, с. 226], В. И. Волков, награжден орденом Святого Георгия 4-й ст. и Георгиевским оружием, 1918 г. [34, с. 34, 55; 21, с. 121; 14; 35, с. 154; 39, с. 229], Н. Д. Козлов, атаман 3-го ВО СКВ, 1909 г. [10, с. 71; 54], полковники Н. П. Волков, георгиевский кавалер, 1857 г. [60], Л. И. Волков, Особая Петропавловская конная сотня, 1918 г. [39, с. 229], А. В. Катанаев, 1-я Сибирская казачья дивизия, 1918 г. [39, с. 242], А. А. Малыгин, георгиевский кавалер, атаман 1-го ВО СКВ, 1912 г. [10, с. 61, 62; 39, с. 248; 40; 56], отставной полковник С. А. Новоселов, из ямских охотников, 106-й обозный батальон военного времени, переименован в подполковники, 1914-1917 гг. [32, с. 97; 27, с. 318], С. А. Панков, из ямщиков XVII в., С. В. Панков, 4-й 158 СКП [10, с. 64, 76; 61; 31], Ф. И. Поротиков, потомок беломестных казаков Дудкинской слободы Тюменского уезда и ямщиков XVII в., войсковой штаб СКВ, 1919 г. [10, с. 67; 39, с. 253], С. Г. Токарев, из стрельцов XVII в., награжден солдатским Георгиевским крестом 4-й ст., командующий Сибирской народной дивизией 4-го Оренбургского казачьего корпуса, 1921 г. [15, с. 39; 39, с. 258], войсковые наказные атаманы СЛКВ, подполковники Ф. К. Набоков, из конных казаков литовского списка XVII в., 1812-1814 гг., и Телятников, 1799-1812 гг. [34, с. 33, 44, 67; 21, с. 124; 10, с. 59, 62; 1, с. 90], подполковник А. Текутьев, из детей боярских XVII в. [15, с. 37; 38, с. 159; 21, с. 120; 10, с. 52; 7, с. 186; 8, с. 356], войсковые старшины А. Г. Катанаев, 1920 г., Г. В. Катанаев, 4-я сотня 1-го СКП, 1918 г. [39, с. 242, 243], Ф. Н. Кашкаров, из конных казаков XVII в., 1884 г. [15, с. 38; 46], Н. П. Кирьянов, ВХП СКВ, 1900 г. [10, с. 62; 51], П. Г. Кононов, из пеших казаков XVII в., 1884 г. [3, с. 132; 46], М. Ф. Ляпин, из казаков XVII в., 1-й СКП, 1911 г. [10, с. 63, 78; 55], С. А. Панков, 1-й СКП, 1895 г. [48], И. М. Пелымский, из конных казаков литовского списка XVII в., 486-й военный транспорт, переименован в подполковники, 1915 г. [15, с. 38, 45; 21, с. 123, 124, 126; 27, с. 318], И. Н. Усов, из ямских охотников XVII в., 1884 г. [15, с. 47; 46], К. Ф. Усов, 6-я сотня 8-го СКП, до 1917 г. [39, с. 260], отставной капитан Ф. И. Пелымский, 1777 г. [8, с. 351], есаулы А. П. Бабиков, 2-й СКП, 1911 [34, с. 40; 55], А. В. Белкин, из стрельцов XVII в., Отдельная Сибирская казачья конная батарея, 1921 г., умер в Сан-Франциско в 1955 г. [10, с. 66; 39, с. 222], Д. Е. Бутаков, из пеших казаков XVII в., 1884 г. [15, с. 39; 46], И. Г. Волков, 1884 г. [46], Н. Г. Катанаев, 2-й ВО СКВ, 1919 г. [39, с. 244], А. Нестеров, из
