Бывальщины Сибирского казачества.

Больше
17 янв 2017 22:50 #37256 от bgleo

svekolnik пишет: Как сам автор? Как потенциал? Наверное еще можно "подкинуть"?


Как я понял из письма автора мне - он не против. Вопрос в том как издать. Это требует общего обсуждения.
Например с макетом книги мы можем поступить также, как в своё время поступили с календарём - подготовить сами. например, в формате PDF. Если подобрать соответствующие иллюстрации, то может получится вполне приемлемый вариант. Но я лично, хотел бы иметь бумажный вариант типографского качества. А значит нужны люди со связями в типографиях. Можно попробовать опять обратится за помощью к Олегу Шилову (куда-то он пропал у нас) или к Юлии Ефремовой.
Ну, и видимо опять "шапку по кругу пустить" для сбора средств на издание.

С уважением, Борис Леонтьев
Спасибо сказали: Patriot, svekolnik, sibirec, anatoly73

Пожалуйста Войти или Регистрация, чтобы присоединиться к беседе.

Больше
18 янв 2017 06:34 #37259 от аиртавич
Уважаемые друзья, спасибо за внимание! Взвесив все "за" и "против", пришёл к выводу, что с вопросом издания надо с годик обождать. А там - поглядим. Тем более, что Трамп вступит в должность, без него сейчас куда? (Шутка).
Спасибо сказали: Patriot, bgleo, svekolnik, Куренев, Нечай, anatoly73

Пожалуйста Войти или Регистрация, чтобы присоединиться к беседе.

Больше
19 янв 2017 04:42 #37263 от svekolnik
Думаю, если творческая "плодовитость" Валерия Николаевича сохранится, то через год материала будет прилично.
Спасибо сказали: bgleo, аиртавич

Пожалуйста Войти или Регистрация, чтобы присоединиться к беседе.

Больше
23 янв 2017 07:32 #37346 от аиртавич
Мудрость Востока
- В книге Дурр-уль-аджаиб сказано, что поддержкой государственного порядка служат: знания учёных, правосудие султана, щедрость богатых и молитвы бедняков, - купец сначала загнул четыре пальца для счёта, затем развел руками над низким резным столиком, приглашая отведать кушанья, - разве неправильно?
По обычаю он первым отведал плов, хлебнул из пиалы, бросил в рот наслащённый фундук, постоянно причмокивая для аппетита и достоверности, что еда вкусна и безопасна.
- Гость наш должен согласиться, да? – продолжил хозяин, взглянув на офицера, - истины подобны счёту, а счёт везде имеет одинаковую силу, так? Ваши одноверцы во Христе, латиняне, тоже говорят: Богу – Богово, кесарю – кесарево! Это также правильно, как два сочтём на два и получим четыре. Мир стоит на этом. Иншалла!
Смазливый служка, вихлявый во всех суставах, двинул таз, слил из кумгана воды на пальцы, подал утиральник. После чего купец вновь взял бирюзовые чётки.
- Попробуем представить, когда сместится порядок вещей… На землю опустится ночь безумия, добро и зло смешаются, если за правосудие примется бедняк. Не лучше, когда справедливость купит для себя богатый. Горе, если учёные оглохнут и кроме молитв ничего не станут слушать. Некому будет сеять хлеб и творить ремёсла, когда правители уткнутся в умные книги, презрев насущные нужды государства. Укажи, где неправ недостойный мой язык, о, лучезарный друг наш?
Хозяин, прервавшись, хлопнул в ладоши. Возник служка, согнулся глаголем, внимая шёпоту своего повелителя. Выдав приказания, тот вновь возобновил беседу:
- Извините, эфенди! Любой из казаков ваших – воин! Ссади его с седла, дай ему омач вместо сабли и шайтан-огня (ракетный станок) – воин в нём умрёт, пахарь не родится. Через две луны (месяца) Туркестан падёт, тут будут царствовать разбой, смута, беззаконие. Кому лучше? А через год от бедлама взвоют даже закоренелые разбойники. Нет, так нельзя! Пусть сарты копаются в земле, а казак сидит в седле. Тогда порядок. Так всем хорошо, так велит Дурр-уль-аджаиб – мудрость Востока…
Таяла речь липким щербетом, но явился служка, доложил купцу на ухо, он тотчас передал есаулу: «Вас ждут, достопочтенный рыцарь, опора и защита наша». Вскоре офицер спускался с прибывшим товарищем и драбантами (ординарцы, денщики) вниз к казармам сотни.
- Слушайте их, - усмехнулся хорунжий, - вы тут по сравнению со мной – недавно, Павел Егорович, а я насмотрелся.
- Чего же худого в словах купца?
- Да всё у них… Не то, чтобы неверно, но по-своему. Возьмите правосудие, справедливость… Прощение и милосердие часто принимают слабостью. Зато жестокость, якобы во имя закона и порядка, приобретает совершенно дикие проявления. Лет с десяток тому (1842 г.) бухарский эмир Насрулла ходил на Кокан. У кишлака Патар его авангард захватил мирных жителей. Сотни четыре. Эмир распорядился всех зарезать, хоронить не дал. Знайте, мол, как мне перечить, со всеми впредь так будет…
- Воображаю азиатскую «пастораль», брр…
- Вороны, собаки, шакалы набежали, смрад… Только после изгнания бухарцев из Ферганы кости закопали, над могилой поставили мазар. Постепенно люди вернулись. Да вы слышали – селенье ли, городок Шахид-мазар. Могила мучеников, по-нашему… Не один Насрулла таков. Здесь за обычай сооружать калля-минары – пирамиды из голов побеждённых. Чтоб человек содрогнулся – в этом видят силу закона азиатцы. По суду руку отрубят, либо всего человека живьём сварят, а то зароют, одна голова наружу, темя мёдом смажут и оставят. Жара, мухота лепится, каково? Но у них: суд праведный…
- Сам глядел… Конокрадов зашили в сырые кожи и подвесили меж столбов, прям на солнце…
- С них станется…Мудрёно любят высказываться, то правда. Велеречиво, цветисто и сладко. Начитанный ещё и ввернёт вам: закон суров, дескать, но это закон, как полагали древние ромеи. А живут? У купца заметили парнишку? Чистый бача (юноша-проститутка). А купец, поди, праведника строит из себя, чётки из рук не выпускает, бухарец отуреченный… Не скажете, сколько он за ячмень запросил? Ну, по-божески. Ему с нами ссориться, видать, никак нельзя, вот он и намыливается, чтоб в другом месте бакшиш срубить. Каналья, не верю им…Ну вот, мы прибыли, господин есаул, сюда, пожалуйста…
Спасибо сказали: Patriot, bgleo, Нечай, evstik, Полуденная, anatoly73

Пожалуйста Войти или Регистрация, чтобы присоединиться к беседе.

Больше
03 фев 2017 07:45 - 03 фев 2017 07:48 #37494 от аиртавич
МАСЛЕННИЦА
В 1950-х церковные праздники одни старики отмечали. Ну и детвора, что сидела по домам, а не в классах, распределённая по «звёздочкам», звеньям, отрядам. Наши святые баушки надоумливали дочерей да снох крадучись, внучат тишком подучивали, что и в какие дни следовало соблюдать.
Скажем, на Рождество «славили». У казаков не колядовали, а именно - славили, с порога начиная припевать: славите, славите, сами люди знаете и т.д. Также ходили по домам, хозяевам кроме запевки речитативом проговаривали псалмики. За это отдаривали, чем богаты - конфетами, печенюшками магазинными, сушёными ягодами, маком, стряпнёй. А ещё сырчиков (значение их забыл) мама с баушкой налепят. Это такие колобки, с детский кулачок размером, из сладкого творога, иногда с изюмом даже. Потом их выносят на мороз в сенки, а оттуда, как заколеют до стука, тащим на печку, грызть, слизывать невыразимо вкусную снедь*.
На «Сороки» (Сорок Мучеников Святых) жаворонков из теста сдобного напекут. Это обычный «узолок», к которому мама головку птички лепит, а концы гребешком придавливает, от зубчиков отпечатки получаются, словно пёрышки, – вот тебе крылышки. С жаворонками по мартовским сугробам бегаем, весну зазываем стишками. Маленько держится в голове: «ЖаворОнки прилетите, красну вёсну принесите! Всем зима нам надоела, она хлеб у нас поела!».
На Вознесение «лествицы» из теста пресного пекли. Мы их под небо подбрасывали, загадывая, чтобы пшеница и травы шибко росли. Соперничали, кто выше. Только «лествицу» край следовало поймать в руки. Уронишь на землю – незачёт. Подымай, целуй хлебушко, шалбан в лоб получай, а то и пендаля, иначе молитовка не сбудется. На Троицу богородской травой (чабрец) полы в горнице, подоконники устилаем, к божничкам (место для икон в красном углу дома) и над воротами ветки берёзовые ладим. Гвоздями грех бить – ими Христос распят, только верёвочками, ежели что.
Родителей те дни мало касались. У них повестка одна – трудодни. Оттого властям не прицепиться по линии идеологии. А как? Формально – всё в ажуре. Юность за партами энтузиазмом охвачена, молодёжь и сознательные граждане бьются на животноводческих и полеводческих фронтах с утра до ночи, а со стариков да пацанвы какой спрос? Первые царизьмом безнадёжно искалечены, вторых рановато в оборот брать, пущай до школьного звонка вольничают.
- Алле, это Аиртав на проводе, контора? – кричал, поди, «упалнамоченный» какой-нить с райцентра под названием с. Володарское.
- Чичас позову, ково надоть? – истопница, она же рассыльная и уборщица по совместительству Апрося Попяткина (Евфросинья Вербицкая) интересовалась у чёрной тяжёлой трубки аппарата.
- Председателя давай, есть? Товарища Аракелова… Или парторга Батырбекова, он далёко?
Потом руководитель отвечал на звонок. К примеру, справляют ли бывшие казаки Пасху? Или они, как один и как подобает, на стахановской вахте мантулят в честь выборОв в Верховный Совет КазССР?
- А в чём дело, Евсей Ильич? – интересовался в ответ колхозный вожак, и тут же «брал на арапа» по неистребимой кавказской привычке, усиливая свой подозрительно-вкрадчивый акцент, (используются интонации тов. Саахова из «Кавказской пленницы», которую снимут много лет спустя), - сигнал поступил или это ваша личная, понимаете ли, инициатива вопрос ставить откровенно предвзято?