ямских охотников XVII в., 1-й СКП, 1912 г. [15, с. 46; 34, с. 62; 33, с. 139; 56], А. С. Новоселов, 3-й СКП, 1919 г. [39, с. 250], Н. С. Панков, 1884 г. [46], А. П. Панков, 7-й СКП, 1904 г. [53], В. М. Пелымский, 1-й СКП, 1909 г. [41], С. М. Попов, 1-й СКП, 1919 г. [39, с. 252], Ф. Е. Рыбаков, из ямских охотников XVII в., георгиевский кавалер, ст. Сибирская (Китай) [32, с. 93; 14], Савицкий, из детей боярских XVII в., 1884 г. [21, с. 121; 46], А. М. Толмачев, из конных казаков литовского списка XVII в., 1-й СКП, 1911 г. [15, с. 37, 38; 21, с. 123; 10, с. 59; 55], Г. И. Толмачев, георгиевский кавалер, 1-й СКП, 1919 г. [39, с. 258; 14], И. Черкашенин, из конных казаков литовского списка XVII в., 2-й СКП, до 1918 г. [15, с. 38; 21, с. 123; 10, с. 59; 39, с. 262], подъесаулы П. Бабиков, 1893 [48], Е. Ф. Баранов, 3-й СКП, П. Баранов, 1894 г. [10, с. 61; 49], В. А. Белкин, 1-я сотня 2-го СКП, 1898 г. [43], А. В. Буров, ВХП СКВ, 1896 г. [50], А. Бусыгин, из казаков XVII в., 1-я сотня 2-го СКП, 1915 г. [21, с. 125; 25, с. 305], В. Г. Катанаев, 1919 г. [39, с. 242], В. П. Киселев, из стрельцов XVII в., 1-й СКП, 1896 г., М. Киселев, 4-й СКП, 1904 г., П. М. Киселев, 1-й СКП, 1919 г. [34, с. 32; 10, с. 54, 61; 50; 53; 39, с. 244], А. И. Кошкаров, 2-й СКП, 1893 г. [48], А. Н. Набоков, 2-й СКП, 1904 г. [53], М. М. Набоков, Сибирская казачья дивизия, 1918 г. [39, с. 250], Е. А. Новоселов, 1893 г. [48], А. С. Новоселов, Отдельная Сибирская казачья бригада, 1916 г. [25, с. 312], И. М. Толмачев, 2-й СКП, 1897 г. [42], Н. М. Толмачев, 2-й СКП, 1908 г. [19, с. 224, 225], П. Н. Черепанов, 1896 г. [38, с. 159; 34, с. 32; 10, с. 59, 61-63; 9, с. 210; 50], сотники А. А. Балашев, из пеших стрельцов XVII в., 1884 г. [38, с. 159; 46], Н. Буров, 3-й СКП, до 1896 г. [50], А. Е. Бутаков, 1884 г. [46], М. Быков, из конных казаков литовского списка XVII в., 3-й СКП, до 1895 г., С. Быков, 2-й СКП, 1901 г. [34, с. 38; 10, с. 60; 49; 44], И. В. Воронов, 1884 г. [34, с. 40, 74; 10, с. 61; 46], В. Е. Катанаев, позднее — титулярный советник, начало XX в. [39, с. 242], Н. Киселев, 1-й СКП, 1914-1917 гг. [25, с. 304], Я. Нестеров, 1-й СКП, 1909 г. [54], Б. С. Новоселов, 9-й СКП, до 1915 г. [28, с. 332], В. Попов, 1-й СКП, 1914-1917 гг. [25, с. 304], Д. Телятников, 1787 г. (возможно, именно Д. Телятников был назначен войсковым наказным атаманом СЛКВ в 1799 г.) [29, с. 124], П. Ф. Токарев и Г. Черкашенин, 8-й СКП, 1916 г. [16, с. 184, 185], старший хорунжий П. Ф. Баранов, 1884 г. [46], хорунжие М. Балашов, до 1901 г. [52], И. Ф. Баранов, 1884 г. [46], В. П. Белкин, 1884 г. [46], В. С. Буров, награжден солдатским Георгиевским крестом 4-й ст., Сводно-казачья запасная батарея, 1917 г. [39, с. 226], А. Дружинин, 2-й СКП, 1915 г. [34, с. 37; 25, с. 305], В. И. Казанцев, 1920 г. [10, с. 52, 63, 70; 39, с. 240], Д. Г. Катанаев, 2-я сотня 4-го СКП, 1914 г. [39, с. 243], Г. Катанаев, 4-й СКП, 1914 г. [25, с. 308], гвардии хорунжий Н. А. Малыгин, 1-я Сибирская полусотня 3-й Сводной сотни лейбгвардии Сводно-Казачьего полка, 1915 г. [23, с. 100], В. Панков, 7-й СКП, 1914 г. [25, с. 310], К. М. Пелымский, 1884 г. [46], С. И. Пелымский, 1-й СКП, 1916 г. [25, с. 304], К. Попов, 5-й СКП, до 1916 г. [25, с. 309], Ф. Г. Поротиков, из казаков СемКВ, 4-й СКП, 1915 г. [39, с. 253], Портнягин, из конных казаков литовского списка XVII в., 4-й полк СЛКВ, 1833 г. [10, с. 61; 58], Г. Н. Савицкий, 1884 г. [46], П. И. Толмачев, до 1918 г. [39, с. 258], Н. Угрюмов, до 1893 г. [5, с. 93; 11, с. 190; 12, с. 192; 47], С. Усов, 7-й СКП, 1916 г. [25, с. 310], Е. И. Черепанов, 4-я сотня 2-го СКП, 1905 г. [45], зауряд-хорунжие Авдеев, атаман Петропавловской ст. 2-го ВО СКВ, 1884 г. [15, с. 39; 10, с. 61, 75; 46], Волков, атаман Семиярской ст. 3-го ВО СКВ, 1884 г. [46], Вязьмин, из конных казаков литовского списка XVII в., атаман Вознесенской ст. 2-го ВО СКВ, 1884 г. [15, с. 37, 38; 10, с. 59, 60; 33, с. 161; 36, с. 138; 21, с. 124; 46], Елисеев, из конных казаков XVII в., атаман Становской ст. 2-го ВО СКВ, 1884 г. [15, с. 38; 46], Проскуряков, из конных казаков литовского списка XVII в., атаман Сандыктавской ст. 1-го ВО СКВ, 1884 г. [5, с. 93; 21, с. 123; 10, с. 59; 46], Пушкарев, из пушкарей XVII в., атаман Каркаралинской ст. 3-го ВО СКВ, 1884 г. [10, с. 62; 46], Телятников, атаман Кокчетавской ст. 1-го ВО СКВ, 1884 г. [46], прапорщики СКВ Л. Бабиков, 3-я СКЗС, 1916 г. [37, с. 317], В. С. Буров, 3-й СКП, 1916 г. [25, с. 306], А. Воинов, 2-я СКЗС, 1916 г. [15, с. 37; 21, с. 119-121; 10, с. 53-58; 30, с. 87; 34, с. 37, 49; 6, с. 316], В. Казанцев, 4-й СКП, 1916 г. [25, с. 308], Н. Кирьянов, 3-й СКП, 1916 г. [25, с. 307], А. Козлов, из стрельцов XVII в., 4-й СКП, 1914-1917 гг. [10, с. 71; 25, с. 308], М. Набоков, 3-й СКП, 1916 г. [25, с. 307], Г. Паутов, из ямщиков XVII в., 8-й СКП, 1915 г. [10, с. 64; 25, с. 311], С. И. Пелымский, 5-я сотня 1-го СКП, 1916 г. [4, с. 170], П. Попов, 3-й СКП, 1916 г. [25, с. 307], Г.Поротиков, 2-й СКП, 1915 г. [25, с. 305], И. Проскуряков, 1746 г. [20, с. 160], Я. Токарев, 3-я СКЗС, 1916 г. [37, с. 317], М. Ярославцев, 8-й СКП, 1915 г. [32, с. 89; 17], офицер СКВ с неустановленным чином Д. Панков [39, с. 251], коллежский советник Н. Овчинников, из ямщиков XVII в., ВХП СКВ, 1914 г. [10, с. 64; 57], титулярный советник И. Я. Пелымский, Красноярский воевода, 1766 г. [8, с. 361], гиттенфорвальтер А. А. Текутьев [8, с. 356], коллежский регистратор Н. Черепанов, ВХП СКВ, 1912 г. [56], военный чиновник Д. Г. Черепанов, 1-я СКЗС, 1914-1917 гг. [25, с. 315].