- Да у вас там яйца красят, около крыльца сельсовета скорлупа набросана, а вы не видите с парторгом… Налицо явная политическая близорукость! А может это по-другому называется, товарищ Аракелов? – на том конце связи «арапа» не хуже знают.
- Вы извините, но нам тут виднее, я считаю! Мальчик насорил, давно убрали, - молча и свирепо председатель командует жестом Попятчихе, та понятливо с веником и совком летит на выход, - как кандидат в члены бюро, считаю аполитичным, понимаете ли, таким пустяком районную общественность будоражить. Придавать нездоровой огласке частный единичный случай, э? – тов. Аракелов на фронте в партию вступал, старлеем много чего прошёл и потому мало боялся, - ответственно заявляю: да, отмечают! Глубокие старики. Остальное население, трудовая масса в особенности, социалистическим соревнованием охвачена. От и до. И по два раза, понимаете ли… Между прочим, «Урожай» в райсводке по севу ранних зерновых на втором месте! Это вам что? Баран начихал? Ваш сексот это знает? Нехорошо… Лично буду докладывать товарищу Абубакирову…
«Упалнамоченный», по основному месту работы – предрайпотребсоюза, сдаваясь, бормотал с пол-минуты об особой бдительности, напоминал держать ухо вострО, поскольку Аиртав – единственное по Володарскому району селение, где проживают казаки и их потомки. Но Аракелов инициативу не отдавал:
- А мы для того сюда с Бисенгали Абишевичем и поставлены, понимаете ли, чтобы любые моменты учитывать, брать на карандаш…
Ну и т.д. Телефонную победу дошлый предколхоза закреплял пассажем о бессонных ночах ради общего дела и даже приватным сообщением о потере интереса к супружеским обязанностям ввиду внутреннего агитационного накала. Завершил дипломатичным приглашением на шашлык по окончанию весенних полевых работ. «Упалнамоченный» жестом доброй воли ответно посулил колхозу четыре хомута вне разнарядки.
Спустя годы, к религиозным праздникам отношение менялось. Из Масленицы сделали «Проводы зимы», Троицу совместили с праздником Русской берёзки. При Л.И. Брежневе проще и легче сделалось, правда, баушек не осталось почти. Что захватили от них, то и осталось с нами. А вспомнилась почему-то именно та ещё, суровая пора пятидесятых…
Тятя работал заправщиком. На паре Гнедков в пароконной бричке развозил горючее в бочках к тракторам, комбайнам и прочим движкам, кроме автомашин. В зиму сделали по-умному. Одним днём загырчал у дома С-80 дяди Гаври Двоедана (Агеева, из староверов). Споро нагорнул бульдозерист ладный холм земли, тросом заволок туда ёмкость куба на три, закреплённую на полозьях из нетесаных берёзовых сутунков. Внизу кран вварен, от него по ребристому хоботу-шлангу самотёком дизтопливо поступает. Когда уровень понизится – в ведро приходится сливать и потом уже через воронку в бак. Закон о сообщающихся сосудах – это нам позже Григорь Терентич (Горохводацкий) растолковал на уроках физики, хотя мы об нём (законе) гораздо раньше догадывались, сформулировать не могли.
Время от времени, тятя дозволял «заведовать» заправкой. Временно. Пока сам в отлучке-отключке. Притащится, скажем, гусеничный ДТ с фермы иль колёсный МТЗ-5 без кабины, тогда, если не в школе, бегу к ёмкости. Делов то… Хобот трактористу подать или мерный обрез, воронку с широким раструбом, за сим - кран отворяю. Дядька свистнет – завинчиваю. Текущего учёта, как такового, не было. Скажешь только, кто сегодня подъезжал и всё. Колхоз «Урожай», хозяйство общее, от кого воровать да и к чему?
Ну, а тут – Масленка, аккурат. Февраль. Денёк ясный, на выщелк. Зима на изломе, однако завернуло не слабже Крещенья. Аж чилики (воробьи) падают. Варьзи (вороны) шарами взялись, летать опасаются без крайней нужды. Одни фифики (снегири) по хмелю на плетне шарятся тихохонько, писк у них, будто сосульки бьются. Да нам-то…Для кого – Сибирь, а нам – рОдна матушка!
Повылазили с Панятами – Шурка с Пашкой – ну и мы с Сашкой, браткой моим младшим. Сегодня Масленку следует жечь. Объедков из яслей каких нагребли, оклунок сенца на отшибе тайком подёргали, подкладываем корм заместо разжижки под назьмы (кучи вывезенного со дворов навоза за околицей, мы на краю жили), зажигаем в честь праздничка. Обычай такой. А морозяка не даёт. Солома шаит, едва дымит, куча от неё и вовсе не берётся. Хотя дуем, кашляем, бересту суём с пламенем душистым. Синие с натуги сделались, мальцы у нас заклякли, но домой не хотят, у самих руки с пару сошли… И вдруг взгляды наши разом на ёмкости соединились. Дык…
Рысью к ней, нацедили дизтоплива с грехом пополам в какую-то чеплажку жестяную, от селёдки магазинной, ли-чё-ли. Солярка густым киселём на холоде взялась, однако на огоньке из полешков подтаяла. Плеснули – веселей куча пыхнула, дым попёр, ровно от паровоза, само то! Ещё нацедили и ещё… От кучи к куче бегаем, словно зондер-команда, прости Господи. Ладно, что ветерок от домов, не то задымили бы скрозь.
Тут и дружки к азартному делу подвалили. Витька Варфалин (Савельев), Толик Куцый (Корниенко), Колька Сюндрин (Еремеев), ещё… Мероприятие ширится, на громкий успех метит. Шурка из дома заместо чеплажки бакыр (ведро литров на 15) притаранил, на кучу с огнём поставили – аж вскипает соляра. Туда факелы кунаем, полыхают прям, густо чёрным чадят. Ими всё подряд зажигаем, тут и конопляник занялся, бурьяны заодно – дали чаду!
К обеду мама домой загнала, там радости и кончились. Сашка одёжу снахратил полностью, к тому же ухо на волдырь подморозил. Отвечать – мне! Да и за себя не отбрехаться. Варежки, какая рванинка на мне – всё прокопчёно, гарью соляровой тащщит, хоть со двора иди. А главное… Чёсанки новые были, из белой поярки. Пал Маркыч на заказ скатал, на спецколодку насаживал, добрые пимёшки сварганил, на выход. Вот и сходил Валерик, попраздновал… Угваздал обувку в хлам. Сажей измарана, подтаявшим назьмом, горючим залита. В общем, какую грязь сыскал – всю на передники пристроил и голяшки тоже. С виду, так будто Гнедки на те распрекрасные с утра чёсанки опростались. Оба сразу. Мама как глянула, ёкалэмэнэ…
Крылышком гусиным нормально мне досталось. Гольным суставчиком. Оно под руку первым попалось родненькой. Им загнетку метёт. А сейчас мне по рукам блудным да по кумполу дурному… Баушка просит добавить: пимы да одёжу ей сунули для сушки – она криком протеста взялась. Вонь невыносная, будто Ефремовну заместо печи в трактор ссадили.
Долгой протянулась та Маслёна. Календарно понедельник настал, утро, пост уже, а у нас навроде похмелья от блинной недели…Слышу спросонки - тятя с улицы явился, «мглою небо кроет» (А.С.Пушкин), то есть матерится прям на вынос. Давненько таких «этажей» не складывал. Сбивается то ли от забывчивости, то ли от волненья… Сонных не бьют, оттого пришлось «уснуть» мертвецки, одеялом накрылся. Расшифровываю тятин горячий, но прерывистый монолог с выраженьями и становится понятно.
Оказывается, мы кран на ёмкости оставили открытым, не завинтили до конца. Колотун препятствовал, горючка льдом примёрзла на металле, резьбу заклинило. А к вечеру оттепель ударила, как на грех, буран взялся. К тому же, шланг не вздели на крюк, на земле бросили, в подъездной траншейке, оттаявшая горючка обрела текучесть жидкости… Сколько её вытекло – неведомо, позёмкой бак заметает, а на щуп – много. А ещё тятя на подходе в кашу залез, пимы спортил… Усугубил, короче. Раза три маму в горницу посылал: спят ли нет, подымай засранцев! Сашка ворохнулся было, пришлось так придавить и цыкнуть, авторитетней крика получилось: затих, стал похрапывать для убедительности. Тем и спаслись. Родители вскорости на работу ушли. Баушка ворчать взялась, да она что – лузга против того, какие «семечки» могли от тяти схлопотать. Одна надёжа: он с пол-оборота заводится, к вечеру, может, охолонит.
Но совесть меня, как старшевозрастного октябрёнка, грызёт – колхозное добро на дым и в шугу потратили. И страх рядом: а если в тюрьму закроют? Пошвыркал чаю, понесло на место преступления. На улице здорово крутит. Едва выбрался из перемётов. Вокруг бугра с ёмкостью – жёлтый снег, будто все до одного ертавские кобели на неё ноги задирали. В тятиных следах, которые не замело в траншее, жижа стоИт. Н-да, немало вытекло, года на четыре, поди. Придётся у Пал Маркыча разведать, по какой статье мне чалиться? Он сидел до войны, в курсАх. Иду. Пановы (Максимовы) наискось, через улицу живут. Там тоже тухлый кайф (это в Караганде от блатных слышал: невесело, значит). Дружкам праздник, по всему видать, тоже боком стал. В избе, как и у нас, вонь солярная. Тёть Надя меня шерстить взялась, пришлось смотаться за порог, соседа не застал.
Арбайт махт фрай!**Чтоб вину каким-то образом загладить перед родителями и колхозом, накинулся на снег. От ворот цельный туннель пробил, не давал заметать. Задние воротчики у колодца чистыми держал, хотя и не было особой надобности. Как со школы, так на грабарку зверем, за салазки – сугробы кидать, глызы развозить от двора, снегозадержание устраивать. Уханькался, упикался – у нас ведь, ежли дунет, так на неделю. Мама скоро утешила: в конторе поверили, что шланг ветром на землю сорвало, расход на буйство климата списали. Зато назьмы долго ещё поддымливали, а среди пацанов легенда о той Масленки года три держалась.

* не сдержусь сказать об одном «секрете». У мамы сырчики получались любо-дорого – пластичными и сладкими, навроде мороженного, о котором тогда в Аиртаве говорили, но не видели. Возьмётся баушка Поля – сырчики выходят ноздреватыми, комкастыми, водянисто-кисловатыми. Однажды «подсмотрел я ребяческим оком» (С.А.Есенин). Мама творог изрядно заправляла сметаной, сахарку не жалела, а баушка – ложку того-другого и шабашит. Экономила, а по-ребячьему приговору – зажимала. Об истинных причинах дотумкались позже. Всё боялась лишку потратить старая битая жизнью казачка, останавливал руку до смерти неизжитый страх «чёрного» дня.
** Труд делает свободным! (нем.)
Последнее редактирование: 03 фев 2017 07:48 от аиртавич. Причина: уточнение
Спасибо сказали: Patriot, bgleo, svekolnik, sibirec, Куренев, Нечай, evstik, Надежда, anatoly73

Пожалуйста Войти или Регистрация, чтобы присоединиться к беседе.

Больше
06 фев 2017 13:21 - 06 фев 2017 13:32 #37530 от аиртавич
РАЗНЫЕ ПОДХОДЫ
Пребывание британской миссии в Кокчетавском приказе задерживалось по недоброй воле здешней погоды. Который день пурга качала белые занавеси снега, и легко было спутать зыбкое небо с земной твердью. О дороге к Акмолинску не заходило и речи. Уже поделаны все возможные официальные визиты. Казачьи офицеры приглашали в своё собрание гостей издалёка, сами побывали на ответном рауте, давали обед местные прасолы… Оставалось спать либо коротать время за вечерами частного, так сказать, порядка. Они не делали кокчетавцам неудобств, напротив, вынужденное пребывание англичан превращалось в яркое событие зимы. Сегодня собрались в просторных покоях купца Терентьева. На чай с порядком надоевшим вистом. И, конечно, для разговоров. Тем более, что ожидание пути делало отношения короче, а беседы откровеннее.
- Уж не скажу, откуда повелось, - докторально говорил старший полковой адъютант Истомин, - но Россия подаёт миру не лучший пример земельных приобретений. Старая истина француза Руссо, что завоёвывать легче, чем управлять, в Отечестве нашем приобретает вид несчастья.
- Вы, русские, по природе двойственны, - субалтерн-лейтенант Стросби оригинально перекатил мундштук трубки из одного угла рта в другой, щурясь, выбирал подходящую карту, - у вас на гербе орёл имеет две головы, а смотрят они в разные стороны, ес!
- Не понял вашей аллегории, Джим, - сотник Колмаков глядел через стакан на бликующий свечами канделябр каслинского литья.
- Вы ставите цель, предположим, сделать благо государству, престолу, - Стросби звучно щёлкнул рубашкой «джокера» о голую столешницу, - идите к ней не оборачиваясь, не поглядывая лево-право. Марш, неумолимо вперёд!
- Опять неясно выражаетесь… Пошли на Казань – взяли. Двинулись в Сибирь – наша. До Тихого океана пробежали, можно сказать. Разве не решительно? И что? – сотник прямо взирал на рыжеватую переносицу англичанина.
- Вы смещаете акценты разговора, - поддержал соотечественника Скотт Роджерс, коммивояжер, - лейтенант под целью полагает не простое установление границ – это вы совершаете показательно, он под целью обозначает вопрос: как управлять потом и ради чего? какая польза? в материальном смысле, без патетики… Это вы делаете неубедительно. Это мы имеем темой диспута, не так ли?
- Благодарю вас, Роджерс, - Стросби сгрёб выигрыш, - в точку…
- В России мужик умнее барина. Дайте закончить, - торговый агент миссии смешно морщил лоб и тогда брови уходили высоко-высоко, делая лицо похожим на грим арлекина, - мужик говорит: догонять один заяц! Двух нельзя – убегут оба, в руках пусто. Ваше правительство хочет затравить и то, и это. В Азии не будете иметь зайца, вы здесь ничего не поймаете, айм сорри…
- Всё верно, господа сибирцы. Бритты продвижение рубежей полагают этапом освоения территорий. Им мало застолбить границы. Главное - прибрать к рукам обнаруженные богатства, - Фалалеев, капитан корпуса военных топографов, виртуозно тасовал колоду, - Британия сколько из Индии добра вывозит? Для одного чая понадобилось отдельный флот снарядить, клипера непрерывно ходят. Приплюсуйте изумруды, сапфиры, копру…А что мы? Сибирь размером не меньше Индии, но два десятка обозов с мягкой рухлядью за целый год мало сравнимы с британским ясаком за месяц един. Стоило ли расширяться Сибирью, тратить силы ради тысячи соболей? Вот как ставит вопрос мистер Роджерс, говоря о подходах…
- О, да… Это звучит правдиво, - вернулся к столу Стросби, - мы несём флаг его величества за моря, в колонии для выгоды. Это есть цель. Во имя Британии! Такой политик. Побеждённый обязан платить.
- Вы считаете себя победителями?
- Бесспорно одно: мы – хозяева, - лейтенант крепко хлебнул из кружки, - имеем право распоряжаться приобретённым. Индия – приз Англии. Когда указания плохо слушают, их повторяют британские пушки. Это убедительно. Ваша русская натура велит вам держать на столе и Евангелие, и планы Генштаба. Одна голова орла читает псалмы, другая – картографию войсковых операций. Это нельзя. Поход лучше отложить, если не решили, кем станете после удачи – хозяевами или миссионерами. Русские идут, не зная. Туземцы недоумевают, кто явился: повелитель или сосед? воин или поп? Как управлять? Мистер Истомин прав – это несчастье!
- Так что нам делать?
- У вас в руках бокал неплохого вина. Вы же не собираетесь влить туда бражки из кабака напротив? Ме-до-ву-ха! Политика смесей также не терпит. Один подход - властвуйте и берите по праву хозяина, другой - айм сорри, вытирайте сопли местным дикарям и не жалуйтесь, получая в ответ дерзости и хамство. Так бывает. Так есть, - коммивояжер извинительно развёл руками.
- Мы тоже учим цивилизации, - напористо подхватил военный, - но только для того, чтобы туземцы лучше работали на нас, приносили больше пользы его величеству, Британии. Это есть выгода! Нам. Суть управления колониями – напор. Цель такого управления – благо короля. Цель определяет силу. Сила обеспечивает цель. Это есть нерушимый математик политики. Не мешайте вино и бражку, - расхохотался Стросби, - голова болеть будет. Политик России бывает…Как это? О, бурда! Ес! Прошу простить покорнейше на слове…
- Хорошо, допустим. Однако не станете же утверждать, будто одни русские столь беспечны? – Колмаков от выпитого странно бледнел.
- Привык судить о том, что сам видел, знаю. Путешествовал мало. Но есть муж моей сестры… зять? Он из Нового Света. Испания и Португалия имели там определённые цели на золото. Вывозят до сих пор. Они – европейцы. Станет невыгодно – бросят.
- А как же Северные Штаты?
- Обсудим… Да, это другой пример. Всякий сброд и немного порядочных людей решили там создать государство. Олл райт! У них получается. В отличие от вашей Сибири. Потому что сэр Винчестер и мистер Кольт перещёлкают аборигенов, чтобы впоследствии некому было предъявлять права на занятые переселенцами территории. Отсутствует истец – отсутствуют иски. Пройдёт 200 лет, всё забудется! Ни один суд не оспорит. Англосакцы получили для жительства целый континент! Отличный бизнес!
- Что же Англия индусов в живых оставляет при виде такого успешного примера?
- Своё мы возьмём иными способами. Но Россия действует по-своему! Вы туземцев пытаетесь поднять до своего уровня. Это есть промах в политик. За промахи платят. Рано или поздно вам предъявят счёт…
- В колониях вы, Джим, всегда будете чужими, а чужих рано или поздно не пожалуют. Поймут, подучатся – прогонят взашей! А мы хотим сделаться своими, одним домом жить, обращая аборигенов в соотечественники. За добро добром платят…
- Браво! Гюйс вам в руки! – не смутился британец, обращаясь к топографу, - но каждое предприятие имеет срок окупаемости и время чистых прибыльных накоплений. Это экономик. Индия – хороший бизнес. И пока он закончится, Британия сумеет извлечь выгоду. Это будет колоссаль! Сибирь я много не знаю. Видел Самарканд, Бухара, Киргизская степь. У России нет бизнеса, есть, повторю ещё раз, миссия. Вы тратитесь, и будете много и много. Вы полагаетесь на плуги и школы, мы - на артиллерию и казармы. Мы видим окончание и сроки, вы шагаете в бесконечность… Это похвально, это есть высокая мораль, но… Бог рассудит Англию и Россию. Только не обольщайтесь!
- Да от чего же? – всплеснул руками усевшийся в кресло Терентьев, - как негоциант, я чувствую за вашими разговорами прямо-таки ощутимую тревогу для собственного дела, нечто опасное грядёт, остерегаете или как? Объяснитесь, сударь…
- Миссия – это тоже проект. Но другого свойства. С точки зрения бизнеса - абсолютно сомнительный. Мой опыт подсказывает, что через время аборигены, поднятые вашими усилиями и затратами, начнут восхищаться своим немытым прошлым. Забудут рубища, драные юрты и повальный мор. Прошлое превратят в легенду, предков сделают идолами. Мысль о том, какой великой истории русские их лишили непрошенным явлением, станет убеждением и не даст покоя. Пять, тридцать, семьдесят лет… Мысль сделается философией, национальным поведением. И тогда созреет негодование. Вашу миссию назовут насилием, ваши старания - колониальным гнётом, ваш приход - завоеванием. Про нас индусы скажут: да, плохие были парни, но и хорошее оставили. Монета, господа, всегда понятней проповеди, материальное идёт впереди духовного. Пастыря с крестом в руках туземцы съедят, а человека со стеклянными бусами объявят жрецом…
- Извините, Джим, в вас говорит зависть, - капитан старался быть комильфо, несмотря на возникшее раздражение, - след русского плуга, хлебные нивы вместо полей боя никак не способны породить чувства, о которых вы только что живописали. Подобные намерения более очевидны у подвластных вам индусов, у сипаев, изведавших и барское поведение, и британскую картечь…
Раздражение Фалалеева объяснимо. Его испытывала значительная часть офицерства и чиновников, обеспечивающих практическое управление в южных пределах Западной Сибири. Причиной служили указания Санкт-Петербурга о том, чтобы киргиз-кайсаков к российскому подданству «доброю манерою приводить», как давно увещевала государыня Екатерина II. Сия «манера» заключала сущее опекунство кочевников, тонко чувствующих дармовщинку. Их обходили многие подати, воинская обязанность, имперское правосудие. Они вольны сохранять обычаи, подчас и дикие, маршруты кочёвок. Их султаны получали чины сразу от майора. Доходило до того, что на казённый кошт выписывались из Казани муллы, они проповедовали и учили исламу кайсаков, считающих себя магометанами. А недавно предписано организовать охрану солдатами и казаками молельных мест, мазарок и мечетей в Степи! Глядя на такую заботу, управленцы-сибирцы выносили нелицеприятное для столицы мнение: толику бы внимания и щедрот обратить на нужды православных. Тех же крестьян, переселяющихся из недр России в наши неласковые края. Сейчас этот британец говорил правду, просто обидно было слышать критику от иноземца.
- О, мы с вами не пророки. Всё в руках Провидения. Мой соотечественник, Джонатан Свифт, если его моя кружка ни с кем иным не путает, выразился однажды: бывают услуги столь великие, за которые можно расплатиться только неблагодарностью. А! Неплохо, джентльмены?
- Истинно английский парадокс! Признать следует…
Партия присутствующих собралась на выход с вожатыми из казаков – буран не стихал, сотрясая, кажись, прочно рубленые из сосны стены покоев. Оставались увлечённые беседой, да холостяки. Среди них и старший адъютант. На просторную оттоманку подсел Стросби:
- Делайте услуги, Сергей Петрович! Чем больше успеете, тем увесистее получите в ответ. Англия понесла затраты, и когда окупим их в тысячу раз, в миллион, Индия станет нам безынтересна. Возрастут расходы, риски – уйдём, не снимая шляпы. И не ожидая благодарностей. Это излишне. Куш взят, проект успешно завершён, у нас лёгкое сердце, никаких обид. Мои внуки, возможно, правнуки увидят, как закончит миссию Россия. Печально для неё. Это случится, Серж, я знаю азиатов! Они глядят на ваши руки, имеете вы Библию, толстый кошелёк или револьвер, а потом глядят вам в лицо. Я говорю секрет?
- Мы станем менять отношения, просвещать грамотой, у меня есть друзья среди киргизов, толковые люди. Двое-трое из них – готовые европейцы…
- Браво! – Стросби заметно стал навеселе, - вы сами видите разницу, потому и сопоставляете: азиат, европеец… И они нас сравнивают. Всегда. Но одним целым вам не стать. Монолита из частей нет в природе. Вы хотите склеить? Он будет иметь стыки, которые при напряжении превращаются в трещины - наступает разлом. Британия и Индия, чёрт бы её побрал, - две разные вещи. Мы с ними не целое, и не хотим единения. Понимаете? Трескаться способна только Россия. И вы разломитесь!
- Ужо вам, Джим! Вы столь трагичны в своих прорицаниях и, по-моему, излишне, - хозяин вновь приглашал к столу. Горячим предлагалось истинно сибирское блюдо - лосиные губы с хреном, естественно, под водочку.
- Один момент. Господин Терентьев, предположим, вы потеряли шляпу - это обидно. Но вы найдёте способ заиметь другую. Купите, отнимите силой, украдёте, наконец…
- Да Бог с вами! – крестился купец.
- Это метафор, скъюз ми… Потерять глаз, руку, ногу – будет другое. Не купите, не снимите, не украдёте. Индия – шляпа. Степь вы желаете иметь частью тела, и даже частью сердца… Это – неумно и затратно, вам ничего не вернут…
- Хватит, Стросби, сыт вашими сентенциями, мне пора, - Сергей Петрович вставал из-за стола, не отчётливо делая прощальный жест, - джентльмены!..
На возглас поднялись капитан и британец. Остальные дремали после частых порций – азартное противостояние русских и англичан по части выпивки не минуло и Кокчетав - далёкий сибирский городок, сейчас штормующий в бешено вздыбленной степи. Истомин унял желание субалтерн-лейтенанта на проводы, вышел один. В сенях подал шинель казак Еремеев из драбантов. Зажёг от жировой коптюшки громоздкий фонарь, подались с офицером в гудящий за воротами буран. Башлыки едва спасали лица от секущих зарядов колючего буса.
С грехом пополам дошли до места, придерживаясь подветренной стороны уличного порядка. Есаул затребовал самовар. Ожидая, в накинутом по-домашнему полушубке, глядел в узкое окно своего приюта. В тусклой мгле полнолуния пятном выделялся фонарь дома напротив. Аршинную надпись «Колониальные товары» не углядеть. Но стукнуло на улице, хрястнуло, и пятна не стало. В процарапанной полоске худо отлитого стекла носились причудливые вихри, стонали бесы, гонимые ледяной рукой разгульной стужи. Тьма без просвета. Холод. Вселенское одиночество.
Истомину вдруг остро захотелось любви, понимания, сердечного тепла… Женщин, друзей, всего человечества. Обнять с участием, пожалеть бы всех и заодно – себя. Нет, этого не понять бриттам с их апломбом мировых наставников. Они уедут, а казачество продолжит здесь, посреди Сибири, растрачиваться силами, сердцами, а придёт кому час – и жизнями. Без скупости. Нас не переделать…
Последнее редактирование: 06 фев 2017 13:32 от аиртавич. Причина: ошибка
Спасибо сказали: bgleo, svekolnik, Юрий, Куренев, evstik, Надежда, anatoly73

Пожалуйста Войти или Регистрация, чтобы присоединиться к беседе.

Больше
07 фев 2017 08:25 #37535 от аиртавич
Урос
- Видал, как наячила? – Никифор без смущения стряхивал с плеча мучной след сита, которым его только что, не стесняясь чужого в дому человека, угОстила жена, - чисто сотенный вахмистр разошлась…
- Глаза есть, - подтвердил Тихон, показательно сторонясь соседки. Та прошла мимо, молча сверкнув слезами, зато громко зыкнула створками горничной дверки, - поважаешь Лушку, спасу нет, как бы вам одёжей не сменяться… доспели…
- Это ты к чему? Шуткуешь? – Никифор прислушивался к глухим рыданиям в горнице.
- Зачем…Так пойдёт, ей чембары напяливать в саму пору. Твои. А тебе – панёву. Ейную. Да шашмуру* заместо папахи. В придачу. От, тогда аккурат будет, а сейчас – непорядок.
- Буровишь, Тишка, а не разберу всёж-ки, нешто насмехаешься? – соседи стали спроть друг дружки, с детства знали, кто первый ударить должен, однако медлили.
- Дак смеются над потешными, а у тебя далёко от смехов. Разве по-казачьи у вас в доме лад? Телега-то давно спереди лошади. Хвост собакой виляет, грёбостно со стороны даже, а ему - бары-бер…
- Слухай, Тихон, айда-ка на двор, не в службу….
Вышли, сели на крыльце перед сенками, закурили. Каждый из своего кисета, потому как настропалились на серьёзный разговор, «карахтерный», прямо сказать. Однако, хватанув пару-тройку горчайших затяжек самосада и взяв дух, Никифор заговорил слабым голосом:
- Дитя носит… А ковды чижолая – уросит несбычайно. Иной раз хоть святых выноси. На матерь свою и то кидается. Шибко нервенная… С первым ходила, с Минькой, поучил раз супонькой, так вовсе зашлась, к бабке возили отливать. А парнишка народился – сам знаешь какой. Полчеловека… От и терплю!
- Вона, - глянул на соседа Тихон, - а я и не туды… правду бают: в кажной избе свои сухари.
- Оттого и не суди с маху. Болесть, вишь, прикучливая, не излечишь.
- Ладно, бывай. Завтра – как обещался: зАтопли** заеду.
- Сготовлюсь, - подтвердил Никифор, задерживая соседа перед воротами, - токо ты, наряд, что видел – никому, а то попадёт на судАчку, пойдёт гулять по языкам…
- Само собой, не сумлевайся и меня звиняй, я ж не ведал. Держись однако…

* шашмура – женская матерчатая шапочка с затяжками, вроде волосника под платок.
** зАтопли – рано, иногда и до петухов, когда в казачьих домах начинают топить печи.
Спасибо сказали: bgleo, Куренев, Нечай, Надежда, anatoly73

Пожалуйста Войти или Регистрация, чтобы присоединиться к беседе.