История казаков Тюменского уезда подтверждает общую тенденцию в поведении потомков служилых людей: несмотря на всевозможные казачьи тяготы, они не только с готовностью снова поступали на военную службу,
но и всеми способами добивались этого. Где бы не оказывались разночинцы, сыновья, племянники, внуки казаков XVII-XVIII вв. в результате записи в податные сословия или рекрутского набора на солдатскую службу (во внутренних уездах Сибири или на Сибирской линии), они всегда помнили своих воинственных предков и при малейшей возможности возвращались в родное войско. Знало о происхождении различных этнографических групп казачьего населения и русское правительство, проводившее в их отношении в течение XIX в. мудрую политику, сочетая интересы государства и устремления верноподданных, будь то перевод запорожских казаков и их потомков в Черноморское казачье войско, полтавских казаков — в Уссурийское, переселение уфимских, самарских и алексеевских служилых людей в Оренбургское казачье войско или верстание на казачью службу потомков сибирских служилых людей из числа солдатских детей и государственных крестьян.
Восстановленные в правах казаки быстро приобретали навыки военной службы и продвигались по служебной лестнице, получая чины и награды.
Так, потомки тюменских военно-служилых людей и ямщиков совершали подвиги в Туркестанских походах, в Русско-японскую войну (1904-1905 гг.) и Первую мировую войну (1914-1917 гг.), становились генералами, штаб- и обер-офицерами.
Список литературы:
1. Андреев С. М., Шулдяков В. А. Сибирское казачье войско // Историческая энциклопедия Сибири. Т. 3. Новосибирск, 2009.
2. Аполлова н. Г. хозяйственное освоение Прииртышья в конце XVI — первой половине XIX в. М., 1976.
3. Башкатова З. В. Именной и биографический словарь служилый людей XVII в. // Таможенные книги сибирских городов XVII в. Новосибирск, 2001. Вып. 4.
4. Белов А. И. Отдельная Сибирская казачья бригада в боях Байбурт-Эрзинджанской операции с 5 по 12 июля 1916 г. // Сибирский казак: Войсковой юбилейный сборник Сибирскаго казачьяго войска. Издание Войскового представительства Сибирскаго казачьяго войска. Харбин, 1941. Вып. 2.
5. Буцинский П. н. Заселение Сибири и быт первых ее насельников. Харьков, 1889.
6. 2-я Сибирская казачья запасная сотня с отделением конского запаса при ней // Сибирский казак. Вып. 2.
7. Головачев П. М. Состав населения и экономический быт Тюмени в XVII в. // Тюмень в XVII столетии с введением и заключительной статьей П. М. Головачева: «Состав населения и экономический быт Тюмени в XVII в.», с приложением плана старинной Тюмени и 2 видов Благовещенского собора начала XVIII в. Тюмень, 2004.
8. Громыко М. М. К характеристике сибирского дворянства XVIII в. // Русское население Поморья и Сибири. М., 1973.
9. Дергачева-Скоп Е. И. летописи Сибирские. Примечания // летописи Сибирские. Новосибирск, 1991.
10. Дозорные книги г. Тюмени 1700 г. // Тюмень в XVII столетии…
11. Именной список новоприборных солдат «из службы», «которые выбраны на Тюмени по разбору дьяка Андреяна Ратманова и оставлены во второй отпуск» // Недбай Ю. Г. Казачество Западной Сибири в эпоху Петра Великого. Омск, 1998.