Больше
08 фев 2017 05:53 #37548 от аиртавич
Клубничные поляны
От нечего делать наладился сегодня перебрать угол под навесом. Обрезки разные, тёс, старые косяки да переплёты, разный шурум-бурум деревянный. Отвалил доску в пару аршин длиной, а там… Летом, в пору земляники, срывал рясные кисти с грядки – внучат фоткать. После прицепил букетик на гвоздок, одна ветка упала да завалилась. Отыскалась теперь, в феврале, сохлая. Взял ягоду на зуб, лето вспомнилось. Не это, не здесь…
…Помню – жарко. Знаю, за кустом на краю леска распустила крылья тетёрка, прибрав в двойной холодок дитят. Те дотепные, не вмещаются все, а место дай каждому, поближе к матери чтоб… Шпыняют заботницу, та терпит, сбрасывает с глаз дрёмную плёнку – где коршун летает, где ястреб сероплёкий, не убёг ли за кобылкой петушок рябенький? Час назад спугал их, поди, собрались…
Я терплю шагов за сто. А морит! Солнышко скоро в темечко встанет. Как всякий коренной сибирец люблю его, но не шибко ли сёдни разгулялось, родимое? Баушка и мама вершат другую уже корзину. Их тятя плетёт с талов, крутобокими с круглым дном – плохо стоят на ровном. Но на траве – не валятся. Для ягод у нас трёхведёрные, не меньше. Свои доли собираю в битончик молосный, мама с баушкой – в подойники «малированные». В цинк – Боже упаси, спортится ягода. Набрал посуду – ссыпай в «общий котёл», в корзины, то бишь. Самое удовлетворение глядеть, как твоим трудом полнится зевастая посудина из прутьев. Бегу понаблюдать, когда мама сыпет. Ведро – не битончик, корзина на глазах подаётся. И тоже радуюсь.
Ягода крупная, красная. Эту поляну за Третьим колком, концом к Серым Камушкам, тятя надыбал, когда я в первом классе учился. Мочажинка неподалёку, там скарады (дикий лук) полно, а по низинке сенцо ладное берётся, особенно в сухие года… Вот тятя и сунулся туда с литовкой. Махнул, а там – ягоды. Здоровые, под голубино яйцо прям. Только бело-зелёные и твёрдые… Трава свет застит, как им спеть? Ну, тятя же мастак… Полянку быстро в валки уложил, ягоды все на солнышке оказались, навалом, сказать бы, земли не видать. Маме через сколько-то дней похвалился – ахнула бывалая сборщица. Ступать негде, с одного присяду – треть ведра, ежли с толком брать. С того лета и повадилась Савелившина на благодать…
Тятя у нас на кОнях в бригаде работает. Транспорт свой, можно сказать. Пара пегарЕй за ним закреплена. Хотя, по-честному, Пегарь – один, слева от дышла, другой, справа который, - меринок чисто гнедой масти, потому и Гнедко. Но оба, так повелось, - пегари. Водой технику колхозную обеспечивает, ну и людей, само собой: косарей, трактористов на парах, на кукурузе, огородников, скирдоправов, строителей… На подводе – две бочки. В одной питьевая вода из ключика, в другой – из речки, техническая. В промежутках, между делом, сено косит на зиму коням, корове, овечкам. Сенник надо забить, к заплоту на задах скирд поставить. Это – не халам-балам. А ещё – сухостой на дрова порубить-попилить-поколоть-сложить, семь поленниц престрашных. Каменным углем мы сроду не топились.
Ягоды – это так, жинке потрафить. Не надо ей скакать по лесам. Привёз – семья взяла на зиму, будто с огорода. Варенья не варили – сахар дорогущий, язва. Потом уже я «догнал»: копейки «песок» стоил, да и тех не было. Сушили. Мне морока с этим задельем очередная. Надо расстелить ягоду подходящим слоем на мешках пустых по всей повети над двором, а после сиди возле, как сыч, карауль от чиликов… Зла не хватает! Каникулы горят без дыма, синим пламенем… Лес, озеро, речка – всё мимо! Весёлое горе – казачья жизнь. Это про меня. Заместо чудес природы и заслуженного отдыха – кыш, суки! Не столько сожрут, сколько перегадят, дай волю. Дней пять трачу чудесных, на вес золота, пока ягоды в сумки не ссыпем. Это если вёдро стоит, а коли дождик - сполох! Один раз бегал с ремками от ливня укрыть, чтоб не намокли, ну и потерял осторожность, жердь гнилую ногами отыскал. Прям перед амбарушкой. Хрясь! Где ягоды, где солома с обломками, где сторож… Полетели вниз все вместе. Гамузом обрушились на Бобку, который внизу на цепи отдыхал. Ладно, сердце у пса не только верное, но и крепкое оказалось, а то кондрат запросто хватил бы. Правда, с год на меня уважительно зырил с подлобья: вот умеют же люди, дескать, такое сварганить, что ни одной собаке в башку не придёт…
- Сынок, - слышу голос, это я приснул, оказывается, оттого Бобка, жерди, дрова-трава в голову попёрли, - принеси-ка водички…
Мама увидала, что работничек выбыл, решила вернуть к трудовой деятельности. Поторопиться следует, потому как тятя скоро будет, полянку ещё на треть собирать, а Николай Андреич ждать не любит. Не крикнула, пожалела, тихо позвала… Соскакиваю, кидаюсь к лагушкУ (деревянный бочонок ведра на полтора), прикрытому в копёшке, булькаю в ковшик. Мама подаёт баушке, потом сама пьёт. Ангина у нас - семейная болезнь, потому остерегаю басом: тише, холодная! Она извинительно показывает: я, дескать, маленькими глоточками… Опустила глаза, на брови потная капелька…
(Господи! Где же вы, те мгновения и миги? Где то далёкое счастье? Когда мать твоя воду пьёт летним полднем, живая, красивая, молодая! Сколько ей – чуть за тридцать? И хоть сам уже поглядываешь по сторонам да жизнь примечать начинаешь, но многое из мира вокруг ещё в ней для тебя заключается, нерушимы и крепки пока нити от материнского сердца к тебе).
Хватаю опять битончик, кидаюсь на делянку с рвением. Что-что, а совесть у казачат моей поры имелась. И свой хлебушек детский, начиная с малого куса, с годами прибавляя, мы старались зарабатывать в семье по-людски, не отлынивали. Ягода осталась чуть хуже, лучшая в корзинах, но и эта! Лежат на стерне увесистые красные пахучие кисти сладкой спелости аиртавского благословенного лета. Стараюсь рвать чисто – мама не любит сора в ягодах. А баушка, напротив, ворчит на замечания: назём что ли? чай же пьёте? Она листья ягодника мешает к вишарнику, смородине, кирпичному, томит в печке, потом завариваем. Но мне от мамы похвалы хочется заработать. Пластаю самую крупную, попадается срослая из двух, причудливая… Некогда любоваться. Лицо щипет от пота, от паутов житья нет…
- А вон и отец едет, - разгибается мама, - айдате вершить, не то нарвёмся сейчас…
Но тятя прибывает неожиданно добрый. Где-то «принял», небось, «под дрова». Это значит: взять у вдовицы какой-нить «пузырёк» ханьжи (самогонки) под честное слово доставить взамен полбрички (не выше дробин) сухостоя. Бричку ежели – литр и похмелок на утро. Такса железная. Ну, теперь козыри у нас, тятя! Мама их тут же предъявляет:
- Ты чё? День белый, а он как этот, под турахом, - выговаривает строго, уверенно берёт командование на себя, - бери у матери ведро, замаялась на жаре баушка… Давайте скоренько доберём клинышек…
Гвардеец мигает мне: переживём энто, кабы хуже не стало… Идёт на дальнее место, послушно рвёт. Баушка с ковшиком и мокрым платком на лбу садится у подводы в тенёк, но тут же отходит к ракитнику. У брички не усидишь. Пегари бьются ногами, хвостами секут… Хотя тятя нигролом (отработанное масло) в пахах им побрызгал – злое насекомое атакует. На лошадушек, похоже, насел четвёртый воздушный флот Геринга, не иначе. Калёный паут с зелёными фонарями на обтекателях при ладном фюзеляже бьёт с виражей почище «мессера».
Солнце за полдень. Самый зной. Хоть какого бы ветерка. Однако глаза боялись, а руки сделали. Сошлись на остатней куртинке втроём. Шабаш! С семи утра - четыре корзины, два подойника, битончик, узел из маминой кофты…Теперь грузиться на пахучую подстилку свежескошенного пырея, тяте трогаться, а мне засыпать под шелест ободьев на затравевшем просёлке и щёлканье дёгтя в ступицах. Милая дорога детства…
…Жую садовую земляничку-ягодку. Напоминает и вроде забыто отдаёт колючей пылью сушёной сибирской клубники, где малым-мало слышится, нет, не запах, а мотив, нюанс, далёкий намёк на прошедшее лето. Напоминает, но не то. Того не воротишь…
Спасибо сказали: Patriot, bgleo, svekolnik, sibirec, Куренев, Нечай, evstik, Надежда, anatoly73

Пожалуйста Войти или Регистрация, чтобы присоединиться к беседе.

Больше
08 фев 2017 15:12 #37555 от GalinaPavlodar
Вы так интересно пишете. Читаешь и видишь все как наяву, как будто в кино. Книгу надо издавать обязательно. Браво!!!
Спасибо сказали: bgleo, Полуденная, аиртавич, anatoly73

Пожалуйста Войти или Регистрация, чтобы присоединиться к беседе.

Больше
10 фев 2017 10:58 - 10 фев 2017 10:59 #37580 от аиртавич
Неплохой иллюстрацией к миниатюре «Разные подходы» служит реальный случай. Генерал-губернатор Туркестана К.П.Кауфман предложил взыскать с Китая контрибуцию для покрытия наших расходов, связанных с подавлением антикитайского мятежа и возвращением Восточного Туркестана в лоно Поднебесной. Наши затраты (прямые и косвенные, например, упущенная выгода российских купцов и промышленников) генерал оценил в 120 миллионов рублей. Взысканные средства направить на строительство железной дороги Оренбург-Ташкент.
И что? Как ни странно, российский МИД обозначил протест. Как? Сие невозможно – фыркали паркетные шаркуны, Россия – могучая держава, у неё хватит достоинства не сшибать рубли где ни попадя…
Самое поразительное: эти, прямо сказать, дурацкие настроения светских щелкунов, рьяно поддержал… министр финансов России генерал Самуил Грейг. Тот самый, который на проекте о строительстве железной дороги неизменно чертил: у казны денег нет!
Когда Кауфман и деньги нашёл, вельможа встал в позу: «России неприлично уподобляться торгашеству Англии, не пропускающей случая обогащаться за счёт эксплуатируемых ею наций» ( В.С.Кадников, «Из истории Кульджинского вопроса»). Прям как большевик-ленинец, проштудировавший работу «О национальной гордости великороссов»!
Возмущённый до предела светским фатовством и наплевательским отношением к истинным интересам Отечества, Константин Петрович ответил министру, не скрывая издёвки: «Ваше высокопревосходительство напоминаете мне гордого испанского гранда, на плечах которого надет плащ, весь украшенный древними гербами и знаками высокого достоинства; только печально, что под плащом он тщательно скрывает пустую и дырявую суму». ( В.С.Кадников).
Грейг побежал, конечно, жаловаться, но государь счёл нужным лишь слегка пожурить туркестанского губернатора. Дело кончилось тем, что Джунгарию, Кашгарию, Илийский край китайцы получили, считай, даром. Им выставили 5 миллионов рублей. За 8 лет сплошных расходов. При транспортном плече, между прочим, из центра Туркестана до Кульджи в 950 вёрст непростой местности и реальных угрозах нападения.
Последнее редактирование: 10 фев 2017 10:59 от аиртавич. Причина: ошибка
Спасибо сказали: bgleo, svekolnik, sibirec, Куренев, Нечай, evstik, anatoly73

Пожалуйста Войти или Регистрация, чтобы присоединиться к беседе.

Больше
13 фев 2017 08:04 #37617 от аиртавич
С возвращением!
Казаки устало, но споро слезали с сёдел, разминали ноги. Доброхотные коноводы из мОлодежи батовали потных строевиков у коновязи обочь станичного правления. Народу вмиг набежало, но мешаться с прибывшими нельзя. Команда обязана доложиться атаману и старикам. Те степенно выходили на высокое, о десяти ступенях, крыльцо. Дед Варфашка оглядел две шеренги вернувшихся и молвил для себя обычное:
- Полетели за море гуси, а прилетели тожеть не лебеди, мы вот, бывалча…
- Ах, чтоб тебя, сват, не язык, а наждак…
- Главно: целы-здоровы, и все…
- Нам лебедей не нать, гусь - свойская птица…
- От заладили, стары черенки, радуйтесь: внуки прибыли…
Тут говорки и смехи перекрыл зычный рокот Егорова, станичного атамана:
- Здорово, молодцы-аиртавичи!
- Здравия желаем, господин атаман! – негромко, но единым дыхом ответствовала команда, вызвав восторг ребятни, которую всё отодвигали от крыльца и не могли отодвинуть…
- Поздравляю с возвращением в отчую станицу!
Троекратным «ура» отвечали казаки. Ребятня кинулась к строю, прилипла к братьям, дядьям. Егоров, рассмеявшись, махнул рукой дежурному наряду: пущай, оставьте их…
Приказный Чепелев доложился, как положено, с атаманом двигались вдоль строя. Егоров всматривался в повзрослевшие, изменившиеся лица. Угадывал по именам...
- Нешто Павел Максимов, ты? А нашивок скоко – молодец!
- Ого, а это у нас Федьша Шейкин? Ну, ты глянь…
- Семён? Корниенко? Мимо бы прошёл, не узнать…
- Гавря Агеев? Еди меня комары! Провожали – во был, а подматерел!
- Не, ну по таким усам энто не Ваня, целый Иван Филипыч Евдунов!
- Цепка за что, Мишаня Осипов? За стрельбу! Горазд…
Так дошли до правого фланга. Тут целый концерт-представление.
- А где у нас Ульяна Атасова? – заозирался было Егоров, высматривая толпу народу, увидал, - ну-к, подь суды! Подь, подь…
Статная казачка уже шла к строю. Атаман встречал её, вдовую с прошлого лета, низким поклоном, поставил перед всеми, дал команду «смирно!», взял под козырёк:
- От станицы Аиртавской, от полка нашего, от наказного атамана Войска и Государя Российского, великая тебе, Ульяна Куприяновна, благодарность! – а продолжил по-простому, по-человечески тепло, ко всем обращаясь, - смотри, люди, кого она и, Царствие Небесное Прокопий Фёдорыч, народили-взрастили на службу государю и казачеству сибирскому! Удружили, окромя «спасибо» сказать нечего…
Залитые краской, не шелохнувшись, замерев глазами, тянулись в струну во главе строя два высоких, широкоплечих красавца. Двойняшки Атасовых – Степан и Матвей. И полыхало девичьим румянцем лицо, горели молодым огнём очи матери от мирской похвалы за сыновей. Может, и догадывалась казачка о желание Егорова двор их таким образом поддержать, особо отметить, чтоб не так горестно было заходить на осиротелый без отца двор её сыновьям, – да как всё-таки приятно, как сердце заходилось материнской гордостью. Жалко, сам не дожил, горячка сожгла…
Не смахивая гордых слёз, достойно поклонилась Ульяна атаману, старикам, «обчеству».
- Коли не побрезгаете, Кузьма Сергеич, милости просим к нашему куреню, встречей порадоваться с нами…
- Буду как штык, Куприяновна, - твёрдо обещался атаман и, ещё раз козырнув, галантно проводил на место. И старики одобрительно закивали сединами: едак, едак, Кузьма…
Далее пошло своим чередом. Как происходило 60 лет с гаком уже в сибирской станице на берегу озера, в счастливой подкове курчавых от сосняка сопок…
Спасибо сказали: bgleo, svekolnik, Куренев, Нечай, evstik, GalinaPavlodar, Надежда, anatoly73

Пожалуйста Войти или Регистрация, чтобы присоединиться к беседе.

Больше
14 фев 2017 06:04 #37627 от аиртавич
ЗНАЙ МЕРУ
- В России, у вас, с ума сойти можно. Обычно дело – заказать выпивку, и тут без порядку, - жаловался Иван Фёдорыч, он же Йоган Франц Теске, горномейстер с кокчетавских приисков купца Твердохлебова Зосимы Иваныча.
Ему возражал мосье Говядов с телеграфной станции, и покуда тверёзый:
- Извольте, господин хороший, как нет-с? Не стоит личную вашу неосведомлённость превращать в наветы, пардон, по русским обычаям. Да-с! Могу засвидетельствовать хоть в крайности, что ещё в 1744 годе указом Сената в имперскую систему мер жидкостей введена вполне обиходная даже для иноземцев мера – бутылка. Что непонятно?
- Йя, йя, - усмехнулся немец, тыкая рукой за стойку, - бутилька. Какая? Вот такая или такая? Семеро на лавках у вас, так? Просил - столько, для аппетит… а слуга нёс ошень мног… Надо пить, так? Потом валять траву? Зерр гут! Русски пьёт без мер, он мер не знает… Вы пропадайте без меры, Дмитри…
- Не пытайтесь паясничать, мин херц! Указ чётко давал знать, что в ведре полагается иметь 13 бутылок с третью. То бишь, бутылка составляет три сороковых части ведра. Сороковка! Ферштеен?
Однако Теске саркастически делал гримасу и покачивался всем торсом от недоверчивого зюйда к решительному норду. Что делало тон телеграфиста наступательным:
- Однако это совсем не значит, что до указа лили без мер. Положительно заявляю! Да и сегодня кроме бутылки есть достаточно всяких ёмкостей. Так я говорю, Фатеич?
Фатеич, кабатчик, осклабился от польщения, приосанился:
- Вестимо так-с, господин Говядов. Меры наличествуют, без их торговли нет-с, обманство сплошное явится…
- Ну! Русским же языком… Поясни басурману, - приглашал в дискуссию телеграфист в новеньком мундире.
- Так что, в бочке имеется 40 ведёр вина, - целовальник налёг туловом на стойку, ровно профессор на кафедру, - кады мастеровые с салотопки гуляют, так мы их заказы сполняем. В порядке начала, для затравки, сказать, выпустить полведра требуется, али, скажем, четверть – будет сполнено. Чика в чику. Опосля уже по-иному меряем… А не то взять – «осьмуха» али «крушка». Энто кады сапожники в одиночку, до драки, потребляют али кузнец станичный Иван Пантелеич. Он чаще с устатку… Тут и думать неча – восьмая, шешнадцатая части от ведра – цедим в мерку. Мишка порции подаёт, у меня строго…
- А ведро? Вас ист шортово ведро? – опять встрял немец, переставая качаться и лыбиться, его, видно, многое вводило в обиду от русской жизни, не одна лишь сибирская пространственность далей и сердец.
- Обнаковенно, знаем-с… В казённом ведре ныне значится ровно 10 штофов, где 16 винных али 20 пивных бутылок, 100 чарок, 200 шкаликов… Публика заказывает, обслуживаем, как же-с… А ежели старых мер взять, тогда посуду тую следоват по-иному считать…
- Найн, - заорал Теске, забывая многие слова на чужом языке, - нихт бутилька! Шельма, гросс больван ист Фатеичи…
- Ну, вот как с ними? – разводил руками телеграфист перед кабатчиком, - уже и били, а всё никак, не втемяшим, на нас же сердятся…
- Что русскому попутно, то германцу, видать, встреч, - сочувственно вздыхал кабатчик,- оставьте его, Митрий Палыч… Орлом комара не травят…
Спасибо сказали: bgleo, svekolnik, sibirec, Нечай, evstik, Полуденная, Надежда, anatoly73

Пожалуйста Войти или Регистрация, чтобы присоединиться к беседе.

Больше
16 фев 2017 06:55 #37659 от аиртавич
А жить надо
В трубе засабанило, внезапно с гулом потянуло огонь в печурке. Осиновые дровишки, попавшие редко между берёзовых поленьев, затрещали сильней, выбивая искры через притвор. Лена, вздрогнув, очнулась от невесёлых дум, которые горчали с каждым днём. Что будет? Понятно одно: с бедой осталась одна, ей платить. Усмехнулась утешению: хоть есть за что…
…Вусмерть заходилась от взрослых ласк. Всё, что было с Сергеем в мужниной постели, оказалось спичкой. Никифор сжигал её костром, испепеляя до тла. До последней кровинки выкипала. Верталась едва не пьяной, сбивчиво врала, что засиделась опять у баушки Даруньки. Утром околдованно шарилась в кути, застывая взглядом запавших глаз на печном пламени. Бывало, валился из рук сковородник, но не хватало сил ответить на ворчливые упрёки свекровки, на недоумённые взгляды деверей.
Зато к вечеру, к ночи ближе, начинала бить молодая нетерпеливая ознобь от мыслей, что опять будут колючие, расшибающие нутро поцелуи, крепкие руки прохладой стиснут её тяжелеющие мгновенно груди и ослабшие ноги сами подогнутся, не сдюживая более ожидания той самой минуты, когда придётся ей снова мучиться до стона, радоваться до слёз, быть счастливой на целый и долгий миг.
И ничего она не могла сделать, ничего. Во хмелю жила Лена, по мужу - Агеева, переставая замечать строжающие взгляды родни. Что ей муж? Другой год, как сняла серёжки*, а тоски нет. Он и рядом-то был – на сырые дрова подтопка, на прореху заплатка. Вроде нужен, вроде… Не противный, стерпливала вахловатость и всё другое в нём, как многие подружки со своими терпели, да вот явился случай с Никифором, и порвалась слабая связь. Застило. Паутинка вместо цепочки железной…
История, как ей и положено, открылась недель через несколько. Приговор станичники вынесли обычный: сучка не захочет, кобель не скочит. Девери на масленой устосовали Никифора до полусмерти, отлеживался. А что ему? Съел сало, утёрся, запёрся, сказал: не видал! Жена его, Маруська, уходила, но и обратно вернулась скоро. Елена перебралась к родителям, свёкор опосля шумной огласки прямо в снег выкинул перед воротами отца её приданое и прочие ремки.
Кажись, не такие уж несбычные дела. Видывали и хуже в казачьей станице. Не впервой кипели страсти то в тех, то в других семьях. Оно так-то так…Ежели бы не дитё, что уже стучалось под сердцем грешницы. Мать шепотком уговаривала вытравить у бабки Ёнихи, но Лена так глянула, так закричала страшными угрозами про себя, что Ефим Никитич Цыганков порешил: чему быть, то нас не миновало, чей бычок не скакал, а теля наше. Стыдобища, слава дурная на двор… А куда денешься? Перинка совести, конечно, не замена, а жить надо…
* по старому обычаю замужние казачки на время службы мужей вынимали серёжки из ушей, вставляли их по возвращению суженых с полка.
Спасибо сказали: bgleo, svekolnik, Нечай, evstik, Надежда, anatoly73

Пожалуйста Войти или Регистрация, чтобы присоединиться к беседе.

Больше
17 фев 2017 06:22 - 17 фев 2017 06:25 #37662 от аиртавич
«АГГЕЛ»
Глаза Манюшки часто делались и вовсе нездешними, когда она вроде как и спрашивала, но будто взыскуя и будто наперёд зная ответ. Казалось, проверяла: ведаете ли? Делалось неуютно под спросом исподлобья. Дитё, а не забалуешь… Мать, приложив край фартука к губам, иной раз крадучи замирала у косяка, наблюдая, как дочка по-частому смотрела, задумавшись, в окошко.
Чуяла Таисья, далеко-далёкое виделось Манюшке за стеклом, но об чём её кудельно-тягучие думки, что туманит синие глазоньки и кладёт на детский лобик тонюсенькую чёрточку будущей морщины – как разгадать и кому? Мучилась мать, бессильная горечь рвала тоскующую душу.
Не зря же сказанула ей старая Стратониха: а ведь дочка твоя не заживётся на белом свете… Да ты что говоришь, баушка, Христос с тобой? – обмерла Таисья посередь улицы, где перестрелись. То и сказываю, что вижу: аггел девчушка, ей в глаза посветило горним, приберёт её Господь от нас, греховодников, чистоту её, - отпела Стратониха да пошкрябала далее. У матери аж волосья дыбом от слов…Поживи после такого.
Обтирала слёзы Таисья, шла нарочито к дочке у окна:
- А мы теперь на улицу сходим да цыпляток глянем-покормим, - весёлым голосом окликала, шустро обнимала, тормошила, - сейчас вот платочек токо повяжем да чуники на ножки взденем…
- Не надо, мама, - делала движение плечами Манюшка, - не хочется…дождик скоро спустится…
- - Да что ты, жаль моя, чистое нёбушко на дворе с парой облачков, айда…
И морозом продирало лопатки у Таисьи, когда через полчаса загонял её в избу ни с того ни с сего обвальный ливень. Истово молилась святому образу Богородицы: да мой ли ребёнок? под моим ли сердцем ношен?
Последнее редактирование: 17 фев 2017 06:25 от аиртавич. Причина: ошибка
Спасибо сказали: bgleo, svekolnik, Нечай, evstik, GalinaPavlodar, Надежда

Пожалуйста Войти или Регистрация, чтобы присоединиться к беседе.

Больше
17 фев 2017 13:27 #37681 от аиртавич
На дальних рубежах
Кауфман кивнул адьютанту и тот зачитал донесение:
- «Бездействие наше в настоящем случае способно вредно повлиять на умы подданных киргиз, уважающих одну силу и решимость, и дать время сомнительному соседу – правителю Кашгарии Якуб- беку подать руку помощи мятущейся Кульдже. Отдельные же экспедиции, как например, разорение Кетменя и Дубуна, полезны, но служат слишком малым возмездием за нападение на русские войска и объявление войны России инсургентом, называющим себя султаном Илийским»…
Генерал-губернатор поднял руку, что означало: довольно!
- Господа, прошу высказываться. Мнение, так сказать, с театра событий вы только что выслушали.
- Позвольте, - генерал Головачёв, военный губернатор Сыр-Дарьинской области, машинально разгладил смявшуюся от движения орденскую ленту, - мы с 64 –го года (1864 г.) слышим о мятежах в Восточном Туркестане. Таранчи, суть – уйгуры, и их одноверцы дунгане восстали против китайцев. Зверства неслыханные с обеих сторон. Илийский губернатор - китайский цзянь-цюнь, дабы избежать измывательств, со всем двором взорвал себя порохом в 66- м году. Шуршуты – так киргизы окрестили китайцев – тоже хороши, довели народ до исступления. Через два года Поднебесная потеряла край. Его прибрали к рукам известные мятежники. После сами сцепились, таранчи побили дунган, их Алахан избран султаном Илийским. Смею заверить – ненадолго. И пусть их… Меня беспокоит наша позиция, ваше превосходительство. Отчего мы на манер олимпийских богов спокойно взираем с некоей отстранённой ложи на тот громокипящий театр событий, как вы давече изволили выразиться? Отчего безучастны? Такова воля государя?
Кауфман досадливо поморщился. Живо вспомнился визит в Санкт-Петербург и назидание министра иностранных дел Горчакова:
- Голубчик вы мой, Константин Петрович, - мягко втолковывал князь, улучив генерал-губернатора Туркестана в Зимнем дворце, - ну перестаньте посылать казаков в горные дебри и персидские пески. Уймите, наконец, зуд своих полковников в Семиречье и за Андижаном. Я не переживу ещё один казус, помните, когда некий Черняев докладывал депешей: взял Ташкент! Кто просил?* Пришлось три дня успокаивать английского посла. Сейчас вы в городе том сидите сатрапом азиатским. Не гневайтесь, шучу… Ну и замрите на рубежах. Довольно. Хлопок сейте, библиотеки и школы открывайте… Бог на помщь! Никаких баталий в Азии! Гу се ке вуле, мэ па де са**… Помните, генерал!
Как не помнить? От этой памяти и голова пухнет. Генерал-адьютанту Кауфману - командующему войсками Туркестанского военного округа, всё ясно. Губернатору Кауфману – административному правителю Туркестана, ясно не очень, приходится семь раз мерить. Горчаков теперь взлетел высоко – канцлер, светлейший князь, а военный министр Милютин, хоть первый для Кауфмана начальник, да только граф, и к царю на доклад Горчакова вперёд пропускает. Как не думать? И это лишь один гамбит… Однако не станешь же всё это обсказывать сегодняшнему совещанию, поверять тайны беспокойного ума Выразился обтекаемо:
- Действия мятежников изначально расценивались нами как досада китайцам. Мы прочили Илийский край хотя бы нейтральным заслоном. Задним умом сейчас понятно, что полезней было бы сразу иметь в лице таранчей союзников России. Увы… Илийский султанат стал занозой в пятке Восточного Туркестана. Сие обстоятельство мы и рассматриваем.
- Занозу следует выдернуть, ваше превосходительство! – вырвалось у правителя канцелярии генерал-губернаторства Каблукова, - не допускать болезненного нарыва. Поступили сведения, что нам отказывают в выдаче Тазабека, султана киргизского, который увёл своих албанов к Кульдже. Российские подданные, заметьте… Повод для решительного разбирательства вполне подходящий. Вплоть для нашего сугубого вмешательства, не исключая войскового рейда за возвратом подданных аулов. Сию причину объясним Азиатскому департаменту, полагаю, у дипломатов не найдётся претензий к нам, военным. Ну а в ходе операции попутно устраним все недружественные проявления со стороны тамошних племенных вождей, чтоб никаких там ханств, султанатов, бекств…
- Не всё просто, господа! – Кауфман крепко потёр ладонью надбровные дуги, - не составляет труда приказать генерал-майору Колпаковскому выдвинуться из Семиречья. Однако, что Илийский край? Де-юре – территория Западного Китая, сопредельное государство, как вы понимаете. 1300 квадратных миль. 200 тысяч проживающих людей…В ордах азиатцев ертаулы (разведчики) из наших не раз отмечали британских агентов… Дипломатия… Англия моментально истолкует наш рейд полномасштабным вторжением на территорию сопредельного государства. Не меньше! Вестминстер разразится нотами протеста. Оттого в Санкт-Петербурге медлят. И вообразите, господа! Не могу же я каким-то – как его? Казабеком – объяснить использование силы. Кстати, полагаю, что на улаживание дел вашего драного султана и урядника со взводом сибирцев достаточно, за сим указую: разбирайтесь на месте с подобными безобразиями.***
- Обстоятельства, как их не рассматривать, с каких угодно сторон, сложатся так, что именно нам, и только нам придётся вскрывать сей болезненный нарыв, - подполковник Солнцев из окружного штаба начинал всегда обстоятельно, - и чем дольше затягивается болезнь, тем опаснее и тяжелее последствия. Якуб-бек явно лебезит перед англичанами. В пику нам задержал караван купца Хлудова. Воры сейчас пытаются перевооружиться, взять резервы, и если они соединятся в Кульдже – это будет серьёзная угроза. Заразу полагается излечивать в корне…
- Прошу избавить меня от азбучных истин, подполковник, - недовольно повёл плечами Кауфман, - действия войск, если вам лЮбы врачебные метафоры, есть род полевой хирургии, где инструментарий известен: пушка и штык, казачья шашка. Для их использования нужен исчерпывающе-точный диагноз, веские причины, так сказать, ибо казачий полк - это вам не безобидные примочки и настойки. И если в палату приболевших, именуемую Восточным Туркестаном, войдёт Колпаковский с сибирцами, то не ради возвращения жалких киргизских аулов, хотя и эту анархию допускать нельзя, беглецов вернуть решительно. Мы пошлём туда достаточный отряд с целью восстановить порядок в крае, для чего наказать таранчей, поставить на место этого зарвавшегося Алахана. Султанат ликвидировать, как враждебное образование. Заодно – и это главное! – по-добрососедски кивнём Китаю и снимем бессонницу у старушки-Англии. Но в Кульджу не ходить! Во всяком случае, до осени туда – ни ногой! Роспись операции обсудим через два дня. Более не задерживаю, господа…
В июне 1871 года отряд военного губернатора Семиречья генерал-майора Колпаковского вступил в пределы самоявленного султаната, разбил его войско, взял Кульджу и подвёл Илийский край фактически под юрисдикцию России.**** Но – дипломатия! В канцелярии его величества императора Александра II изготовили инструкцию послу Бютову в Пекин. Указывалось чётко обозначить позицию и прямо заявить, что «вмешательство наше в дела Западного Китая имеет единственной целью оказать содействие китайцам к восстановлению их власти в отторгнутых западных провинциях» Поднебесной. И продолжать уверения о временном захвате мятежного султаната русскими войсками. Богдыхан, конечно же, выразил признательность. Ещё бы… Но более всех довольным развязкой оказался, как ни странно, российский МИД, поскольку бритты успокоили свою изжогу, увидя, что русские рубежи остаются прежними, ни на фут не приблизившись к Индии.
29 октября 1879 года представители России и Китая подписали Ливадийский договор. Главным его содержанием было устранение Илийского султаната, уточнение границ, свобода выбора населением края своего подданства – российского или китайского. Но император Поднебесной договор не принял. Богдыхан, видимо, посчитал цены высокими.
Пришлось ещё поторговаться и, наконец, 12 февраля 1881 года подписали Петербургский договор. Изменений с Ливадийским немного. Часть края – западный участок долины реки Или и долины реки Текес - закрепялась за российскими владениями. За Китаем – остальная территория с восстановлением его порядков. Наши дипломаты отстояли статьи договора, где китайцы обязывались не мстить местному населению за допущенные мятежные действия, дать таранчам и дунганам право выбора подданства. Утрясли и финансовые дела. За усмирение султаната русские запросили с китайцев девять миллионов таэлей.*****По сути это была плата за уничтожение мятежных сил отрядом блистательного Колпаковского и возвращение утраченной было территории. Сейчас она значится Синьцзян-Уйгурским национальным районом. На него мы можем глянуть с горы Белухи на Алтае. Через крохотный участок. Вся остальная часть бывшей советско-китайской границы досталась суверенным Казахстану, Киргизии и Таджикистану.