12. Именной список «новоприборных солдат» по тюменскому сметному списку 1705 г. // Недбай Ю. Г. Казачество Западной Сибири…
13. Катанаев Г. Е. Памятка о служебной, общественной и литературно-научной деятельности генерал-лейтенанта Георгия Ефремовича Катанаева // Катанаев Г. Е. на заре сибирского самосознания. Воспоми-
нания генерал-лейтенанта СКВ. Новосибирск, 2005.
14. Клепов И. Г., Оборкин А. И. Дополняемый список георгиевских кавалеров СКВ (в рукописи).
15. Книги дозорные Тюменскому городу и посаду письма и дозору письменного головы Никиты Наумова Беглецова да подьячего Третьяка Васильева 132 г. (1624 г.) // Тюмень в XVII столетии...
16. Командир и офицеры 8-го Сибирскаго казачьего полка на биваке у дер.Крамагорки 19 июня 1916 г. на Германском фронте. Список изображенных на фотографии лиц // Сибирский казак. Вып. 2.
17. Копия приказа по 8-му Сибирскому казачьему полку № 224 от 11 авг. 1915 г. // личный архив И. В. Беляева.
18. Никитин Н. И. Соратники Ермака после «Сибирского взятья» // Проблемы истории России: сб. науч. тр. Вып. 4. Екатеринбург, 2001.
19. Офицеры 2-го Сибирского казачьего полка с семьями на проводах своего бывшаго к-ра полка ген.-м. в отставке И. Я. Нарбут. 1908. Список изображенных на фотографии лиц // Сибирский казак. Вып. 2.
20. Покровский н. н. Антифеодальный протест урало-сибирских крестьян-старообрядцев в XVIII в. Новосибирск, 1974.162
21. Послужной список тюменских служилых людей (1680 г.) // Тюмень в XVII столетии…
22. Преображенский А. А. У истоков народной историографической традиции в освещении проблемы присоединения Сибири к России // Проблемы истории общественной мысли и историографии. М., 1976.
23. Путинцев П. И. Сибирская полусотня лейб-гв. Сводно-Казачьяго полка на фронте Великой войны // Сибирский казак. Вып. 2.
24. Расходные денежные документы 192 г. (1684 г.) // Тюмень в XVII столетии…
25. Сведения о командном составе и офицерских чинах Войсковых учреждений и выставленных Сибирским войском во время Великой войны в 1914-1917 г. строевых частей // Сибирский казак. Вып. 2.
26. Скрынников Р. Г. Сибирская экспедиция Ермака. Новосибирск, 1986.
27. Список офицеров Сибирскаго войска, поступивших на службу вне войска из отставки во время Великой войны 1914-1917 гг. // Сибирский казак. Вып. 2.
28. Список офицеров строевых частей Сибирскаго войска, убитых в боях с неприятелем и раненых за время Великой войны 1914-1917 гг. // Сибирский казак. Вып. 2.
29. Список сибирских казачьих сотен, и где какие находятся. 1787 г. // Недбай Ю. Г. История СКВ (1725-1861 гг.): в 2 т. Омск, 2001.
30. Список тюменский городовой нынешнего 204 г. (1696 г.). // Тюмень в XVII столетии…
31. Список убитых, умерших от ран и без пропавших чинов СКВ за время Русско-японской войны 1904-1905 гг. // личный архив А. И. Оборкина.
32. Строельная книга Тюменского яма 138 г. (1630 г.) // Тюмень в XVII столетии…
33. Таможенная книга Тобольска за 1672/73 г. // Таможенные книги сибирских городов XVII в. Вып. 5. Новосибирск, 2003.
34. Таможенная книга Тюмени за 1672/73 г. // Таможенные книги сибирских городов XVII в. Вып. 4.
35. Таможенная приходная книга 205 и 206 гг. (1697 и 1698 гг.) // Тюмень в XVII столетии…
36. Таможенные книги 182 г. (1674 г.) // Тюмень в XVII столетии…
37. 3-я Сибирская казачья запасная сотня с отделением конского запаса при ней // Сибирский казак. Вып. 2.