* Увы, столь непонятные настроения разделялись многими фигурами света. Так, имперский министр внутренних дел Валуев отмечал событие в дневнике: «Ташкент взят генералом Черняевым. Никто не знает, почему и для чего». Представляете? Получи подобную реляцию Великий герцог Люксембурга или какой-нить среднеевропейский «круль», что бы сотворилось, какой триумф бы праздновали! А у нас…Конечно, когда побережье Тихого океана управлялось из Тобольска, а помещичьи имения «португалиями» мерили, то что значили ташкенты-самарканды? Лоскутки…Таровато жили русичи.
** (фр.) – всё что хотите, только не это
*** Кауфман знал, что говорил. В качестве комментария цитата: «Эта великолепная одиночная подготовка сибирского казака, не терявшегося ни перед тысячеверстной азиатской пустыней, ни перед тысячной азиатской толпой, во всем блеске проявилась и в 1880–1883 годах, когда сибирцы 1-го и 2-го полков несли службу в передаваемом нами Китаю Кульджинском ханстве. Казаки разгоняли здесь шайки дунганских разбойников, охраняли переселявшихся в русское Семиречье уйгуров. А в январе 1883 года отряд из 130 китайских солдат, сопровождавший партию рабочих, попросил у русских охраны… для самого себя. Охранять их поручили приказному 1-го Сибирского полка Светличному с двумя казаками: обе стороны справедливо сочли, что этого вполне достаточно. Узнав, что отряд поджидает банда дунган, китайский офицер и вовсе передал командование русскому казачьему ефрейтору. Светличный же, казалось, только и ждал этого — выслал вперед сильный авангард, сноровисто выставил на ночлеге сторожевое охранение». (Бритвин, монография «Сибирское казачье войско»).
**** Это был второй Кульджинский поход. Кавалерию отряда составлял №2 сибирский казачий полк, где особо отличились 3-я и 5-я сотни. От №1 полка входила одна сотня, казаки которой получили в походе шесть знаков военного ордена. Сотня могла быть составлена из лучших казаков Кокчетавского полкового округа. Упомянутый выше Светличный - из ст.Зерендинской.
***** существуют сведения, что вся экспедиция обошлась нам в 65 тыс. руб. и была покрыта контрибуцией с местных жителей. Другие источники определяют суммы гораздо бОльшие. О них см. комментарий выше, к миниатюре «Разные походы».
Спасибо сказали: Patriot, bgleo, svekolnik, Нечай, evstik, Надежда

Пожалуйста Войти или Регистрация, чтобы присоединиться к беседе.

Больше
25 фев 2017 09:06 #37768 от аиртавич
На лавке у заплота
• Антиресно живёшь, Санькя! Форсисто. Токо шапка у тебя, к примеру, в рупь, а щи
без приварка и крупы, пустые вовсе. Всё у тебя и весь ты навроде вывески у кабатчика, а за ней? Мышь в сусеке с тоски, поди, давится.
- Зато ты, Фадеич, при гуртах и пашне, в назьме и заплатах. Нестой праведника… А не так всё! Я целковому господин, для меня денежки – лёгкие крылышки, для тебя – мысля тяжкие, хомут…Потому как ты – раб, мужика хужее. Таку жизню мне на дух не нать! Не по мне. Я челаэк, а ты – червь, блоха земляная. Не смеись! Вот чё, окромя хрипа да надсады, на одре вспомянешь, а? А мне весёлы картинки в глазах станут! Может, слезУ пущу в миг крайний. Да. Токо от блескучести, которую оставляю на белом свете и смотрю последним разом. А ты? Заплачешь, но разве с потуги да жалости к копейке…
- Н-да, послухать тебя - не жизня, а ярманка кругом, балагана не нать. Винцо, блядва да скоморохи…
- Можа и так. Токо на ярманке той я завсегда с радостью, покупаю и трачу, а ты продаёшь, копишь да горюешь, что содрал мало с нашего брата…

• Про ково спрашиваш? А… Ну, энтот человек у нас с намёками, навроде загадки.
Как быдто видишь, что человек, а приглядишься – сумление забирает. Слыхал: был на копке, был на топке, сидел на кружале, горел на пожаре, стал на базаре? И далее: молод был, сто голов кормил, а стариком стал, пеленаться стал – об чём сказано? Кумекать надо, чтоб ответить. С лёту не всегда получится. А скажешь отгадку – горшок это, так всё сразу просто делается… Вот и Гордей Желтобрюхов (Фёдоров) из таковских. Скажешь: человек – оно просто. А обскажи его, каков из себя – кумекать придётся: а человек ли?

• - Ты присядь-ка, что скажу… Давеча, в церкви нехорошо сделал ты, Павлуша. Нельзя ни в коем разе переходить крест, то грех на душу свою…
- Баушка, не было такого, я только к Петьке передвинулся…
- Того и хватило. К Петьке прошёл, а мимо кого? Там и Анцифер (Заруцкий) с женой да сыновьями стоял, а назади – бабка Митьшиха… А ты поперёд их. Они молятся, а ты ровно басурман протопал, икону застил. От и перешёл крест, что они клали Николаю-Угоднику. У них же Ганька (Игнат) в полку…
- Не знал того я, баушка…
- Теперя знай. Грех это, молитовку або крест заступать, гордыня нехорошая. Ты, навроде, ближе к святым шагнул, а Бог, он от тебя далее отодвинулся. Христос завсегда за обиженных вступается. Попомни.

* Звездился убывающими ночами сибирский марток – надевай семь порток. Иной раз шибало не хуже крещенских. Однако всё выше над Малиновой сопкой взбиралось солнышко и тогда подтаивало в затишках. На полуденных боках престрашных сугробов плелись хрустальные кружева несмелой наледи. Под застрехами и поветями копились и росли желтые от соломы сосульки. С бора по утрам доносились страстные звуки тетеревиных токов. Сбивались в драчливые стайки чилики, бойчали синицы и уже убирались к своим северАм скромные фифики. А то на всю станицу блажила восторгом пережитой зимы какая-нибудь вздорная нетель, пущенная в денник для бокогрея.
Матвей Фёдорыч кинул старую попону на лавку, уселся под ласкающие лучи. Тут же обнаружилась и Матвеиха.
- Пеструха-то вымнеет с задних вымей, бычка принесёт. А Калинка, наспроть, с передних, не иначе тёлочку народит.
- У Кастрюлиных (Белоноговых) вчерась корова двойней отелилась…
- Диво редкое, одношёрстны телята-то?
- Я спрашивал?
- Надо бы. Одношёрстны – к добру, иное – к худу.
- Бабски сказки…
- Не скажи… Корова – она указчица. От ты примечай: как стадо вертается к вечеру, а спереди чёрная либо пеструха идёт – так задожжит, а белая иль рыжанка – к вёдру…
- Брехню всяку сбираете…. Сваты, вон, молодайку верхом на сковороднике доить коров последний раз перед запуском понужали, и чё?
- Чё… У них тёлочек и получили, на заказ быдто.
- А бычки откуль взялись? Пара или три ноне зимуют.
- Ну-к, что ж, стал быть Капа их где-то вильнула, не то сделала….
- Дурость исделали, вот и сказ весь…

* - С какого горя нахлобучился, Якимка? Ну-к, подвинься, - блестел зубами меж усов казак по виду второй очереди.
- Привалил, ровно свинья к корыту, - недовольно встретил Антипа хозяин на лавке перед двором, - тебя токо и выглядывал, гостя жданного…
- Ну, было бы корытце, да было бы в корытце, так и свинки скоро сыщутся, - ничуть не смутился Антип, доставая из торбы половинную четверть, пластушину сала, головки лука.
- Энто, слышь, меняет дело, - смягчился хозяин, - айда в завозню, от греха подалее.
- Вишь, как удачно попал меж косяком и дверью, - опять смеялся Антип, располагаясь на чурбаке, изрядно засиженном курами.
- Мы же с тобой не на косых живём, в ладах будто, наряды и протчее, - баюнил Яким, навроде кота перед чеплажкой сметаны, - а что с улицы встрел неповадно, дык с похмелья башка трешшит, звиняй…

• Со штабной станицы Кокчетавской внутреннеслужащий казак Клим Царевский вернулся злее не бывает. Хряпнул ремнём об лавку перед крыльцом правления, справой громыхнул, ходил рассупоненный, плевался и пылил сапогами.
- Никак снова продулся? – первым спросил полчанина Куприян Плужников, - сто раз говорено: карты да бабы к добру не ведут…
- Много понимашь… Я тыщу сделал, жадность чёртова… Фарт надыбался. Что ни кину, то менее комитетской не вылетает. И с пудом, и полняк раз за разом. Кады другому привалит, у меня, опять же, своя такая. На кону злятся, у них то голь, то трека, ну иной раз – чека там али петух… За час сгондобил кубышку, оно бы и тррр. Тут, на грех, татарин в тюрбане присел. Думаю, курдюк ему подрежу для полного себе удовольствия, да в стремя. И куды что делось?! Кидаю – мимо. Он бросает – есть. Дажеть при своих не удалось уйтить…
- Гляжу, седло и торока у тебя не нашенски…
- Всё спустил, говорю же… Наличность которую, приз за стрельбу в том годе… От нехристь, кто его подослал, вражину, меня озевать. Я банчишко сдуванил, а он его увёл кучкой, в полчаса каких-то…
Спасибо сказали: bgleo, svekolnik, Нечай, Надежда

Пожалуйста Войти или Регистрация, чтобы присоединиться к беседе.

Больше
25 фев 2017 14:17 - 25 фев 2017 14:20 #37769 от аиртавич
Картинки жизни ст. Аиртавской

* В избе у Чубарцов (Корниенко) стоял смех. Совсем разошлись, когда баушка Павлиха поднесла счастливому Софрону крестильный сбитень. Постаралась старая, густо намешала и соли, и хрену, и перцу. Ложка стоит в гуще той. Софрон черпал одну за другой, дико морщился, слёзы шибли с глаз, зато радостно душе… Там, за цветастой занавеской, лежал в зыбке его сынок, скупанный только что в купели, под защитой креста животворящего. Щедрой рукой одарил казак разлюбезную старушку за отцовский почёт свой по старому станичному обычаю.

* Еремеев кряхтя слез с саней, привязал лошадёшку, кинув под ноги ей клок сена. Старая, под стать хозяину, крапчатая кобыла, не глянула на корм, свеся голову, продолжила думать о долгих вёрстах назади, за которыми остались семь жеребят и неисчислимые возы дров, назьма, сена и хлеба… А напереди? Будто человек, горестно переступила с задней левой на заднюю правую. Гадать нечего: там ждёт её серая, под масть шкуре, недолгая жизнь, покуда не явится хозяин с клещами – сдирать подковы…

* Перед службой царёвой заговорил, положил зарок крепкий Тимоха Горочкин (Фёдоров) на себя, на коня своего. Домой вернуться по добру, по здорову. На свою алую горячую кровь, на свой чистый, подложечный пот, на слИну (слюна) тощую. А ещё спрятал до отъездной поры камень-кровавик, серо-зелёный в красных брызгах, что дед Горочка с Ургенча сдуванил. Сам камень знатный - кровь из ран останавливает, не даёт стечь до капли. Так бывалы казаки полагают. Его при себе иметь всегда. И молитвы, на крайние случаи, заучил Тимоха, как в отречИ (казак, подлежащий призыву в полк первой очереди) перевели, хотя вчерась шибким образом расстроился. Старый Ехрем Чаньчиков (Чепелев) за разговором молвил: от смертушки ни крестом, ни пестом не отвилять. Сбрехал, поди, дед, а надёжи сбавил…

* - Поешь вот, накось… Хошь загадку сгадаю? Деревяшка везёт, костяшка сечёт, мокрый Мартын подкладывает… что же у нас будет?
- Не знаю, - канючил Монька.
- Как же не знаешь, болесть моя, - ворковала Нитишна, - деревяшка везёт… ну-ка гляди, вишь как везёт ложка кашку. Рот открывай скорей, от молодец. Костяшки где у нас? Тута они – зубки сахарные. Жуй, жуй! А где Мартын мокрый – язычок наш, вот он, проворный, ишь подкладыват…
- Я сам, баушка, - оживился казачишко, стал черпать саламату да баутку приговаривать.
- От и ладно, мой золотой, - осталась довольна своей проделкой Никитишна, - вози скорей, сечи быстрей, а Мартын тожеть пусть живей проворачивается…
- Ай, - вскрикнул внучок.
- Что, мой болезный?
- Язык прикусил, этот Мартын под костяшки попался…
- Ну, варнак он едакий, от неторопь квёлая, - заругала «мартына» баушка, - ты его кисельком охолонь, испей чуток….
- Его ругаешь, а мне больно, - уросил парнишка.

* В среду средь ребятни особенное выдалось событие. Из мужичьего села Еленовского явился знакомый дядя Епишка, известный кошкодав. Расшибались надвое детские сердчишки. И кошку жалко до слёз, и так хотелось глиняного обливного селезня, который жвакает, ровно живой. А ещё – свистульки, крючки для рыбалки, готовые битки, ловко залитые свинцом, ленты алые, тюрючки с шелковой ниткой… Прорва мелочного товару у дядьки, нахваливает. То в свирельку сыграет, то лампасейками скусными в жестяной банке гремит и губами цмакает, то баутками смешными сыпет, будто горохом по полу… Отдав мурку либо ваську, ребятёнок опрометью убегает подалее, чтобы не видеть ужасающей картины. Епишка с маху бьёт животинку об колесо брички. Бывает и не раз, поскольку каждый ведает: кошурку девятая смертушка донимает, живуча сильно. Работает мужик да приговаривает: не я бью, хозяйка бьёт. Так снимает часть греха за кошачью погибель. Где-то в леску, на пол-дороге, кошкарь обдирал добычу, подсоленные шкурки опосля свозил на выделку колотковых мехов. По особой цене у дядьки шёл приём чисто чёрных или палевых кошек.
Последнее редактирование: 25 фев 2017 14:20 от аиртавич. Причина: поправка
Спасибо сказали: Patriot, bgleo, svekolnik, sibirec, Нечай, evstik, Полуденная, Надежда

Пожалуйста Войти или Регистрация, чтобы присоединиться к беседе.

Больше
07 март 2017 12:00 #37843 от аиртавич
ТАРАТАЙКИ
Я любил тот край… Где особые дали засасывают неосторожные души. Где впечатляет громадная пустота неба. Печального в предзимье, когда горько тянет полынью и мокрым пером. Ликующего весной, когда синь наполнена гимном возвращения птичьих стай, торжеством бурных и радостных звуков. Толика гнездилась, основная масса рвалась дальше в Сибирь, вплоть до тундры и ледовитых берегов.
Кургальджинская группа озёр с устьем реки Нуры – книжное название места. Территория государственного заповедника, одного из первых в СССР. Двести км от Целинограда на юг и словно выезжал в 18 век. Исчезали столбы с проволокой и прочие приметы цивилизации. Запрещены все виды хоздеятельности, первозданная степь. Кругом – озёра: зеленоглазый Есей, Каражар, Кургальджинское…
Сибирские казаки застали в тамошних окрестностях многие памятники ветхозаветных веков – «мазарки», до фундамента оплывшие турлучные стены древних поселений и ещё менее приметные глазу полевые следы земледельческой, не кочевой культуры. При внимании отыскивались слабые контуры водотоков, каналов, плотин… Иные неброские поднятия населены были каменными бабами, которые с допотопных лет безучасно таращили охряное подобие глаз сквозь вёрсты, столетия и суету сует. Будто проводили когда-то, кого-то, а теперь без устали ждут, выглядывают запредельные линии горизонтов. Ноль внимания на людей.
Никакой охоты, естественно, в том птичьем царстве. Однако был у меня знакомец – таксидермист Чесноков. Ему дозволялось добывать даже краснокнижных птиц для изготовления «биологических панно» (чучела на макетах среды обитания) по заявкам союзных НИИ, республиканских краеведческих музеев. С ним увязывался в интереснейшие поездки. При обязательном сопровождение кого-нибудь из орнитологов. Стреляли половинными мерками пороха, чтоб не расшибить шкурку. С близкого расстояния, иначе слабым зарядом не взять. Приходилось непросто. Хоть и заповедник, а птица пуганная, обстрелянная на перелёте в трёх-четырёх государствах.
Кургальджино – безопасная и удобная перевалка, птичий вокзал с «комнатами» отдыха и подкормки и потому слетались миллионы. Кого только не видел! Королевская дичь – вальдшнепы, кроншнепы, бекасы… Утки и гуси многих видов – чирки, свиязи, кряквы, широконоски, гуменник, свистулька, серый, казара…. От озёр гул на километры. Весной особенно. Все же – в спешке, дерутся, скандалят, как командированные у вокзальных касс. На воде – темно от водоплавающих. В степи – от повально кормящихся и отсыпающихся для дальнейшего рывка к дому.
В тот раз мастер получил заказ из Ленинграда на семейство лебедей. Мне стало не по себе от перспективы, впору отказаться от поездки, но выручил орнитолог Саша Минаков: ты хотел на турухтанов глянуть – вчера подлетели. Как устоять?
Глядеть отправился один, специалисты отъехали на охоту. Скрадок показали с вечера: естественный ровик, вроде окопчика. Захватил, чтоб накрыться, обрывок маскировочной сетки – презент ракетчиков из Державинска (там стояла дивизия РВСН), а снизу от сырости кусок плёнки. Улёгся. Не диван, но терпимо…
Поглядываю в бинокль. Ага, есть появ… Вёрткая стайка из дюжины петушков. Сели на горочке, метров за пятьдесят, то ли сурчина, то ли ещё что… Там точок. Ветер ворошит оперенье, хохолки, крылышки. Самчики шустро бегают, дерутся. Один хорошо сдагадался… Станет под ветер, распушится, подскочит, его порыв вздымает и кидает на соперника, тот кубарем…. А умник опять бежит на кочку, чтоб выше всех, и вновь налетает на того, кто под ветер ему. Всех валит, герой! Мы так в «царя» на сугробах играли. Н-да, где только курочки шлёндрают, глянули бы на ухаря… «О боже, какой мужчина» - сейчас по телевизору поют. Вдруг птицы шугнулись, слетели… В небе – пусто, пора размяться…
Встаю полюбопытствовать: что за бугорок? Задернённый, ямки с пылью – «ванночки» для купания, а в одном месте гнилушка виднеется. Дерево росло? Да откуда ему взяться – степь голимая. Взялся – точно, древесина трухлявая, отломилась, остаток глубже уходит. Достал «сапёрку», копнул… Догадка током шибанула. Уж не могилка ли с остатками креста? Вхожу в рассуждение… Поселений ближе восьмидесяти км нет. Целину здесь не распахивали. Совхозов не строили, стал быть, погостов не может тут быть. Мусульмане погребают без дерева. Да и обломку по виду лет сто. Может – казак? Из христиан тут кому более ездить? Версия вполне. Тут, помнится, был путь со станиц Атбасарской, Акмолинской на Каркаралинскую. А ещё ходили караваны из Петропавловска на Иртышскую линию и вверх до Кяхты, Семипалатинска, откуда в Кашгар, Китай… При казачьих конвоях. Приболел служивый, схватило-скрутило в одночасье, барымтач с берданы ссадил, мало ли… Весёлое горе – казачья жизнь. Любое случается. Лето, жара, до дома как везти, товарищи здесь и схоронили. На обратном пути крест прихватили, водрузили. Стоял, покуда не состарел, в час какой-то повалился под коршуном. Им только дай на возвышениях посидеть. Крещусь на помин души…
В линзах от полудня наблюдаю стайку, бегу в ухоронку. Опять турухтаны, по-нашенски – таратайки… Видать, и у них тут место «намоленное». До того шкодные, размером с куликов. Долгие ножки, клювы, статью схожи с болотной роднёй, а вот перо иное, совсем несбычное с бекасом или чибисом. У турухтана вид шиковый, всяк петушок, когда в силах, собственным кафтанишком форсит. Ни с чьим не схожим. И ещё – воротник откладной, шалевый. В глазах рябит от разномасти… У кого жилетка голубенькая, крылышки срыжа, а по ним крапины чернявые. Воротник вороной, щёки близ клюва в жёлтых бугорках, над теменем ушки из красноватых перьев…. Другой весь диконького (серого) цвета, зато «жабо» и всё на голове – пенно-белое. Третий…. Лапки тоже разные, то скрасна, то ссиня бывают.
Ярые бои, концерты и променады таратайки дадут на родимых гнездовьях, где-то в Заполярье, а мне показывают репетицию. Бойко шубуршится очередная ватажка голов на двадцать. Углядываю и самочек, они, как обычно, скромненькие, веснушчатого пера. Приглядывают. На току турухтан рьян и боек. Шею вытянет, пригнёт, растопурщится весь из себя, чтоб кафтанишко и всё прочее до последнего пёрышка выказать будущей жинке. Крылами работает вовсю, чиликает и носится по току, вспархивает, чем на тетерева схож. Кто попадётся на тропе страсти – в драку с ним обязательно. Клювом, коготками норовит достать. Иной раз делают фокус. Петушок столбит землицу носом, втыкается прям, а затем подтягивается на нём, обессилено тащится…. Вот как забирает родимого! Ни у кого не видел такой повадки. Силён! Да не этим одним. Надо ещё знать, что летит птаха на русскую свою родину ажно из Южной Африки, не всякий орёл сдюжит.
Как всё хорошее, мигом кончилась пара кургальджинских дней. А сейчас до них и вовсе целая прорва времени и вёрст. Не достать уже…

ДОГОН
Смирённо отошёл Назар Шеин. Затих. Отлетела ещё одна душа казачья. Убили. Глупо. Хотя где она, смерть умная? Бывает ли? Ему бы, как трубочку запалить, в камыши глянуть. Высокие, густые они на Нуре. Не глянул. Оттуда и ссадили. В упор. Не ойкнул.
А ведь по другому могло получиться, поймай он шевеленье в тех чёртовых кущах… Шеметом бы вылетела винтовка из-за спины, приклад влип в плечо и почти без поводки грянул бы ствол на обгоне уходящей цели. Так и видится: падает варнак, подломленный пулей, доносится до казака тупой звук поражающего заряда калибром в три линии…Только не так случилось. Назарку свалили. Назарка упал. Зачем далась ему трубка в тот миг! Ровно Тарасу Бульбе. Нет, обождать бы, осмотреться.
Пусто его место у костра. Пусто будет слева от Сергея Николаева, назаркиного свояка, доведись скакать в лаву. В жизни разъезда пусто третий день. Конь плохо даётся, ржёт, зовёт…. Что дяде Михаилу сказать, как тёте Груне в глаза глянуть, Ирину и детишек встретить, когда кинутся навстречу?
…Выкопали могилку на аршин ниже ковыльной дернины, положили убитого перед холмиком глины на краю горестной копанки. Гордей Ефанов прочитал положенный в походе канон.
- Не серчай на меня, Назар Михалыч, - склонил голову урядник Фёдор Лимаренко, - не сберёг, не упредил. Себе-то не прощу… Спи спокойно. Место, вишь, хорошее досталось, на все стороны видать, сухое. Ежели северко дунет, так привет навеется с родимой сторонки… Обидчиков достанем, не сумлевайся. Без того нам нет дороги домой… Айда, казаки, прощевайтесь...
- Худой я отрядный, Ероха, - жаловался урядник наряду своему, - шестеро, теперь пятеро. Ежли урон такой нести - царь войска не настачится. Негожий, не утешай…
Скоро разъезд уходил шибким аллюром к показавшейся через день кромке Каркаралинских сопок. И хотя ночевали «под шапками» и страшно «ловили окуней» на стременах – взяли след, заложились по горячему. С утра и вовсе двигались вназирку за столбами пыли, вздымающихся с солончаковых куртин. Барымтачи тоже не из железа, вяло встретили. Положили их без выстрелов. Протащились с версту да и сами попадали спать… Один Лимаренко качался, ровно пьяный, меж абы как сбатованных коней, подбирающих в торбах последние жменьки ячменя.
Малым-мало обыгались к вечеру, отыскали в лощинке за увалом порядочную отару баранов да косяк с двумя павщими жерёбыми кобылами – загнали их воры. Жалко, а что сделаешь. Тут цена куда более высокая плачена за степной рейд. Киргизам радость от возврата скота, посёльщикам горе-печаль доставил вернувшийся разъезд.
Спасибо сказали: Patriot, bgleo, svekolnik, sibirec, Alegrig, Куренев, Нечай, evstik, Полуденная, Надежда

Пожалуйста Войти или Регистрация, чтобы присоединиться к беседе.