38. хлебные и соляные книги 178-187 гг. (1670-1679 гг.). // Тюмень в XVII столетии…
39. Шулдяков В. А. Мартиролог офицеров СКВ // Забвению не подлежит: Книга Памяти жертв политических репрессий Омской области. Т. 10. Омск, 2004.
40. Караганов Д. Сибирские казаки лейб-гвардии Казачьего полка: очерк // Сайт «Проза.ру»: национальный сервер современной прозы. Режим доступа: proza.ru/2007/05/21-345 (дата обращения: 28.05.2012).163
41. Общий список офицерским чинам Русской императорской армии. Составлен по 1-е января 1909 г. СПб., 1909 Сайт«казаКстан.рф».Режимдоступа:http://www.xn80aaa0andw4aj.xnp1ai/index.phpoption=com_kunena&func=view&catid=242&id=7146&Itemid=13 (дата обращения: 5.03.2012).
42. Памятная книжка и адрес-календарь Семиреченской области на 1897 г. // Сайт «казаКстан.рф». Режим доступа: ka-z-ak.ru/index.php?option=com_kunena&func=view&catid=32&id=477&Itemid=13
(дата обращения: 20.05.2012).
43. Памятная книжка и адрес-календарь Семиреченской области на 1898 г. // Сайт «казаКстан.рф». Режим доступа: ka-z-ak.ru/index.php?option=com_kunena&func=view&catid=32&id=477&Itemid=13
(дата обращения: 20.05.2012).
44. Памятная книжка и адрес-календарь Семиреченской области на 1900 г. // Сайт «казаКстан.рф». Режим доступа: ka-z-ak.ru/index.php?option=com_kunena&func=view&catid=32&id=477&Itemid=13
(дата обращения: 20.05.2012).
45. Памятная книжка и адрес-календарь Семиреченской области на 1905 г. // Сайт «казаКстан.рф». Режим доступа: ka-z-ak.ru/index.php?option=com_kunena&func=view&catid=32&id=477&Itemid=13
(дата обращения: 20.05.2012).
46. Памятная книжка о Сибирском казачьем войске за 1884 г. // Сайт «казаКстан.рф». Режим доступа: http://www.xn--80aaa0andw4aj.xn--p1ai/index.php?option=com_kunena&func=view&catid=242&id=2118&Itemid
=13 (дата обращения: 8.04.2012).
47. Списки казаков из журнала «Разведчик» // Сайт «казаКстан.рф». Режим доступа: http://www.xn--80aaa0andw4aj.xn--p1ai/index.php?option=com_kunena&func=view&catid=242&id=3580&Itemid=13 (дата обращения: 8.04.2012).
48. Списки казаков из журнала «Разведчик» за 1893 г. // Сайт «казаКстан.рф». Режим доступа:http://www.xn--80aaa0andw4aj.xn--p1ai/index.php?option=com_kunena&func=view&catid=242&id=3580&Itemid=13
(дата обращения: 8.04.2012).
49. Списки казаков из журнала «Разведчик» за 1895 г. // Сайт «казаКстан.рф». Режим доступа:http://www.xn--80aaa0andw4aj.xn--p1ai/index.php?option=com_kunena&func=view&catid=242&id=3580&Itemid=13
(дата обращения: 8.04.2012).
50. Списки казаков из журнала «Разведчик» за 1896 г. // Сайт «казаКстан.рф». Режим доступа:http://www.xn--80aaa0andw4aj.xn--p1ai/index.php?option=com_kunena&func=view&catid=242&id=3580&Itemid=13
(дата обращения: 8.04.2012).
51. Списки казаков из журнала «Разведчик» за 1900 г. // Сайт «казаКстан.рф». Режим доступа:http://www.xn--80aaa0andw4aj.xn--p1ai/index.164php?option=com_kunena&func=view&catid=242&id=3580&Itemid=13
(дата обращения: 8.04.2012).