Больше
18 март 2017 16:08 #37950 от аиртавич
ПЕРВЫЙ
Обоз встал. Народ выволакивался из поклаж, кошёвок, крытых возков. Загребая в пимы, торили обочь пути глубокую борозду в сыпучем мартовском снегу, сбираясь ближе к хвосту. У саней, доверху закинутых тулупами с рогожной полстью наверху, уже скопилось собранье. Морозец подбирал с утра, толклись, кто помоложе, для сугрева, ребятня и вовсе наладилась в прятки меж отцовских зипунов да матерних шушуней. Пятидесятский Евтей Скляров с группой осанистых бородачей стоял ближе к возу Ефима Гуржиева. Рожала сноха их, Парунька (Параскева). Оставляли третьего дни в умёте, у доброго человека, чтобы под крышей, в тепле, – не схотела. Ныне плановали не ранее ночлега, да, видать, растрясло… Наконец, суетившиеся бабы с повитухой Зотовной, выпрямились враз и сквозь негромкий ропот человечий, фырканье подусталых к полудню лошадей, награждая тишину новым и неожиданным дикому простору звуком, раздался пронзительный крик ребёнка. Так было слышать его внове, в сём крайне неподходящем месте, что стих народ, от неожиданности сдал сани чубарый гуржеевский мерин, тут же молча острунённый, а привыкшие ко всему на свете обозные мудротерпеливые волы разом втянули подмерзающие слюни.
Скляров принял новорожденного, уже спелёнутого с головой. Не сдержался, отворотил тряпицу, глянул осторожно.
- Говорь, скажи слово, Евтей! – затребовали не только бородачи.
- Да об чём тута баять, - встрял было Мишка Антоненко, прежде чем цыкнули на него, шубутного везде, - сыскали невидаль…
- Да, люди, - начал Скляров, - дело, кажись, и впрямь обнаковенное… ежли б дома, на Айдаре, в Старобельске аль в Подгоровке, к примеру…Откуда пробираемся сколь времени. А здеся, сёдни, - это праздник! Для Гуржиевых, для всех нас радость…
Название родчих мест, отсюда уже невообразимо далёких, впечатлило поезжан. Харьковщина, Воронеж, Липецк и Тамбов с чёрной непролазной грязью гужевых дорог. За ними – Пенза с поворотом на Симбирский тракт с переправой через Волгу-матушку в направлении на Оренбургские покатые степи. А далее – ломаные горизонты Приуралья, уездный Троицк, линейная станица Алабутская… Весна, лето, осень, перезимовка, теперь март и последний перегон на неведомый Кокчетав, а там, Бог потрафит, так и до места преодолеют последние вёрсты и дни. К пахоте поспеть бы…
- Ещё не знаем, - продолжил Евтей, - где она, наша станица, ещё забываю, какое она прозванье начнёт иметь, а у нас уже прибыль, уже барыш – человек родился, первый коренной сибирец в мир пришёл. Наших кровей, сок земли, которую мы спокинули… С одной стороны, ежели глянуть. А с другой - этот вот оголец родиной, землёй своей собственной обзавёлся, сибирской… Она для него – мать. Славная оказия случилась, православные!
Бабы заутирались, сорвалось причитание «ой, да куды нас Матерь Пречистая ховает, грешных», но Скляров вдруг высоко поднял ребёнка и крепко, властно вскричал, улыбаясь во всё своё широкое лицо:
- Тихо, мужичьё лапотное, квасное-соломенное, когда казак чистопородный шумит, слово явить сбирается!
Наверху Евтей слегка потряс кулёк. Дитё, как будто поняло момент, и над смолкнувшим обозом, над парами дыхания многих живых существ, над общим взглядом всё понявших переселенцев не пискнул, а во весь голос зашёлся детский пронзительный крик. А Евтей как вина хряпнул кружку, ухарем двинул на столпившихся.
- Эй ты, куль с бородой на говяжьих подставках, - напёр на прогонистого Мирона Вербицкого, - ходи отсель! Не засти нам пути, репа лемешная! Казак гуляет…
Шутейство артельщика распознали, стали подыгрывать, пугаясь понарошку, раздавались дальше от саней. Скляров ловко обопнулся и, ровно в кадрили, сделал тур с младенцем под кошомное хлопанье мохнаток. И смеялись не знай чему… Брало за душу что-то, радостно было, и всё тут…
- Удачно Парунька распорядилась, хлопца принесла…
- В сам-деле – казак, ишь голосит, ровно хозяин!
- А он и есть хозяин, ему уже тридцать десятин отдай - не греши… Положено…
- Ну, с почином курень ваш, Ефим Тарасыч, молодец Петро, - Скляров вернулся с круга, передал дитёнка, нагнулся к роженице, - спасибо и тебе, Параня, от всего обчества за казака будущего. Эй, односумы, что стоите? Петра-то и качнуть не грех!
Кто из обозников помоложе тут и кинулись к отцу новорожденного, и он уже летал наверх под шумные возгласы, смех и баутки. Заодно взяли в оборот и деда…
- Отойдите, наянные, дитё спужаете, - застрожилась Скляриха, гордо поблёскивая завлажнелыми очами: знай, дескать, нашенских…
Народ, принявши распоряжения десятских, расходился к семейным кладям на полозьях. Шли веселей, пришучивая над словами артельщика. Ловко он ввернул про мужичье племя и казачье. Приняли без обиды, с надеждой, что теплилась в душе каждого и укрепилась рождением первенца. Оно будто верно Мишка сказал: с чего вроде всполошились? Ну, родила Паранька. Дак в обозе ещё три-четыре бабы в тяжести. И кто знает, может у прочих под сердцем уже вьёт гнёздышко живая душа. Пойдут дети, пойдут обязательно. На Руси великой такое дело - не шибкая новость, слава те, Господи! Однако все другие будут вторыми, пятыми, двадцатыми… Первый, он сегодня в снегах сибирских дал себя знать. И это его первородство делало парнишку общей радостью, наделяло добрыми мыслями на счастливое свидание с новой землёй, крепило веру в добрый исход.
Тянулся обоз, тянулись мысли людей. Им, в поколениях гнутых оброком, рекрутскими и прочими тягостями, порченых в девках озорными барчуками, грело душу одно – детям их уготована иная участь. Верилось с опаской, но слышали от ушлого человека, что казак в трёх случаях готов преклонять колено – напиться в ручье, даться немощной материнской руке, целовать священный край полкового знамени… А более не моги!
Нам бы ладно – вздыхали на возах – мы бы по-старине обошлись, и шапки долой, и на коленки бухнулись, ежели припрёт… Не облезем, не велик убыток с привычки. Дети бы, внуки тую гордость освоили, в кровь себе пустили, духом казачьим приосанились и в обычаи взяли. Вот где стоящее дело! За ради него и в Сибирь грянули. Этот-то ребятёнок с рождения вольный, с него пойдёт племя, которое ни кнутов не узнает, ни «берёзовой кашки» (розги), ни пьяной злости барина. Господи! Да освятится имя твое…
Качались в дороге, продумывали всяк своё. Иной кряхтел досадливо от злой думки, другой довольно крякал при удачливой мысли… Парнишка на одном возу родился, но обоз целиком будто в обнову переоделся, в чистое перед долгожданным свиданием…
Спасибо сказали: Patriot, bgleo, svekolnik, Alegrig, Куренев, Нечай, evstik, GalinaPavlodar

Пожалуйста Войти или Регистрация, чтобы присоединиться к беседе.

Больше
20 март 2017 14:28 #37961 от аиртавич
Непотребство
На Святой зарядили первые дождички. Тихие, без грома и грозовых туч. Который день, то хмарило с прохладой, (но от холодов Бог миловал), то шелестело прелым бусом или, сказать по-киргизски, - магычкой на павшей листве и жухлой огудине в огородах. А то затягивало, хоть огонь засвечивай средь бела дня, и тогда летели сверху осеняющие капли, по-настоящему обмачивая человечьи и скотьи ухожи, прясла, конопляники и престрашные ракиты у пруда с мельницей. Частые струйки занавешивали серой кисеёй сопки, лесные опушки, просёлки… Тогда всё хлюпало, сочилось, опять выступала вода, ревела от бесприютности чья-нибудь коровёшка…
То ли пасхалии, то ли погоды не для работы расповадили казаков. Оно ведь хоть как возьми, одно дозволенное в праздники заделье – прибрать за скотиной, которую уже кой-кто мастырился выпускать на выгоны. Где, по справным семьям в особенности, благостно чИнились, ходили христосоваться по родичам, не пропускали службы в станичном храме. Где полулодырничали, прибираясь по мелочам пред выездом на пашню, наведывались верхами – телегой не проехать – на заимки…
А вот в избе давнишнего бобыля – Парамона Дейкина – как разговелись, так и продолжали гулять. Иные менялись, устамши, зато Мишка Щербинин, Федька Лукьянов да Пашка Царевский – ни за порог! Разве что на двор лисиц драть (блевать) или на кучу сбегать… И так до среды, считай. Великой! Отцы варнаков являлись к бобылю с увещеваниями по-хорошему, по-плохому, со скандалом прям, а без толку. Оно и ясно: разговаривать с кем? Пьяному же, что совой об пень, слова отцовские, потому как в стельку и без продыху. Ровно с ума сошли…
Беспокойство копилось, пора бы и сделать что-то против непотребства. Атаману сказать – хозяйству убыток, потому как Атасов заграбастает на повинности али в холодную запрёт, а работать кому? Другие способы довелось искать, пробовать. Первой решилась Капа (Капитолина) Лукьянова, Федькина матерь. Перестрела под случай отца Василья, пожалилась, прося Христа ради наставить заблудших. Попенял батюшка за промахи воспитания молодёжи и слабое почтение к нуждам церкви всей их родовы, Лукьяновых то бишь, однако не отказал.
Тем часом и двинулся за речку, где стоял двор Дейкина. Из трубы – пахучий дымок, собачка взлаяла на гулкий стук посоха в ворота, брякнул засов: здрассте вам…
- Что же ты, греховодник, благословения даже не просишь? – батюшка сразу решил натянуть поводья, взять право наставника, - веди сейчас же в вертеп свой окаянный!
- С вами по чести поздоровкались, отец Василей, - не смутился хозяин, - а коли устав наш не по ндраву, так ходили б мимо… вам нашего зАулка до недели хватит…
Меж тем вошли. Из живописцев один бы Верещагин пришёлся впору – картина его кисти предстала перед очами пастыря. Час был давненько, сказать, не ранний, а на конике странным валетом угнездились два казака и храпели со всех сил. Спроть их, у порога, где рукомойник, заместо шайки стоял курчавенький телок, недельного, не дольше, отёлу. С полатей свешивалась пола шинели, а с-под неё – бахрома женской шали. Простенок украшали два лубка, из которых один был срамной с непотребной надписью: «мужик Пашка поел кашки»… Со стола спрыгнула кошка, ей там ловить нечего: пилюстки капустные в чеплажке, засохлые лужицы, крашенные яички вперемежку с головками лука, пустой противень, на краях – две четверти… Разгоралась печь, на загнетке закипал самовар – лишь эти признаки домашности останавливали сказать: хлев заместо жилища. Поп широко окрестился на божницу в красном углу, испрашивая у ликов ободрения и крепости духа.
- Дык с чем пожаловали, отче? – Дейкин успевал от души совать под бока спящим, те очумело подымали кудлатые головы, таращились на рясу и крест, - кумпанию составить?
Отец Василий возмущенно глянул, молча пока продвигаясь к единственному табурету. Только сел, обдулся платочком с душистой водой, как через порог явился новый гость ли, постоялец.
- О, аккурат и Микита Семёныч вертается, - встретил моложавого казака хозяин, - он у нас отлучался за нужным делом, теперя очухаемся… Разговеемся ещё да споём чё-нить, а, святой отец? Из духовного? На улице-то праздничек, погулять не грех…
- Праведен муж весь день ликует, то правда есть, - забасил о.Василий, - вы доколь ещё беса намерены тешить? Да ещё во Святой недели! Не спеть вам катавасию никольим способом. Каким чередом ни ставь образы ваши, всё выйдет немочно. Ибо вы на человеков мало схожи. Дорвались, последнее что-ли допиваете?
- Мы в церковну кружку сроду не заглядываем…
- Стыд и срам вавилонский, - рявкнул батюшка, гася попытку перечить, отчего кот, на всяк случай, шеметом метнулся через дырку в подпол, хотя не пил, - станицу осодомили, во грехе погрязли по самые ноздри! Оттого дух ваш нечестив, дышать от вас нечем, и рожи поганые…
Долгонько честил по всякому, грозился анафемой, ежели к вечеру беспутство не прекратят. Особо взъярился, когда «на огонёк» заглянули две подружки известные – посохом вытолкал, яко коз блудливых от оклунка, топотал следом по улице аж до плаца. В избе взялись было после ухода попа и отгремевших отповедей за хиханьки да хаханьки, однако Дейкин так понужнул яро – выперлись скоро, похватав одёжу как попало, разбредаясь по домам всяк на свою «живодёрню» с «мыловарней»…
Спасибо сказали: Patriot, bgleo, Куренев, Нечай, evstik

Пожалуйста Войти или Регистрация, чтобы присоединиться к беседе.