52. Списки казаков из журнала «Разведчик» в 1901 г. // Сайт «казаКстан.рф». Режим доступа: http://www.xn--80aaa0andw4aj.xn--p1ai/index.php?option=com_kunena&func=view&catid=242&id=3580&Itemid=13
(дата обращения: 8.04.2012).
53. Списки казаков из журнала «Разведчик» за 1904 г. // Сайт «казаКстан.рф». Режим доступа:http://www.xn--80aaa0andw4aj.xn--p1ai/index.php?option=com_kunena&func=view&catid=242&id=3580&Itemid=13
(дата обращения: 8.04.2012).
54. Списки казаков из журнала «Разведчик» за 1909 г. // Сайт «казаКстан.рф». Режим доступа:http://www.xn--80aaa0andw4aj.xn--p1ai/index.php?option=com_kunena&func=view&catid=242&id=3580&Itemid=13
(дата обращения: 8.04.2012).
55. Списки казаков из журнала «Разведчик» за 1911 г. // Сайт «казаКстан.рф». Режим доступа: http://xn--80aaa0andw4aj.xnp1ai/index.phpexactname=1&childforums=1&q=%D0%B8%D1%80%D1%82%D1%8B%D1%88%D1%81%D0%BA&Itemid=13&limitstart=15&func=advsearch&option=com_kunena (дата обращения: 9.04.2012).
56. Списки казаков из журнала «Разведчик» за 1912 г. // Сайт «казаКстан.рф». Режим доступа: http://www.xn--80aaa0andw4aj.xn--p1ai/index.php?option=com_kunena&func=view&catid=242&id=3580&Itemid=13
(дата обращения: 8.04.2012).
57. Списки казаков из журнала «Разведчик» за 1914 г. // Сайт «казаКстан.рф». Режим доступа: http://www.xn--80aaa0andw4aj.xn--p1ai/index.php?option=com_kunena&func=view&catid=242&id=3580&Itemid=13
(дата обращения: 8.04.2012).
58. Список казакам, командированным на службу в гвардейские полки, с показанием оставшегося у них семейства, и где оные имеют жительства // Сайт «казаКстан.рф». Режим доступа: ka-zak.ru/index.php?option=com_kunena&func=view&catid=242&id=7566&Itemid=13 (дата обращения: 9.05.2012).
59. Список о выкомандированных с тюменской казачьей команды казаков // Сайт «казаКстан.рф». Режим доступа:http://www.xn80aaa0andw4aj.xnp1ai/index.phpoption=com_kunena&func=view&catid=242&id=5032&Itemid=13 (дата обращения: 8.04.2012).
60. Список полковникам по старшинству 1855-1865 гг. // Сайт «казаКстан.рф». Режим доступа: http://www.xn--80aaa0andw4aj.xn--p1ai/index.php?option=com_kunena&func=view&catid=242&id=5606&Itemid=13 (дата обращения: 5.03.2012).
61. Список полковникам по старшинству 1867-1916 гг. // Сайт «казаКстан.рф». Режим доступа: http://www.xn--80aaa0andw4aj.xn--p1ai/index.php?option=com_kunena&func=view&catid=242&id=5606&Itemid=13 (дата обращения: 5.03.2012).

Список сокращений:
ВО — военный отдел.
ВХП — Войсковое хозяйственное правление.
СемКВ — Семиреченское казачье войско.
СКЗС — Сибирская казачья запасная сотня
с отделением конского запаса при ней.
СКВ — Сибирское казачье войско.
СЛКВ — Сибирское линейное казачье войско.
СКП — Сибирский казачий полк.
ст. — станица, степень.

от модератора: статья уже была ранее размещена в теме Общая история СКВ - [url=http://xn--80aaa0andw4aj.xn--p1ai/index.php?option=com_kunena&func=view&catid=5&id=10290&Itemid=14#10291]Оборкин А.И. О службе сибирских казаков.[/url]